Так бывает (СИ)

Не пустил, обнял, а в ответ тишина и никаких эмоций, будто кукла безвольная, а не человек. Пара часов на сборы, и они в самолете летят в ее город. Но она молчала... ни слова, ни звука. Хладнокровное спокойствие и тишина, вот тогда он испугался по-настоящему,- до крови, леденящей жилы, нервного зуда и всего остального.

По приезду лучше не стало, пытался растормошить, добился нервно подрагивающих пальцев и бледности лица, словно у покойницы.

Организацию похорон взял на себя Сан Саныч, тогда и познакомились, -нормальный мужик, его сразу предупредил: обидишь - убью! Кирилл тоже, парнишкой оказался не плохим и очень смышленым, в чем-то напоминал саму Татьяну, объединяло их что-то общее, другим не ясное, от того Лиля, мать парня не сильно и стремилась быть ему матерью как таковой. Вовка ему не понравился - там все понятно: мужику столько лет, а его все Вовкой кличут, без уважения. Саныч, глядя на него чуть не сплюнул с досады.

Все это он заметил так, мимоходом,- главное беспокойство вызывало состояние Тани. Ее отстраненность никого не удивила, как он успел заметить и понять, разве, что Кирилл выглядел обеспокоенным и от Тани несколько дней не отходил, даже спал с ней. В квартире где они жили, Таня ночевать отказалась наотрез, ему самому, сопровождаемым Санычем пришлось заехать проверить что к чему, взять пару вещей. Поселились в гостинице, а Кирилл потащился с ними, так что бойкий паренек выселил его на диван, но он не возражал, потому что ночью услышал, как они там шептались, всхлипывали и шептались.

Не сказать, что он ревновал, но досада была сто процентов. С мальчишкой она говорила, плакала, а ему шиш - это было обидно, задело за живое, но он проглотил. С ним молчала и дальше, Кирилл так и был с ней до самого отъезда, такой верности и поддержки от пацана он не ожидал, остальные же опять не удивились такому поведению.

Похороны, поминки, девять дней - все молча, без эмоций. Саныч с каждым днем становился похож на грозовую тучу, чуток и, -попадет всем. И попало... ему. После, тогда как Дима озвучил свое желание жениться на Тане.

- Ты ее не знаешь, а говоришь любишь, жениться хочешь. Ты ее то спросил? Или молчание знак согласия? Так это молчание не тот знак, она еще помолчит, а потом увидишь, такое выдаст, что сбежишь и, подальше.

- Сам разберусь, мы вместе, я ее не брошу.

- Ты значит у нас герой? - старый лис на него многозначительно глянул, выдержал мхатовскую паузу, и продолжил, но уже с явным предупреждением в голосе, - Отцу ее обещал позаботиться, да только, Полина ведь не дала, потом и к Таньке уже поздно было подход искать, выросла, теперь вот ты, герой, - насмешливо губы скривил, специально выделяя последнее слово, - жениться надумал. Спасать собираешься, а знаешь от чего спасать то надо? Смотри не перепутай, поздно будет потом менять, я тебя в бетон закатаю, как в старом добром кино, если девка через пару месяцев вернется с исковерканной душой, понял?

- Я ее люблю, и желаю только счастья.

- А если счастье ее не с тобой, что тогда? Если не справишься? У нее характер далеко не из самых легких, я ее люблю, но оцениваю объективно, и скажу, что в маленькой головке тараканов немерено, и ты, боюсь их не потянешь.

- Ради нее, потяну.

- Посмотрим... очень надеюсь, что ты прав.

На том и решили.

Свадьбы, как таковой у них не было, расписались в ЗАГСе спустя месяц после похорон. На предложение переехать к нему и пожениться- лишь молчаливый безразличный кивок.

Его матери, Таня не понравилась, отцу тоже, только на работе за босса порадовались, да еще Костя.

А ему было не до впечатления родственников, ему нужно было вытягивать из депрессии его Татьяну.

Еще месяц гробового молчания и его прорвало на первый семейный скандал.

В какой-то момент он устал. Устал ждать, уговаривать поесть, сходить погулять, почитать, посидеть с ним. Устал чувствовать себя мамашей-наседкой для нерадивого дитя. Так продолжалось месяц, он психанул, не выдержал.

Он и так занимался всем: переездом, обустройством, ее состоянием, следил за каждым шагом, еще работа, а тут дома черт ногу сломит. Ей было все равно на все: на него, работу, дом, Кирилла, на себя саму.

Дима даже к психологу обратился, тот только взял денег за консультацию, ничего конкретного не сказав. Вот и сорвался. Орал, швырял вещи, тряс ее за плечи, потом снова орал, разгромил всю квартиру, наговорил ей гадостей, выплеснул все, что копилось и рвало на части. Так в любви никто не признается, а он смог. Бил посуду, кидая в стену, что под руку попадется и кричал, что ему не нужно ничего кроме нее, ее любви, счастья, только той прежней, его Татьяны, а не суррогата.

Она его не слушала, даже не вздрогнула, когда он сметал все на своем пути. Дима к ночи успокоился и пошел спать, а ночью проснулся от того, что прогнулся матрас и она рядом легла, ближе придвинулась, обняла покрепче, влажной щекой к его плечу прижалась:

- Я тебя тоже люблю, прости, - он опешил, прижал сильнее к себе, - И давай переедем, ладно? Мне тут не очень нравится.

Он смог лишь довольно улыбнуться и согласиться на переезд.

Так начался новый этап. Не сразу, постепенно, но все наладилось. Уже много недель спустя он убедился в словах Сан Саныча, -характер у его жены не сахар, но то, как она его любит, слепо, не слушая никого, доверяет ему... стоило того, чтоб немного потерпеть, пока она привыкнет к нему, к их жизни, к будущему.

Их ждало пять лет счастья. Он работал, она тоже, но все больше дома. В ней неуловимо что-то изменилось после похорон матери,- стала немного другой, но при этом настолько его, что жаловаться было глупо.

В каждом ее слове, взгляде, читалась любовь к нему, к их семье.

Не обходилось без ссор, даже скандалов, и не всегда был виноват он, Татьяна тоже в некоторых случаях была не права. Но то как они ругались ему нравилось, он не мазохист или садист, нет. Только ведь она человек закрытый и немало времени прошло, прежде чем он понял, что с ним одним она другая становится. Наедине, без чужих взглядов и ушей, стала открыто проявлять чувства, не стесняясь и не боясь абсолютно никаких эмоций и желаний. Открыто заявляла, что ощущает, чего хочет от него или кого-то другого. Стала такой, какой он и представить себе не мог.

Могла неожиданно заявиться в офис, хотя с утра не собиралась, запереть дверь, скинуть плащ, остаться в одном нижнем белье, чулках и сказать, что жутко соскучилась и решила сделать себе приятное. Себе, а не ему... именно так.

Или сделать замечание, что его секретарша слишком молоденькая, со слишком влюбленными глазами, и ей это не нравится. Дима лишь смеялся над таким поведением, а сам с ума сходил от ее ревности, от ее страсти по ночам. Вообще то, что касалось секса, у них было всё отлично.

В быту все складывалось не так гладко первое время. Оказалось, готовить его жена терпеть не могла, о чём сразу ему сказала, но для него это делать было почему-то приятно. Такое заявление одновременно порадовало и огорчило. С одной стороны, он не хотел заставлять ее, с другой: рестораны - это конечно хорошо и вкусно, но жена готовит намного вкуснее. У нее даже брокколи вкусно получалось, про мясо и все остальное он промолчит. Странность оказалась в другом - для себя она готовить не любила, да и не готовила, блюла фигуру, а его таким заявлением бесила. Поэтому, позже готовить учился уже он сам, чтоб сделать приятное жене.

Еще одно, что его категорично бесило первое время -это ее привычка спать под разными одеялами. Какая к черту разница, если к середине ночи она оказывалась на его стороне кровати, под его одеялом с ним в обнимку, спрашивается? Зачем заморачиваться такой фигней, если результат один и тот же? Но тут ему пришлось смириться, по-другому она просто не могла заснуть. Пару раз он затаскивал ее сразу к себе, но кто-то крутился и вертелся так, точно шило в одном месте, при этом задевая его локтями, коленями, аппетитной попой, грудью, да всем короче, не давая ему и себе спать. Пришлось смириться, - работать нормально после бессонной ночи было не просто.