Ставка на любовь

«Все! Хватит!» — мысленно приказала она себе. Вне всяких сомнений, обе сестры помнили о младшенькой, Лаки, точно так же, как и она всегда помнила о них. Дочери Джонни Хьюстона славились среди обитателей Крейдл-Крика своим упорством и умением держать удар. — Сколько я вам должна? — спросила Лаки.

— Иди переоденься, а я пока подсчитаю стоимость твоих покупок. Должна сказать, детка, тебе очень повезло. Ты приобрела четыре чудесных наряда за столько, сколько стоил каждый из них в отдельности, будучи новым.

Пританцовывая от радости. Лаки отправилась в примерочную переодеваться в свою одежду. Покупать одежду в комиссионном магазине было для нее вполне обычным делом, но еще никогда купленные ею таким образом вещи не были пошиты настоящими кутюрье.

Меньше чем через полчаса она сошла с автобуса неподалеку от своей новой квартиры и, задержав дыхание и морщась от дизельных выхлопов, подождала, пока огромный рейсовый автобус отъезжал от остановки. Погруженная в размышления, она направилась к старому дому в викторианском стиле.

Лаки захватили мечты о чудесном, счастливом будущем, которое ждало ее в этом большом городе. Из-за сладких грез она не сразу расслышала чьи-то крики о помощи.

Завернув за угол старого трехэтажного здания, она направилась было к крутой лестнице, которая вела в ее новую квартиру, и уже поставила ногу на первую ступеньку, как вдруг услышала странный приглушенный вопль. Поначалу она решила, что это мяукает попавшая в беду кошка.

Потом она снова прислушалась. Странный звук повторился. Разобрав в нем слабый человеческий голос, она мигом бросила на землю все свои свертки и, покрывшись от страха холодным потом, бросилась за угол дома, лихорадочно отыскивая какое-нибудь не занавешенное окно или дверь, в которую можно было бы постучать. Крик о помощи повторился. На этот раз можно было различить слова: «Помогите! Помогите! Пожалуйста… помогите хоть кто-нибудь!»

Лаки прижалась ухом к боковому окну, потому что не могла ничего разглядеть сквозь старые обтрепанные шторы.

— О Боже! — в страхе бормотала она, безуспешно пытаясь открыть окно, которое было либо заперто изнутри, либо не открывалось много лет и приросло к косяку.

Между тем странные вопли прекратились, и, когда Лаки готова уже была приписать их своему расстроенному воображению, она вдруг снова услышала отчетливый крик о помощи. Голос был слабым и, по всей видимости, принадлежал старой женщине. В ее мольбе звучали боль и страх, и от этого Лаки еще беспокойнее заметалась у окна, не в силах найти способ проникнуть в дом, откуда и раздавались эти жалобные крики.

— Эй! Я здесь! — закричала она наконец во весь голос, надеясь привлечь к себе внимание взывавшей о помощи женщины. Не получив ответа, она громко постучала в окно и снова закричала: — Что случилось? Вам плохо? Вызвать «скорую помощь»?

— Нет-нет! Не надо «скорой помощи»! — донесся наконец в ответ слабый голос. — Просто помогите мне встать…

— Как мне войти в дом? — спросила Лаки.

— Слава Богу, — простонала женщина, а затем ответила на вопрос Лаки чуть более бодро, чем прежде, потому что помощь была близка: — Входная дверь заперта, но если вы подойдете к кухонному окну, то сможете залезть в дом через него. Только осторожнее, там большая раковина для мытья посуды…

Лаки не нужно было повторять дважды. В несколько прыжков она очутилась по другую сторону дома, рядом с кухонным окном, наполовину скрытым большим олеандровым кустом. Рама была приоткрыта, но подобраться к окну оказалось непросто из-за разросшегося олеандра.

— Боже правый, — пробормотала Лаки, — прощайте мои старые джинсы…

С этими словами она бесстрашно рванулась к окну сквозь густые заросли.

Ее опасения оправдались. Ветки кустарника словно живые цеплялись за ее одежду, не пуская к окну. Когда ей все же удалось с ними справиться, она была вознаграждена неожиданной легкостью, с которой открылась рама окна. Тяжело дыша. Лаки перевалилась всем телом через подоконник и… нос к носу столкнулась с большим черным котом, который от испуга выгнул спину и зашипел. Не обращая внимания на разгневанное внезапным вторжением животное, Лаки стала со всей осторожностью перебираться через широкую кухонную раковину. Отчаянно мяукнув, кот бросился наутек. Лаки чуть не упала головой вниз на линолеум, но в последний момент ей удалось выставить вперед руки и смягчить падение.

— Сюда! Я здесь! — раздался женский вопль, заслышав который собиравшаяся извиниться перед возмущенным котом Лаки не стала тратить на это ни секунды. Чтобы кот не воспользовался моментом и не сбежал на улицу, она все же закрыла за собой окно, поскольку ей совсем не хотелось потом, после оказания помощи, бегать по окрестностям в поисках пропавшего по ее вине кота.

Потом она быстрым шагом двинулась из кухни в другие комнаты, ориентируясь на периодически раздававшиеся крики о помощи. В доме царил полумрак из-за бархатных портьер с блестящей черной бахромой. Они были изрядно выцветшими, но все еще производили внушительное впечатление.

— О Боже!

Это было все, что она смогла вымолвить, увидев на полу распростертое тело старой женщины, придавленное огромным и, судя по всему, тяжелым креслом с мягкой обивкой.

Не теряя времени. Лаки с грохотом откинула кресло в сторону. Она ожидала увидеть под ним кровь и переломанные кости, но вместо этого перед ее глазами предстали черное перьевое боа, намотанное на шее старухи, и заляпанный жирными пятнами желтый атласный халат. Встав на колени рядом с пострадавшей. Лаки осторожно приподняла ее голову обеими руками, оглядываясь по сторонам в поисках телефонного аппарата, чтобы вызвать «скорую помощь»,

— Я упала…

Лаки с облегчением вздохнула, услышав эти слова, и не могла скрыть улыбки, видя, как старушка стала довольно бодро подниматься с пола.

— Позвольте мне помочь вам, — торопливо произнесла Лаки, стараясь не глядеть на выкрашенные в невероятно рыжий цвет жидкие волосы, обрамлявшие лицо, по которому невозможно было определить возраст — так много на нем было косметики.

— Конечно, деточка, помоги, да поскорее. Я провалялась под этим чертовым креслом почти четыре часа. Ты явилась вовремя. Еще немного, и я бы обмочила трусики, чего не делала с четырехлетнего возраста, — забормотала старуха. — Да, я очень стара, но все-таки слежу за собой… Впрочем, мир катится ко всем чертям. Война все изменила…