Огонь между небом и землей (СИ)

Он засунул деньги в задний карман.

— Вы оба должны знать, как вам повезло, что у вас есть я. Но не думайте, что я продолжу платить аренду, как раньше.

«Мы не нуждаемся в тебе», — хотел сказать я. — «Уходи и никогда не возвращайся», — мечтал я закричать. Но держал рот на замке.

Он направился к маме, и я видел, как она вздрогнула, когда он погладил ее по щеке.

— Ты же знаешь, что я люблю тебя, да, Джули? — спросил он.

Она медленно кивнула.

— Я знаю.

— И что я просто хочу для нас счастья. Не так ли?

Она кивнула медленнее.

— Да.

Он наклонился и поцеловал ее в губы, а я захотел, чтобы он сгорел в огне. Я хотел смотреть, как он горел бы и кричал от боли за то, что использовал маму, так сильно унижал и плевал в ее душу.

Но еще мне хотелось накричать на маму, потому что она, определенно, отвечала на его поцелуй. Когда они отстранились, она смотрела на него так, словно он был ее Богом, хотя в действительности он был Сатаной в дорогом костюме.

— Логан, — сказал он, подойдя к двери, чтобы уйти. — Если тебе нужна настоящая работа — настоящая мужская работа — я уверен, что всегда смогу принять тебя в семейный бизнес. Эти копейки никуда тебя не приведут.

— Меня это не интересует.

Мой ответ растянул зловещую улыбку на своих губах. Каждый раз я давал ему один и тот же ответ, но каждый раз он улыбался, как будто знал какой-то секрет и держал меня в неведении. Когда он покинул квартиру, я тяжело вздохнул.

— Что с тобой такое?! — закричала мама, бросаясь на меня и толкая в грудь. В растерянности я схватил ее худые запястья. Она продолжала кричать. — Ты пытаешься все для меня испортить?

— Я просто остановил его, когда он бил тебя!

— Ты не знаешь, о чем говоришь. На самом деле он не собирался сделать мне больно.

— Ты сумасшедшая. Он сделал тебе больно.

— Отпусти меня, — заскулила она, пытаясь освободить руки из моего захвата. Я отпустил ее. Через секунду она подняла руку и ударила меня — сильно. — Больше никогда не вмешивайся в мою жизнь. Ты слышал меня?

— Да, — пробормотал я.

Строго глядя, она ткнула пальцем мне в лицо.

— Ты. Слышал. Меня?! — снова спросила она.

— Да! — заорал я. — Я слышал тебя.

Но я врал прямо ей в лицо, потому что, если бы опять увидел руки отца рядом с ней, то снова заступился бы. Я бы дрался за нее. Я был бы ее голосом, даже если это значило бы потерять свой собственный. Потому что знал — он делал ее немой. Он гасил ее внутренний огонь.

Мам, вернись ко мне.

Когда я потерял ее? Она ушла навсегда?

Если бы у меня была машина времени, я вернул бы все назад и исправил совершенные ею ошибки, заставившие пойти по этому пути. Я бы направил ее влево вместо того, чтобы идти направо. Я бы умолял ее никогда не начинать курить. Я бы напомнил ей, что она красивая, даже если мужчины говорили другое. Я бы вылечил ее сердце, которое было так больно разбито.

Я направился в свою спальню и попытался стереть воспоминания об отце, но всякий раз, когда он приходил, они возвращались. Вся моя ненависть, весь мой гнев, вся моя боль. Все это затапливало мой мозг, наполняя голову таким шумом, что мне нужно было заткнуть это.

Ты умрешь в двадцать пять.

В сердце поселилась паника, глаз пульсировал от боли, и я был в секундах от того, чтобы позволить демонам вернуться. Они издевались надо мной, они делали мне больно, они медленно отравляли мой мозг. Я смотрел на тумбочку, где каждую ночь лежал мой шприц, чувствуя, как он шепчет мое имя и просит накормить демонов, чтобы они ушли.

Я хотел победить этой ночью. Я хотел быть сильным, но я им не был. Я никогда не был достаточно сильным, и никогда не стану.

Просто сдайся.

Ты умрешь в двадцать пять.

Я вдохнул, мои руки тряслись. Я выдохнул, мое сердце разбивалось. Я вдохнул и сделал единственное, что знал, как делать.

Я открыл ящик — в секундах от того, чтобы впустить темноту внутрь, в секундах от того, чтобы погасить свет — но вдруг зазвонил телефон.

Алисса: Что ты делаешь?

Она написала мне именно тогда, когда я нуждался в ней, хотя я и был обижен, ведь она прождала до одиннадцати, чтобы написать мне. Единственный человек, которого я слышал в свой день рождения, был Келлан, сводивший меня на ужин. Все мои подарки — это синяк под глазом от отца и разочарование от матери.

Однако Алисса была единственной, на кого я рассчитывал. Она была моим лучшим другом, но не сказала ни слова за весь день.

Я: Лежу в кровати.

Алисса: Ладно.

Эллипсы.

Алисса: Спускайся.

Немного приподнявшись, я перечитал ее сообщение. В спешке натянул кроссовки, солнечные очки, свою красную толстовку и поспешил выйти из квартиры. Алисса припарковалась прямо перед домом и улыбалась мне. Я посмотрел на людей на улице — курящих и пьющих.

Боже. Я ненавижу, когда она приезжает сюда. Особенно ночью.

Я залез на пассажирское сиденье ее машины и сразу же заблокировал двери.

— Что ты делаешь, Алисса?

— Почему ты в очках? — спросила она.

— Просто так.

Она потянулась ко мне и сняла их.

— Ох, Логан… — прошептала она, легонько трогая мой синий глаз.

Я ухмыльнулся и отпрянул.

— Ты думаешь, это плохо? Видела бы ты другого парня.

Она не засмеялась.

— Твой отец?

— Ага. Хотя это нормально.

— Нет, не нормально. Я никогда никого так сильно не ненавидела в своей жизни. Твоя мама в порядке?

— Она далека от этого, но с ней все хорошо, — я увидел, что глаза Алиссы наполняются слезами, и быстро остановил ее. — Все в порядке. Честное слово. Давай просто поедем туда, куда собирались, чтобы я мог забыться ненадолго.

— Хорошо.

— И, Алисса?

— Да, Логан?

Пальцами я вытер ее слезы и позволил своему прикосновению задержаться на ее щеке.

— Улыбнись.

Она подарила мне огромную, дурацкую, фальшивую улыбку. Мне этого было вполне достаточно.

Она завела машину, и мы долго-долго ехали. Всю дорогу мы молчали, и я понятия не имел, что она задумала. Когда машина остановилась на обочине заброшенной дороги, мое замешательство возросло.

— Серьезно. Что мы делаем?

— Давай, — сказала она, быстро вылезая из машины и убегая вдоль дороги. Эта девушка собиралась убить меня — и под смертью я имел в виду жизнь. С тех пор, как она вошла в мою жизнь, я каким-то образом каждый день находил свободу от своих ограничений.

Я последовал за ней, потому что всякий раз, когда она отбегала, я задавался вопросом, куда она собиралась.

Алисса стояла перед лестницей, прислоненной к рекламному щиту.

— Тадам! — закричала она, пританцовывая от волнения.

— Ммм?

— Это твой подарок на день рождения, глупый!

— Мой подарок… лестница на рекламный щит?

Она закатила глаза и драматично вздохнула.

— Следуй за мной, — сказала она, взбираясь по лестнице вверх. Я сделал, как она сказала. Мы забирались по самой высокой лестнице, которую я когда-либо видел. Огромный щит, на который мы залезли, гласил: «2 бургера за 5 долларов в закусочной «Голодный Гарри». Я понял, что Алисса немного боялась высоты, потому что изо всех сил старалась не смотреть вниз. Вокруг рекламного щита были перила, чтобы удержать нас от свободного падения, но все равно казалось, что здесь слишком высоко для нее.

— Ты немного боишься? — спросил я, изучая вид внизу.

— Мм, может быть? Я думаю, что высота — это одна из тех вещей, о страхе которой ты не знаешь до тех пор… пока не поднимешься. Все равно, — она медленно обошла рекламный щит и вытащила корзину для пикника и завернутые подарки. — Иди сюда. Сперва открой подарки.

Я сделал, как она сказала, и, увидев подарки, почти сломался.

— Я не была уверена в том, какой именно фильм ты смотрел со своим дедушкой, так что взяла все DVD, которые смогла найти, — объяснила она. Я держал больше двенадцати DVD про галактики, и в этой куче был тот самый документальный фильм, который мы смотрели с дедушкой.