Мистер Грей младший (СИ)

— Нет, — холодно сказал я. Её глаза спрашивали: «почему?», а потом, она сама задала этот вопрос.

— Мне нравится другая девушка, а ты мой друг, и я не хочу обманывать тебя, давая пустые надежды, Софи. Я люблю тебя любовью брата, преданного друга, но не более… Более, быть не может.

— Я поняла. Просто поцелуй меня. Пожалуйста, — сказала она, вдруг беззаботным голосом.

Блядь, чего она хочет? Кажется, я сказал ей всё.

— Софи, я, — начал препираться, но она не дала мне договорить, вцепившись в меня своими горячими губами. Я уже было хотел вырываться, но она прервалась сама. Херь! Я ненавижу, когда я говорю: «нет», а люди делают по-своему.

— Зачем? — спросил я, крепко сжав её подбородок двумя пальцами.

— Хотела узнать, как ты целуешься, — сказала она, вырвав подбородок, вновь откинув голову на кровать.

Это меняет дело.

— Это был дружеский обмен слюной? — спросил я, усмехнувшись. Она засмеялась, а потом закрыла ладонью правой руки глаза.

— Можно и так сказать, — пролепетала она.

Я с тяжестью перевёл дух. Как в ней, вдруг, проснулось столько смелости?

— Ну, и как тебе? — поинтересовался я.

Она мечтательно подняла глаза к небу, на мгновение прикусила губу, а потом ответила мне:

— Мне понравилось, но всё было слишком быстро.

— Мы же просто друзья, Софи. Я не хочу, чтобы ты думала, что у нас может получиться что-то большее, — спокойно выговорил я.

— Мы не просто друзья, мистер Грей… Мы лучшие друзья. К тому же, я не кручу романы с парнями младше меня. И не бери в голову! Лучше расскажи мне о предмете твоего обожания! — сказала она, усевшись на кровати, глядя на меня с прекрасной улыбкой.

О, нет. Только не допрос об Уизли.

— Нет, не хочу, — сказал я.

— Значит, захочешь! — смеясь, добавила она, потрепав меня за чёлку. Кажется, атмосфера неловкости исчезла и это — прекрасно.

— Ужин готов! — услышал я голос Фиби, она звала нас с этажа ниже.

Глаза Софи загорелись. Она, действительно, голодна. Про себя обнаруживаю, что и я тоже.

Быстро спустившись, мы оказываемся за обеденным столом. У моей мамы золотые руки, талант к приготовлению пищи, чувство стиля… Анастейша — вообще прекрасная женщина.

Софи нахваливала мамину индейку. И тот факт, что за приготовлением следила Фиби, её ни капли не испортил.

Почти час мы посидели за столом, Софи рассказывала о своей учёбе на врача-терапевта в Германии, о планах на будущее, которое кажется ей совсем расплывчатым.

Сегодня, очередь Фиби мыть посуду, и она безрадостно принялась исполнять свою обязанность. Мама против мытья тарелок и бокалов в посудомойке, поэтому приобщила нас с Фиби к более экологическому методу.

Ана пожелала нам добрых снов и ушла в свою спальню, а я и Софи тоже решились разойтись по комнатам, но, когда мы оказались у моей двери, она сказала:

— Может, поболтаем?

Я совсем не против такого поворота событий. Лучше провести ночь в общении со старой, очень хорошей подругой, чем думать о девушке, которой я безразличен.

Вместе, мы улеглись на мою кровать; лунный свет, льющийся из огромного окна, освещал всю мою комнату, хоть и по стёклам стекали холодные слёзы небес.

— Я думаю, как там папа и Гейл, — сказала она, наконец.

Херня, она ведь не знает всю серьёзность её болезни. Это полное дерьмо. Главное, не проболтайся, Грей.

— Они вдвоём. Они любят друг друга. И больше ничего не надо.

— Знаешь, Тед, меня всегда посещала такая мысль. Папа с самого младенчества и до сей поры, так заботится обо мне. До десяти лет, я и думать не могла, что у папы может появиться какая-то женщина, а у меня мачеха… Но Гейл, настолько хороша, она так любит отца, что я… Я стала быстро привыкать к ней. У меня начинался тот самый возраст, когда девочке нужна именно материнская поддержка и забота. Гейл дала мне всё это. Я полюбила её всем сердцем, и я благодарна ей. Она заменила мне мать, — тихо проговорила Софи, глядя мне в глаза.

В лунном свете она казалась мне мифическим созданием. Её родная мать. Стоит ли спрашивать о ней?

— Ты, наверняка, хочешь узнать, что с моей матерью?

Я неуверенно покачал головой в знак согласия. Хочу ли я знать? Ну, конечно же, да. Хочешь, Грей.

— Она не самая порядочная женщина. Отец много работал у твоего папы и сначала не заметил, что она приводила мужиков. Мне было семь лет, и я думала, что это мамины друзья, но… Однажды, папа застукал её с одним из её ухажеров. И, представляешь, почти сразу простил ей измену, они помирились, а через неделю, мама сказала, что уходит от него и оставляет меня. Папа виноват в том, что я всё ещё люблю свою родную мать. Долгое время, он внушал мне насколько она потрясающая.

— Ты больше её не видела?

— Да. Не видела и не хочу. Единственное, чего я желаю, так это чтобы Гейл пошла на поправку.

— Но, насколько я знаю, твой отец был начальником папиной охраны. Где ты жила в это время?

— До того, как папа и Гейл расписались, я жила у своей тёти, Клэр Тейлор, незамужней из-за своей бесплодности женщины. Она научила меня многому, и я благодарна отцу за то, что он отдал меня на воспитание именно ей. Я хочу заехать к ней завтра, она живёт в двадцати километрах от Сиэтла. Я давно её не видела.

— Я волнуюсь за тебя. Эта дурацкая авария, — сказал я, зажмурившись на мгновение.

Софи сжала мою руку и сказала:

— Я в порядке, честно. Последнее, что я видела, прежде чем отрубиться, так это чокнутого мужика, перебегающего нам дорогу. Дальше, автомобиль стало трясти и… И я отключилась.

— Всё это жутко. Но ты жива и это самое главное, — тихо сказал я, сведя брови.

— Ты так похож на мистера Грея, — сказала она вдумчиво.

Я закатил глаза.

— Что? — спросила Софи.

— Ты не первая, кто говорит мне это.

— Видимо, ты не так уж и рад.

Я усмехнулся, не желая больше говорить об этом.

— Я хочу, чтобы мы провели ночь в этой постели, — сказала она тихо.

Блядь, она опять? Я почувствовал, как мои глаза округлились.

— Я имею ввиду так, за разговорами, а ты что подумал? — сказала она с иронией, звонко смеясь.

— Да, действительно, чем могут заняться в постели, ночью, мужчина и женщина, кроме разговоров? — сказал я, приподняв бровь.

Она смущённо улыбнулась и еле слышно прошептала:

— А ты что, умеешь этим заниматься?

— А ты что, нет?

— Давай не будем об этом, — сказала она и зарылась лицом в подушку.

— Почему это? — спросил я, дёрнув её за плечо.

— А почему ты не хочешь говорить о своей девочке?

— Эта тема неприкосновенна.

— О, и эта тема для меня тоже.

— Тебе почти двадцать пять лет. И ты не можешь говорить о сексе?

— О сексе нельзя говорить.