Рыжик (СИ)

Во всем чувствовалась рука военных, даже на площадке, на которой проводилась зарядка для всего лагеря по утрам и спортивные соревнования днем. И в длинных столах столовой, где воспитатели ели вместе с детьми и тренерами, из одного котла и без всяких капризов. И в самой организации жизни лагеря, когда детей разбивали по отрядам и назначали старших и дежурных. И, наверное, самым удивительным было то, что в отрядах дети были разного возраста. Старшим вменялось в обязанность отвечать за младших, таким образом они становились воспитателями и инструкторами для новеньких.

С каждый годом лагерь разрастался все больше и больше. Детей привозили не только из соседних городков, но и из других стран. И каждый ребенок на следующий год рвался в этот лагерь, но уже не один, а со своими друзьями. Поэтому каждый год достраивались новые домики и прокладывались новые дорожки. С каждым годом требовалось больше воспитателей. Теперь в воспитатели шли уже те, кто окончил школу, и ранее уже бывал в лагере, но как подопечный. Многим хотелось продлить это состояние беззаботного детства и радости каждому дню, заполненному приключениями и открытиями.

Над самим лагерем разместился еще один городок. На могучих елях были построены деревянные домики в основном маленькие, на одного или двоих жильцов, но было несколько домов побольше, на пять-шесть человек, и располагались они уже между двумя-тремя стволами. Между всеми домами были натянуты подвесные дорожки. Спуститься вниз можно было по канату, а подняться по веревочной лестнице или же по подвесным дорожкам. Все это хитросплетение дорожек и хаотично расположенных домиков выглядело очень необычно, и даже немного сказочно. Как будто это было жилье лесных эльфов или вольных стрелков Робин Гуда в Шервудском лесу. Хотя, был в этом определенный психологический аспект, когда дети знали, что сверху воспитатели скорее заметят любую шалость и скрыться от них будет непросто.

Клан выделил несколько автобусов, которые должны были курсировать от замка МакГрегоров до лагеря на протяжении всего срока его работы. Мэрфи вместе с Бердом приехали на первом автобусе. С собой у них были только рюкзаки с личными вещами. Они бодро дошагали до штаба, где их разлучили. Берд получил направление в первый отряд, где его уже дожидались друзья - сыновья Кэлума, которые приехали с отцом еще на рассвете. Мальчишки сразу же на радостях станцевали танец краснокожих и, забросив рюкзак Берда в домик, умчались куда-то вглубь лагеря. Мэрфи с тоской посмотрел им вслед. И вот как их здесь можно контролировать?

Мэрфи предложили самому выбрать, где жить. Домики на деревьях по большей части были уже забронированы воспитателями-альфами и тренерами, которые работали в лагере в прошлом году. Омеги же предпочитали жить на земле. Домики для них специально поставили рядом с лужайкой, на которой все желающие занимались йогой. Это было, пожалуй, самое тихое место в лагере. Альфы же предпочитали жить на деревьях. Мэрфи только хмыкнул, не удивляясь таким «взрослым» желаниям альф. Он сказал, что посмотрит на свободные домики рядом с лужайкой и примет решение.

А они и в самом деле были хороши и рассчитаны на четверых. Четыре кровати, шкаф, стол, маленький санузел с душем и унитазом, все по-военному просто и без изысков. Он уже почти согласился остаться на месте, пока не увидел в окно, как несколько воспитателей встретились после долгой разлуки. Поцелуи, обнимашки и манерное кудахтанье: как мужья, как дети. А потом подошли еще приятели, и началось,… Как говаривал в подобных случаях Манро: «Омежья сборная по сплетням перед выступлением разогревалась цоканьем и закатыванием глаз». Мэрфи всегда избегал подобного времяпрепровождения. Можно, конечно, попытаться найти своих знакомых из города или из спортивной школы, но жить в подобном обществе было тоскливо.

И он решил, что лучше будет каждый раз перед сном влезать на дерево, лишь бы никто в душу не лез и не доставал с расспросами о личной жизни. В штабе сказали, что в этом году были омеги, желающие пожить в «гнездах», и они всегда смогут найти ему свободное местечко, так что Мэрфи может не переживать. Вот, например, Кристи в прошлом году делил домик с сыном, но в этом году тот женился и на работу в лагерь не приехал. Мэрфи уточнил, не тот ли это Кристи, тренер по болдрингу, и услышав в ответ, что, да, именно тот, сразу согласился. Этот омега был упрям, но в тоже время никогда не лез к другим людям с расспросами. Он неизменно повторял, что если кто захочет поделиться переживаниями, то расскажет все сам, а если помалкивает, то и незачем лезть к нему с ненужным любопытством.

Штаб лагеря был построен вокруг большой сосны, на его крыше находилась смотровая площадка, с которой был виден весь лагерь, и от нее же начинались все подвесные тропы к домикам. Нумерация домиков была достаточно запутанной и хаотичной, поскольку номер присваивался сразу после постройки домика. Чтобы попасть в свой 37-й домик, Мэрфи надо было пройти мимо 13-го и 68-го. Поднявшись на смотровую площадку, он покрутил головой в поиске 68-го домика, и бодро отправился в указанном направлении.

Домик был построен вокруг ствола и покоился на деревянных распорках, которые удерживали небольшое строение с одной дверью и одним окошком. Мэрфи вошел и, оглядевшись, прикинул расположение. Если сравнить домик с циферблатом, то дверь и окно находились на шесть часов, на двенадцать, с другой стороны ствола находился шкаф, который подобно стрелке часов разгораживал спальную зону надвое, создавая так необходимую приватность. Кровати находились соответственно на три и девять часов. Напротив окна стоял стол, под ним располагался единственный табурет. На кроватях лежали скатанные матрасы, а на той, что стояла на «три часа», лежали рюкзак и сумка, по всей видимости, это были вещи Кристи. Мэрфи скинул свой рюкзак на вторую кровать и подошел к шкафу. Одна дверка у него открывалась на его сторону, вторая - на сторону Кристи. Таким образом, у каждого жильца было свое место для личных вещей.

Мэрфи быстро закинул в шкаф свои вещи, предметы личной гигиены, сменную обувь и жестяную коробку с медикаментами. Так, на всякий случай там лежало несколько упаковок с подавителями. Мэрфи специально купил их с запасом, чтобы больше не думать на эту тему. Он и не подозревал, что вчера из-за этих самых таблеток свекор имел непростой разговор с Кэлумом. Мэрфи вообще не знал, что друг вчера навещал их дом.

- Я пришел поговорить именно с вами, Манро, - Кэлум, отодвинув чашку с недопитым чаем, с грустью посмотрел на замершего хозяина дома. - Мы с вами оба любим Мэрфи и желаем ему самого лучшего, поэтому пришло время поговорить о его будущем.

- Я уже говорил Мэрфи, что ему не стоит хоронить себя, что надо жить дальше, но он и слушать меня не хочет, - Манро смотрел в сторону и кусал губы. - Я все понимаю умом, но сердце…

- Он уже восемь лет живет один, - Кэлум пересел ближе и постарался поймать ускользающий взгляд старшего омеги. - Наш Мэрфи очень упрямый и очень любил мужа. Я видел, как он светился счастьем, когда они были вместе. И пусть Логан не был его истинной парой, но он был самым любимым мужем. Доказательством тому восьмилетнее воздержание Мэрфи. Но, вы ведь курсе, что в клане есть истинный альфа для него. Если бы Логан был жив, то подобный разговор никогда бы не состоялся, - Кэлум задумался, прислушиваясь к чему-то внутри себя. - Хотя и сейчас мне кажется, что он на грани фола. И я даже не знаю, как подобрать правильные слова, но будущее Мэрфи мне не безразлично. Я хочу увидеть его счастливым, а для этого ему надо отпустить свое прошлое. И вот для этого-то мне и нужна ваша помощь…

- Ты хочешь, чтобы я выставил его из дома, и он стал жить один? - Манро вскинул голову и с угрозой посмотрел на гостя. - Но он все равно останется частью моей семьи, и он и внук.

- Я не собираюсь отбирать у вас Мэрфи и Берда, - Кэлум грустно улыбнулся. - Просто представьте, что Мэрфи не зять, а ваш сын. Примите его в своем сердце, как своего ребенка, и все сразу станет на свои места. И позвольте ему найти новое счастье. Он никогда не забудет Логана, и если он решится на отношения еще раз, это не значит, что он изменяет мужу. Просто представьте, что Мэрфи ваш родной сын, ведь вы хотели бы счастья своему ребенку? Или предпочли, чтобы он и дальше жил с болью в сердце?