Лесоруб (СИ)

Макся сразу же пошире расставил ноги и отклячил жопку, приглашая.

— Да-да, — простонал. — Давай, трахни меня, воин!

Анус у парня был сухой, неподготовленный. Приспустив трусики до колен, я с чмокающим звуком выдернул из своей дырки тампон, щедро зачерпнул потекшей по бедрам накопившейся смазки и плюхнул ему между ягодиц. Тепленькая, свежая смазочка, по ней мои два пальца, особо не осторожничая, шустро ввинтились в Максю и заработали, растягивая поле боя.

Альфа всхлипывал и поддавал, вздрагивая. Ему нравилось? От дико возбуждающей мысли, что модельке нравится, я чуть не спустил, заводясь уже совершенно твердокаменно. Все, не могу больше сдерживаться…

Приставить набухшую головку к ложбинке между напряженных, поджарых полупопий Макси, потереться, давясь сладостными стонами, найти кое-как разработанную дырочку, надавить… и, неожиданно провалившись наполовину, сорваться в рай. Какой немыслимый кайф, вау-у-у, жарко, узко, трепетно влажно…

Очнулся я часа через полтора в незнакомой комнате, стонущим в голос, распластанным на спине на пружинящей кровати-ебодроме. На мне, прикрыв глаза, с блаженным выражением мордахи скакал Макся, громко стоная.

Стоп, стоп, стоп.

Омега здесь я. Не просто омега — течный омега. Так какого хуя альфа меня использует, как альфу? Безобразие, в заднице космический вакуум и пожар. Чпок — а вот и порция смазочки прибыла!

Легко, как пушинку скинув с себя задохлика Максю, я перевернул его на лопатки, и мы поменялись позициями. Заскачу до потери сознания, да здравствует гон!

Сколько раз за неполных трое суток мы с Максей менялись позициями, почти без воды, пищи и сна? Не имею понятия. Не помню, увы, как и дороги до обиталища Макси, наши туловища, конечности, языки и дыхания сплелись в один сплошной хлюпающий, кричащий и стонущий водоворот. Чудо еще, что моделька сумел дотащить меня до квартиры и дома держал целый мешок презиков, так вот — мы извели половину. Никакие не таланты — обычный гон.

К концу моей течки Макся уже и не кричал, так, попискивал, вяло поддавая по инерции. Заездил я его, анорексичного доходягу, крепкий кормленный потомок викингов, до полусмерти, на полном серьезе.

Звезда подиума, бля, злоебучий. Моя слава меня еще помнит, нет? Мне к чему готовиться, вообще? Ноут куплю, а дальше погляжу. И тест на беременность, на всякий случай. Эх, от Захарки влетит — пропал, не предупредив… Бр-р-р. Течка, ты слишком короткая. Я боюсь выходить из квартиры Макси.

====== Часть 10 ======

Вопреки моим опасениям, толпы журналистов возле общаги не караулили, но один все же обнаружился — совсем молодой, в кои-то веки крепкий и рослый альфа стоял возле ворот и трепался с охранником.

Я, выжатый едва отгремевшей течкой до состояния тряпочки, уставился на ожившего при моем появлении парня исподлобья с ласковым, дружеским выражением «не влезай, подлюка — убьет» и тускло спросил, покоряясь судьбе:

— Фотографировать прямо немедленно обязательно? Я сейчас не в кондиции для фотосессии, знаете ли.

Тот почему-то восхищенно присвистнул, нацеливая на меня расчехленный фотоаппарат, и я вскинул руку, закрываясь.

— Иди лесом, чел, пока не ебнул, — посоветовал альфе недоброжелательно, перескакивая на грубое «ты». — Я голодный и не в духе.

Наверно, журналюга был не совсем нормальный — на мое выцеженное сквозь зубы предупреждение он отреагировал довольной лыбой.

— Великолепный зверь! — парень быстро-быстро защелкал затвором объектива, снимая меня, хмурящегося, с разных ракурсов. — Да-да! Вы прекрасны, Инге Фролов!

Во как. Уже и имя-фамилию мои разузнал. А отчество?

Осененный мыслишкой, как с честью спровадить прилипалу, я малость просветлел душой и лукаво прищурился:

— Назовешь правильно по батюшке — дам интервью.

Журналюга опустил фотоаппарат и растерянно смигнул.

— А счастье было так близко… — альфа развел руками. — Увы, прекрасный юноша, ваше отчество для меня — тайна за семью печатями. Не просветите, чтобы в будущем любопытство не мучило?

Блядь. Прикольный какой парень, с юмором, язык подвешен, и пахнет от него хвоей. Ну пунктик у меня на хвою. Да и красивый, зачем душой кривить? Только нахуя он налысо голову обрил, обожаю покопаться в альфячьих шевелюрах.

Наверно, мои мозги после течки еще не встали на место, потому что я умудрился брякнуть сей хамский вопросец вслух. Высказался и в шоке от самого себя застыл изваянием, приоткрыв рот — дурак дураком.

Папочка, я, конечно, матершинник, но не бескультурное чмо. Стыдно — хоть сквозь землю проваливайся… Ну, или в асфальт закапывайся — двор-то заасфальтирован, на мою беду. Эх, не крот я, жаль.

Журналюга продолжал лыбиться — точно ненормальный, и бочком-бочком сокращал разделяющее нас расстояние. Сейчас ка-а-к подберется вплотную, ка-а-к врежет мне в челюсть или в солнечное сплетение… А омег бить нехорошо, вдруг я беременный? Скину ребеночка и умру от острого кровотечения?

В общем, я опасливо попятился от альфы, морально готовясь к махаловке. Ох и здоровый, плечи — косая сажень, м-м-м… Настоящий викинг-лесоруб, и лоб у него умно-благородный. Такие парни обычно своих омег берегут!

— Эй, вы чего? — альфа недоумевающе вскинул темную бровь. — Испугались, что ли? Зря, я омег не бью, принцип у меня — слабых не обижать. — Я хищно оскалился на слово «слабых», ибо к слабым себя никогда не причислял, а парень, игнорируя мое предгрозовое рычание, продолжил, небрежно проведя рукой по поблескивающей в лучах закатного солнышка черепушке: — Я недавно волосню спалил. Прикурил по пьяне неудачно, остался без половины шевелюры. Вот, пришлось побриться. Ничего, отрастут обратно.

Еба-на-на, этот журналюга… располагал к общению, однозначно. К нему хотелось прижаться мурчащим котенком и притихнуть, ожидая поцелуя.

Ну я и воблядь, однака. За неделю западаю на третьего альфу. Инге, викинг, так шлюховать нехорошо. Хотя нет, на второго, Макся подвернулся под бурный гормон.

Пока я топтался, вяло шевеля извилинами, решая, два альфы в неделю — блядство или нет, и нервно потел, фотограф зачехлил фотоаппарат и подшагнул ко мне вплотную.

— Позволите пригласить вас на ужин? — бля, меня не-детски перло от его запаха и улыбки. — Какую кухню предпочитаете, русскую, итальянскую, китайскую? Может, дары моря?

Я представил большой, истекающий кровью стейк и хищно ухмыльнулся.

— Мясную, — фыркнул. — А чью — не суть важно. Что, серьезно накормишь? Предупреждаю — я много ем!

Альфа с готовностью подставил локоть.

— Кончайте, — он вздохнул с оттенком усталости. — У меня был длинный, тяжелый день. А у вас сто процентов абсолютно пустой холодильник. Просто берите меня под руку, и пошли?

Ебать мою налево… Припухший я шмыгнул носом, намереваясь возмутиться, поймал буквально вопящий «соглашайся, идиот, классный чувак!» взгляд внимательно наблюдающего за нашими препирательствами из будки охранника-беты и, прекратив ломаться, аки девственник, взял фотографа под руку и поплыл по течению.

Точнее, ведомый фотографом, поплелся, заплетаясь в ногах, к расположенной за зданием общаги автомобильной стоянке. От голода кружилась голова и тряслись колени.

Егор, — фотографа звали Егором, отличное имя, — привез меня, близкого к голодному обмороку, в соседний район, и высадил у дверей весьма известного вкусной и относительно недорогой кухней итальянского ресторанчика. Здесь периодически гуляли днюхи почти все студенты нашей общаги.

— Вижу, вы тут бывали, Инге, — заметил альфа, когда я, отвергнув его руку, уверенно поднялся на крыльцо. — Что, впрочем, неудивительно — единственное доступное студентам приличное заведение в округе.

Я немедленно окрысился — как это, меня упрекнули в бедности.

— Если ты ищешь богатого жениха, то вали, — заявил, тормозя на верхней ступеньке и набычившись. — Не по адресу.

Про доставшуюся мне по наследству лесопилку фотографу знать пока необязательно, верно? Да и не моя она еще, до двадцати одного года — таковы условия оставленного тятей завещания. На данный момент ей управляет тятин старший брат.