Симпатика (СИ)

— Собираешься сбежать? — хриплым то ли спросонья, то ли после стонов накануне голосом спросил он и неловко сполз с кровати. Добрался до Чонина и вцепился в тот самый ворот, который Чонин успел расправить.

— Солли, — коротко ответил Чонин, разглядывая его с лёгкой задумчивостью.

— Ты наверняка оставил её в надёжных руках. — Хань потянулся к всё ещё ярким после бурной ночи губам.

— Эти руки не мои. А я — не ты. Я нужен ей и должен вернуться. Я обещал.

Хань замер, пристально глядя на Чонина и пытаясь понять, было ли это упрёком. Свет, пробивавшийся сквозь занавесь на окне, казался слишком слабым, значит… рассвет.

— У тебя ведь ещё есть время? Может, выпьешь что-нибудь и просто немного поговоришь со мной?

Быстрый взгляд в сторону окна, закушенная нижняя губа и, наконец, едва заметный наклон головы. Хань потащил Чонина за собой, наплевав на одежду, усадил за стол и занялся приготовлением кофе для себя и горячего шоколада — для Чонина. Украдкой поглядывал на задумчивого Чонина и… наверное, любовался.

Поставив перед Чонином чашку, не выдержал и коснулся ладонью спутанных тёмных волос. Расчесал пальцами, потрогал длинную густую чёлку, наклонился и прижался губами к виску. Чонин тихо вздохнул и потянул его к себе. Через миг Хань сидел у Чонина на коленях — лицом к лицу — и обнимал за шею. Чонин осторожно повёл руками по его бокам, медленно опустил ладони на бёдра, мягко привлёк к себе и не стал возражать, когда Хань коснулся губами его губ.

— И ты не злишься? — прикрыв глаза, прошептал Хань после лёгкого поцелуя.

— На что?

— На всё. Я ведь всё рассказал, и теперь… это разбирательство…

— Я никогда не пытался лишить тебя свободы выбора. И я не могу совершать поступки за тебя. Ты сделал то, что хотел сделать. Это было очень глупо, но ты хотел этого.

— Я просто хочу, чтобы ты был со мной.

Едва заметная кривая усмешка на полных губах.

— Нет, я же не говорил, что хочу считать тебя… — Хань нахмурился, собрался с духом и выпалил: — Я люблю тебя.

Чонин покачал головой.

— Это правда!

— Я знаю. Этого было бы достаточно. Четыре года назад. Но не теперь.

— Почему? — выдохнул в губы Чонину Хань и крепче обнял, не собираясь отпускать его.

— Потому что у Кая был только ты. В остальном он был беззаботен и слеп. Чонин сильно отличается.

Хань долго смотрел в тёмные глаза, нервно покусывал губы, но всё же рискнул предположить:

— Солли?

— И Солли.

— Я ей не нравлюсь? — У Ханя перехватило дыхание. — Она… не верит мне? Просто дай мне время. Мы с ней подружимся. Я постараюсь и…

Чонин вновь покачал головой.

— Всё сложнее, чем ты думаешь.

— Вовсе нет. Невесты у тебя уже нет, ведь так?

— Ты постарался избавиться от Чжису, но она ещё ничего не отменила. И лучше бы тебе решать проблемы по мере их возникновения. По порядку. Сейчас тебя другое должно беспокоить.

— Да, сложно будет, если я окажусь за решёткой пожизненно, — с трудом улыбнулся Хань. — Но теперь я знаю, где накосячил. И я всё равно не жалею, что стащил твой геном. Он был нужен мне. Не для эксперимента, нет… Он нужен был мне лично. И я не хотел бы, чтобы тебя стёрли из моих воспоминаний. Любым. — Хань отвёл густую чёлку со смуглого лба, коснулся кончиком пальца тёмной брови, повторил строгий рисунок и тронул кончик носа Чонина невесомым поцелуем. — Ты не любишь спешить, но я не хочу отпускать тебя просто так. Даже на время.

Хань нарочито поёрзал у Чонина на коленях и облизнул губы.

— Это…

— Голод с выдержкой в четыре года. — Хань расстегнул комбинезон, погладил ладонью Чонина по груди, ощупал пряжку ремня и слегка дёрнул. Пришлось взяться за неё обеими руками, чтобы через минуту ремень упал на пол. Раздевать самого Ханя не требовалось — он до сих пор оставался раздетым.

Кончиками пальцев по смуглой коже на груди и животе, ниже, до желанной тяжести в ладони. На поцелуй Чонин ответил, что давало надежду. Хань прикусил его губу, лизнул, одной рукой гладил шею, другой без спешки водил по всей длине члена, тёрся собственным. Потом торопливо взял в рот пальцы, пососал, напоследок пару раз провёл языком по ладони и вновь сжал член Чонина, увлажнив его собственной слюной.

Со стола полетели чашки — наполовину пустая с шоколадом и нетронутая с кофе. Чонин почти швырнул его спиной на залитую кофе столешницу, выбив воздух из лёгких. Запрокинув голову, Хань развёл ноги и, вцепившись пальцами в расстёгнутый комбинезон, дёрнул Чонина к себе, на себя. Его тело так естественно приняло Чонина, всё ещё разморенное и податливое после ночных вспышек страсти. Хотя стол мог и не выдержать их огня, ну и чёрт с ним.

Громкие стоны метались под высоким потолком. Спина Ханя скользила по разлитым по столу кофе и шоколаду. Голова бессильно свесилась и покачивалась в такт быстрым резким движениям. Затвердевший после первого же толчка член Ханя дерзко упирался Чонину в живот и молил о внимании. Чонин часто и сильно прижимался бёдрами к ягодицам Ханя, вдавливая в кожу металлические заклёпки на комбинезоне. Прохлада металла только подстёгивала чувственность Ханя, заставляла выгибаться и извиваться, елозить по гладкой и влажной от кофе столешнице.

Хань с трудом вскинул голову и ухватился за плечи Чонина. Смотрел на него из-под полуопущенных ресниц и пытался понять, как он вообще жил без этого целых четыре года. Игрушки и прочие замены не в счёт, они и рядом не стояли.

После ночи тело Ханя вспыхнуло и отозвалось быстро. Всего несколько минут — и он потерялся в реальности, чтобы с головой окунуться в оргазм. Сжимал в себе Чонина, впивался короткими ногтями в тёмную ткань комбинезона на плечах, крупно дрожал всем телом и самозабвенно насаживался на член, пока мог, а после таял от ощущения тёплой влаги, струившейся по ложбинке меж ягодиц. Слабо застонал — Чонин пальцами очертил растянутой вход, смазав края спермой.

Прикрыв глаза, Хань лежал на столе и слушал, как Чонин приводил себя в порядок и застёгивал ремень. Горячие пальцы на подбородке и глубокий поцелуй.

— Мне уже пора.

Хань слабо улыбнулся и кивнул.

— Тебе идёт… кофе с молоком.

Повернув голову, Хань приоткрыл глаза, чтобы посмотреть, как Чонин уходит, потом с трудом приподнялся на локтях, сел. На столешнице и коже — смешанный со спермой крепкий кофе. И на бёдрах следы от пальцев Чонина. Не только на бёдрах, наверное. Томительная пустота внутри и звенящая от лёгкости голова. И запах Чонина как обещание, что всё ещё может измениться. Хань неуверенно потрогал себя между разведённых ног, втолкнул в себя палец на фалангу и мягко погладил. Медленно погрузил палец внутрь себя на две фаланги и томно прикусил губу… Возбуждение не улеглось. Стоило лишь вспомнить ночь и утро, и Хань принимался мягко двигать пальцами. Член почти не реагировал на эти относительно невинные ласки, но телу нравилось, и Хань продолжал сидеть на столе и неторопливо поглаживать эластичные стенки внутри, представляя, что это не его пальцы, а…

— Хён, дверь была открыта, так что… Господи! — На пороге застыл Сэхун, а за его плечом замер Тао. Они пялились на Ханя широко распахнутыми глазами.

— Вот это порнография, вот это я понимаю… — мрачно буркнул Тао, оклемавшись наконец, и отправился за одеялом.

Тем самым одеялом, которое пахло Чонином.

Чанёль и Бэкхён одновременно повернули головы, едва заслышали, как распахивается дверь. Чонин настороженно застыл под их пристальными взглядами, неловко поправил ворот и нахмурился.

— Что случилось?

Наверное, они выглядели как родители, что едва дождались нежно любимое чадо после ночного загула. И чаду лет пятнадцать.

Бэкхён сжал кулаки и покосился на Чанёля, тот вопросительно косился на него в ответ.

— Поговорить надо, — мужественно бросился в атаку Бэкхён. — О Солли.

Чонин на миг будто прислушался к себе, потом мотнул головой.

— Она что-то натворила?

Бэкхён бросил на Чанёля многозначительный взгляд. Пожалуйста. Вместо тревоги и паники — ледяное спокойствие. Чонин выглядел как человек, который точно знает, что с его дочерью всё в порядке.