Единственный путь (СИ)

Губы жаркие, как раскаленные до бела. Дыхание сбитое, как украденное изо рта. Тело рядом чужое до боли в зубах, но желанное... до безумия в мыслях.

— Тише... Тут мало места, — смог проговорить я, оторвав от себя парня.

Чуть ли не звериный рык сорвался с его губ, и мои бедра вновь ощутили на себе всю силу его рук.

— Мой. Хоть на это мгновение...

И я согласен. Но зол.

Уперся ладонями в грудь, отталкивая от себя на расстояние вытянутой руки.

— Хватит, Генри! Меня эти встречи в подсобке уже... Я пришел не за поцелуями, — особенно красноречиво звучит эта фраза из уст разгоряченного и почти тающегося меня с влажными от поцелуя губами, но напротив меня темноволосый парень слушает. — Я пришел, чтобы сказать тебе, что с меня хватит.

Пару долгих, тянущихся как чертова вечность, секунд он переваривает информацию, внимательно смотря на меня. Прожигая меня взглядом. Как и тогда, в первую нашу встречу. С той лишь разницей, что сейчас он может смотреть на меня прямо, не изображая безучастность.

Ведь никого рядом нет.

…

Как интересно в нем сочетается притягательность, от которой у меня сносит крышу, и безумная слабость духа.

— Ты опять об этом, — догадывается Генри, и правый уголок его губ тянется вверх. Он знает, что я слаб перед его чарами.

Но... не сегодня. Сегодня с меня хватит!

— Да! Генри, мы вдвоем только когда твои друзья не видят. И причем ты не стесняешься меня, ты... боишься их, — последние слова я выплевываю, и впервые за долгое время глаза напротив становятся стеклянными. Он начинает понимать, что в этот раз я серьезно настроен, и ворох его жарких сладких поцелуев, что мажут по коже и врезаются в сердце, будут бессмысленным оружием.

— Макс, солнце, ты прекрасно знаешь, что пойти против...

— А ты будь сильным, черт возьми! — срываюсь я на крик, тут же зажимаю рот рукой, потому что быть услышанными... Да все к черту! Пусть слышат.

И продолжаю, не сдерживаясь:

— Я, что, не заслуживаю нормального к себе отношения? Я согласен быть с тобой, понимаешь? Это уже безумный подарок! А ты не то чтобы не ценишь этого... Ты, словно, согласен отдать меня кому-нибудь более сильному на этом корабле! — голос меняется, без моей на то воли, становясь размазанным по стене желе. — Ты не можешь противостоять им, Генри. Этому больному обществу из самцов. Почему?.. Я... Я настолько плох?

— Ты прекрасен, Максим, — называет он меня полным именем и касается рукой щеки, смахивая еще лишь зародившиеся в уголках глаз слезы. — Ты слишком прекрасен. Тебя, просто так, не отдадут мне. Если бы ты выглядел и был другим, то...

— Но я такой, какой есть! — рявкнул и отпрянул, почти ударившись о противоположную стену. Все-таки эта подсобка слишком небольшая для ссор, но для страстных встреч она была идеальной.

— И именно из-за этого тебе придется выбрать кого-то другого, — жестко, на удивление жестко, ответил мне Генри.

— А если я не хочу, а? Ты не задумывался над этим вопросом? Что меня такое положение вещей не устраивает. Я хочу быть с тобой, либо ни с кем. А вот тебе нравится трахаться со мной сейчас и потом вспоминать об этом, пока я буду с другим парнем, наверняка твоим лучшим другом... как его там? (Джон — подсказывает Генри) Да, с Джоном, в то время как ты выберешь себе какого-нибудь смазливого паренька. Я верно все описал?

— Ты переходишь в крайность, Макс.

— Нет. Я говорю сущую правду, — мотнул головой, поставив перед собой ладони так, чтобы Генри понял — подходить не следует. — Тебе пора понять, к чему все это ведет. Сначала я думал, что ты изменишь свое решение и потом сможешь противопоставить нас остальным, но... Ты слаб. Слаб внутренне, чтобы показать своим друзьям, этому Джону в частности, что я выбрал именно тебя, понимаешь? — ткнул указательным пальцем ему в грудь. — Я чувствую, практически любой парень на этой чертовой посудине с удовольствием принял бы мое предложение быть вместе и на Марсе. Но не ты...

— Хватит ругаться, Макс. Тебя это не красит.

— Да. И меня наши отношения тоже не красят.

— У нас много времени до прилета на Марс. Прошел всего месяц пути, — заметил Генри, делая шаг мне навстречу. — Ты слишком рано бьешь тревогу.

— Я не думаю, что даже спустя столетие, ты сможешь стать не только показно сильным, но и в реальности что-то сделать, кроме как предложить мне встретиться в подсобке. Я вышел из того возраста, когда радовался такому вниманию со стороны понравившегося мне парня. Ты... ты словно малолетний ребенок, что боится собственных родителей и из-за этого не показывает им свою девушку, постоянно скрываясь. Вот только ты забыл, Генри, что я — не девушка. И никогда, слышишь, ей не буду.

С этими словами, что так легко сорвались с губ, я обошел парня и вышел на свет, отставив его в одиночестве. Коридор этого отсека был на удивление пуст и тих, а внутри у меня медленно по венам потекла боль, проникая в самые отдаленные уголки тела.

Генри не вышел следом, хотя я ждал этого вплоть до того момента, пока за мной не захлопнулась дверь в комнату. Меня начало трясти мелкой противной дрожью, отчего я вновь за последние дни рухнул вниз, не чувствуя собственных ног.

***

— Ты привел меня сюда, чтобы покурить? — прервал гнетущее молчание.

Напротив меня стоял Максим и с нескрываемым удовольствием вдыхал дым тонкой самокрутки. В свете заходящей звезды его кожа казалась мне фарфоровой с небесным отливом.

В глазах юноши отражалась вселенная, и лишь сигарета выглядела в его изящных руках чем-то инородным.

— Жень... Это такое, знаешь, воспоминание из детства.