Трансформер (СИ)

      - Мы просто пообщались, - сбивчиво пробормотал Марк. Ну вот зачем он сейчас оправдывается?

      - И все же не стоит продолжать общение.

      Если бы Марку не было страшно, он бы ответил, что у Филиппа нет никакого права вмешиваться в его жизнь, но…

      - Мы просто позанимаемся немного.

      - Завтра скажешь ему, что это первый и последний раз, - и не сказав больше ни слова, Филипп развернулся и вышел.

Часть 42 Шесть часов

      Войдя в комнату, Лекс ожидаемо обнаружил Филиппа внутри. В комнате едва уловимо ощущался запах сигарет – альфа много курил.

      Филипп не обернулся на скрип двери, этого не требовалось, на часах было без двух минут шесть. Омега тяжело дышал, не размыкая рот. Альфа догадался без труда о причине - омега спешил.

      Лекс поначалу не собирался приходить вообще.

      Но по мере того как тянулся серый безрадостный день, он менял свои решения подобно стрелке на часах, неотвратимо двигающейся в одном-единственном направлении: вместо того, чтобы просто не прийти, он решил опоздать… немного опоздать... в итоге он летел вверх по лестнице, стремясь успеть до шести.

      И теперь, стоя посреди неприятной ему комнаты, он ненавидел себя за то, что альфа заставил его бояться, раскрыв брешь страха так широко, что туда засасывало все, что представлял из себя Лекс: гордость, самолюбие, непокорность, строптивость – всю волю и душу всасывала широкая воронка, оставляя ничтожного, покорного омегу, запугать которого не стоило ни малейшего усилия.

      - Раздевайся, - глухо, не глядя, приказал альфа.

      Лекс сверлил альфу молчаливым яростным взглядом. Ненависть душила за горло, стучала в висках, парализовала тело. Его злоба была так же осязаемая, как и шершавые пальцы на коже, прикосновения которых снились ему в кошмарах, преследовали в мыслях, пугали в темноте.

      Сжав зубы Лекс, рванул с себя пиджак, сбрасывая прочь, еще минута – и все вещи валялись кучей у ног. Он не оставил на себе даже белья.

      - На кровать – жесткий, без эмоций голос.

      Лекс сделал так, как велели.

      Уткнувшись лицом в подушку, он замер, ощущая прохладу простыни. Дышать было нечем, незачем было жить. Глухие рыдания застревали где-то посреди плотно сбитого пуха, пропитавшегося запахом Филиппа, непереносимым тошнотворным зловонием, смешанным с его собственным.

      Обнаженного бедра коснулась колючая ткань – альфа сел рядом. Ладонь легла между подрагивающих лопаток, опустилась ниже… и вернулась в основание шеи. Лекс взвыл, пока альфа неторопливо поглаживал его по спине, глуше, выше, ненависть пылала так ярко, он чувствовал что медленно сгорает на этом огне, а отвратная рука все так же едва касалась нежной кожи.

      Выбившись из сил, омега затих.

      - Отпусти меня, - еле слышно проплыло в комнате.

      Тишина.

      Алексей слушал собственное сердце, глухо бившееся о чужую кровать. Кровать, в которой он оказался не по собственной воле.

      - Нет.

      - Почему? - сорвалось с искривившихся от нового приступа рыданий губ. – Почему?

      Чужая рука огладила кожу от плеча до ягодицы, задержавшись на аппетитных полушариях. Филипп был нежен, и от этого становилось еще хуже.

      А в следующее мгновенье сильные руки альфы подняли Лекса с нагретого ложа. Филипп поставил его на ноги и развернул к себе лицом.

      Суровый взгляд, легкая небритость – альфа смотрел пристально. Лекс не смел дышать, не смел пошевелиться. Теплые руки сомкнулись на поясе, чуть приподняли, прижимая к себе. Одна рука подхватила под колено, заставив согнуть ногу. Сев на кровать поперек, Филипп оперся о стену спиной, усадив притихшего от растерянности омегу себе на бедра, дав почувствовать каменную твердость в брюках меж разведенных ног.

      Альфа был так близко, что Лекс захотел отодвинуться. Раньше его всегда брали сзади или распластав на спине, но никогда еще не прижимали так близко к груди, не смотрели в лицо и не показывали свое. И запах - липовый мед с едким привкусом отцветшей полыни, горькой, как взгляд этого ненормального.

      Рука на спине заставила придвинуться еще ближе. Лекс отвернул лицо, и поцелуй пришелся в скулу – неторопливый, царапающий.

      Он сглотнул, не смея двинуться. Другая рука подхватила его под ягодицы, притиснув бедрами к телу альфы.

      Сухие пробующие поцелуи прикусывали подбородок, двигаясь вдоль челюсти, подобрались к ушной раковинке, прихватили. Лизнули. Соски омеги касались хлопковой прохладной рубахи – легонько, чуть-чуть, цепляясь, словно шероховатые губы альфы коснулись мелких бусин. Ягодицу осторожно мяли, зажимая в пальцах, потирая, демонстрируя желание.

      Рука скользнула со спины омеги выше и, остановившись на затылке, слегка подтолкнула, заставляя Лекса повернуть голову. Не настаивая, но предлагая… настойчиво предлагая…

      Лекс нехотя позволил притянуть свои губы к чужим.

      Волосы на загривке стали дыбом, мурашки скользнули по плечам, рукам.

      Его прижимали осторожно, притягивали, хотели. И целовали. Целовали. Целовали.

      Глубоко. Тягуче. Властно.

      Глотали.

      Огонь медленно капал с губ, оседая воском на сердце, вскипал, плавился, утекая ниже, в пах, собираясь, бурля. Чужой палец мягко потерся у раненого альфой входа, окунулся в омежий сок, огладил, не проникая глубже.

      А поцелуи ласкали, уносили прочь, проникали, проникали...

      Возбуждение, скопившееся внизу живота, досадно заныло, попросило, потребовало. Лекс на автомате запустил руки под себя, щелкнул ремнем, расстегнул ширинку и вынул член альфы.