Навстречу судьбе (СИ)

В общем, когда через пятнадцать минут Трюмпер проходил мимо с бутылкой красного вина, он сам выбрал сыр, забрал ошалевшего от разнообразия Билла и, не выпуская его из поля зрения – мало ли, еще где зависнет – препроводил на кассу, где также не спускал с Каулитца глаз.

Билл снова полез целоваться, едва они переступили порог квартиры. Том чуть пакет не выронил от такого напора.

- Эй-эй, - улыбнулся он, отходя от Каулитца. – Всё успеем. Давай хоть покупки разложим.

- Поставь их на кухне, - легкомысленно махнул рукой Билл. – Потом разберем. Может быть.

- Ну уж нет, теплое вино я пить не намерен, - пробормотал Том и, поглядывая иногда, как Каулитц носится по квартире, переодеваясь в домашнее, разобрал пакет.

- Теперь ты уделишь мне внимание? – Билл ощущал себя кошкой. Почему, он и сам понятия не имел. Огромной черной кошкой, льнущей к не меньшему по размерам котяре. Может, он был такой же грациозный и плавный, может, хотел Трюмпера так же, как кошка хочет кота в марте. Ему понравилось целоваться с Томом. Очень понравилось. Билу вообще казалось, что, будь его воля, он всю жизнь проводил бы за этим замечательным занятием. И, кажется, ни с кем до этого так сильно поцелуев он не хотел.

- Теперь – с удовольствием, - улыбнулся парень, подходя к Биллу и обнимая его за талию, чтобы уже через секунду вовлечь в ленивый поцелуй, от которого у Каулитца волосы встали дыбом по всему телу, а в паху приятно заныло. – Блин, мне ваще от тебя башню сносит, - прошептал он, оторвавшись ненадолго. – Я бы тебя всего исцеловал. Шею. Грудь. Животик. Всего.

- Я бы не был против, - хихикнул Билл, в очередной раз за день напомнив сам себе девчонку.

- Я не остановлюсь, если начну, - пробормотал Том и снова втянул его в поцелуй. Руки его медленно, но верно опускались всё ниже, и Каулитца перло от этого всё больше. Он и так завелся с полпинка, а тут еще гладящие, нежные руки. Он тихонько застонал Тому в рот, и тот неожиданно оторвался от него.

- Ты че? – обиженно протянул Билл.

- Я не остановлюсь, если начну, - повторил Трюмпер.

- Ну и что?

- Не знаю… Не хочу так.

- Эстет? – фыркнул Билл, не скрывая своего расстройства.

- Ага. Есть фильм какой позырить под винцо? По-моему, очень круто – валяться, обниматься, смотреть киношку и потягивать вино, не находишь?

- Нахожу, - просиял Билл. – Щас че-нибудь найдем.

Спустя некоторое время ребята с удобством расположились на кровати Билла, включили какую-то романтическую комедию и разлили вино по бокалам.

- За нас? – предложил Трюмпер, внимательно глядя Биллу в глаза.

- За нас, - согласился тот, опасаясь, как бы его не порвало от счастья и спокойствия. Давно, очень давно он мечтал вот так лежать с кем-нибудь на своей огромной кровати, смотреть кино и иногда болтать ни о чем. Мечты становились явью, и от этого замирало сердце в груди.

Потом они переползли в объятья друг друга, поставив бокалы на тумбу у кровати, и Билл даже почти задремал, слушая мерное сердцебиение Тома, а тот все гладил его по спине нежно-нежно, едва касаясь кожи пальцами, и Каулитц мечтал, чтобы он сейчас снял с него футболку и… не трахнул, нет, почему-то эти мысли уступили другим. И гладил бы всю спинку, пока Билл не уснет, свернувшись у Тома на груди. Хотелось мурлыкать, подставляться больше. На него напала какое-то совершенно незнакомое чувство, помесь дикого, совсем детского восторга от осознания своей нужности, с негой.

Том заворочался рядом, Каулитц приподнял голову, посмотреть, что происходит, и растерялся: было совершенно очевидно, что Трюмпер спит. Не прекращая при этом наглаживать ему спину. Билу казалось, что дальше уже умиляться некуда, но не тут-то было. Он практически растекся лужей по Тому от такого открытия, и даже тоже начал гладить Томов бок, на что тот довольно что-то промычал и прижал его ближе к себе.

- Кайф, - прошептал Каулитц, закрывая глаза и медленно проваливаясь в дрему.

Во сне он бабочкой порхал по городу, присаживаясь иногда на цветочки, обшарпанные стены и людские плечи. Легкий ветерок иногда сносил его, но это нисколько не расстраивало. В глаз светило солнышко. Билл улыбался своим бабочковым ртом такой красоте, продолжая перелетать с места на места. Вот он на ромашке. На скамье. Вот переполз на мужика. Мужик дернулся, Билл испугался и приземлился на бульдога. Тот повернулся к нему, хрюкнул и проговорил:

- Закрой за мной дверь.

- Ты же бульдог, - удивился Билл. – Ты не должен разговаривать.

- Билл, - псина потрясла его за плечо. – Просыпайся, ну.

«Я же бабочка, у меня нет плечей», - подумал Каулитц, и широко открыл глаза. Том сидел рядом с ним и улыбался.

- Господину Бульдогу пора домой, а то не уедет.

- Я и не хочу, чтобы он уезжал, - зевнул Билл и вытянул губы трубочкой для поцелуя. Трюмпер наклонился к нему, поцеловал ласково, спугнув бабочек в животе Билла, погладил его по руке и смущенно проговорил:

- Я слишком долго пользуюсь твоим гостеприимством.

- Мне нравится, когда ты у меня. Мне с тобой хорошо. Оставайся.

Том поколебался немного, затем хитро прищурился, и спросил:

- А ты мне перед сном массаж сделаешь?

- Господи, Том, - прыснул Каулитц. – Да хоть два массажа! Хоть все десять! Оставайся только.

- Ну, мне надо подумать.

- Я тебе дам, подумать! – подпрыгнул Билл. – Думать он еще собрался!

- Я подумал, и я согласен, - рассмеялся Трюмпер, обнимая его и валя на кровать, чтобы в следующее мгновение в который уже за сегодня раз начать целоваться.

Потом они целовались еще в куче мест: и на кухне, когда оба проголодались и решили попробовать купленный сыр, и в коридоре, когда шли обратно, собираясь посмотреть какое-нибудь тупое шоу; и снова на кровати, когда тупое шоу осточертело; и на балконе, когда вышли покурить на ночь – причем на балконе задержались почти на час, пока Том каким-то образом не обнаружил, что парень посинел и вот-вот окоченеет. Апогеем стали поцелуи в ванной, куда Билл улизнул чистить зубы на ночь, а Трюмпер проследил за ним и застал врасплох.

- По-моему, ты неравнодушен к моей заднице, - пробормотал Билл, разрывая поцелуй. – Уже всю излапал.

- Ну, есть немного, - согласился Том, продолжая мять обозначенную часть тела. – Ничего не могу с собой поделать, она такая мягкая, так и напрашивается на грех.

Каулитц хитро прищурился, кладя свои руки поверх рук Трюмпера, и заставил сжать сильнее, подаваясь при этом вперед.