Френдзона (СИ)

Окончательно решив ничего не придумывать и сказать Максу обо всем честно, Стас тянул с этим, набираясь смелости, до дня рождения блондина. «Вот, - думал он, - отпразднуем событие, он как раз будет на позитивной волне, и тогда уж…»

Холодной октябрьской субботой («Мама дорогая, только что ведь было лето!») Стас пришел на квартиру к другу с самого утра – уже недели три как у них была особая договоренность: не нужно никакого подарка, только приготовь еду. Стас, услышав первый раз такую просьбу, заартачился, завозмущался, мол, его эксплуатируют все, кто только может, но Максим был непреклонен. Да и недовольство брюнета было по большей части напускным, поэтому он в итоге согласился, и теперь старательно корпел над бисквитным тортом, одновременно косясь на духовку, в которой запекалась курица, и следя за Максимом, нарезавшим рядом салат.

Вскоре начали собираться гости. Немногочисленными друзьями блондина были бывшие сокурсники – два журналиста из местной газеты, работавшие над ежедневными новостями, девушка, писавшая статьи для интернет-издания и делавшая для него же переводы с английского, и парень, ведущий какую-то молодежно-музыкальную передачу на не слишком популярном канале.

Последний, Саша, явился впритык по времени, как раз когда Стас готов был рвать и метать, потому что курица, зараза такая, перегревалась в духовке, а соус наоборот остывал, и сделать с этим ничего было нельзя.

- Ну наконец-то! – почти взвыл из кухни Стас, услышав звук открывающейся двери и радостный незнакомый голос, поздравлявший Макса с взрослением. – Еще пять минут, и сам бы жрал эту гребаную курицу!

- Это кто там орет, твой личный повар?

- Что-о-о?! – разозлившись окончательно, брюнет выскочил в коридор, вызвав тем самым приступ всеобщего хохота – деревянная лопатка в руке и фартук, который Стасик забыл снять, не оставляли никаких сомнений в том, что это именно повар.

- Ничего, ничего, - Максим, подозрительно улыбаясь, приобнял Стаса за плечи и развернул обратно в сторону кухни. – Я очень ценю твою помощь.

Эти слова моментально успокоили вспылившего кулинара и он, поворчав еще немного для вида, переоделся наскоро и присоединился к компании.

Вечер получился куда лучше, чем Стас мог надеяться. Приятели Максима относились к нему безо всякой предвзятости, очень дружелюбно и тепло, словно он сто лет принадлежит к их компании. Поначалу Стас немного смущался, слушая разговоры за столом – темы поднимались серьезные и не банальные, иногда такие, в которых брюнет вообще не разбирался, но когда кто-то обращался к нему, ответ он всегда находил. Потом, после второго или третьего бокала вина, Стасик расслабился, принялся болтать сам, и обнаружил, что компания журналистов нравится ему куда больше, чем собственная, хотя порой и становилось неловко, когда они начинали шутить на только им понятные темы.

Вскоре тосты иссякли, остатки еды переместились на кухню, а в гостиной установилась еще более непринужденная обстановка. Разливая по пятому или шестому кругу уже мартини – вино успело закончиться, - Саша неожиданно проговорил:

- Макс, ты чувствуешь себя пьяным?

- Ну?.. – неуверенно отозвался блондин, по взгляду которого и так ясен был ответ.

- Сыграй нам уже, что ли.

Все присутствующие тут же замолчали, уставившись на Максима, а тот, посидев чуть в полнейшей тишине, поднялся и куда-то пошел. Стас, переведя непонимающий взгляд на довольного собой Сашу, вопросительно поднял бровь, потому что не совсем понимал, что происходит.

- Он на гитаре играет, не знал? – правильно истолковав мимику брюнета, объяснил Саша. – Но только когда выпивший, когда трезвый – не дождешься от него.

Промычав что-то согласное в ответ, Стас отвернулся, уставившись на свои пальцы. Изнутри его кольнуло мерзкой иголкой обиды – столько они уже знакомы, а Максим никогда даже словом об этом своем умении не обмолвился. Не доверял? Или что?

Нерадостные мысли оборвались с появлением их объекта: блондин появился на пороге, чуть пошатнулся, ударил декой гитары по тумбочке, зашипел досадливо, и только потом, притянутый кем-то, почти повалился на диван. Встряхнул волосами, даже не замечая слегка обиженного и требовательного взгляда Стаса, приладил в руках гитару, не сразу нащупав пальцами нужные лады, а потом на пробу перебрал струны.

Первая мелодия вышла короткой и неуверенной, словно разминка. Вторая держалась дольше, пару раз Макс сбивался, морщился, но не прекращал. Оборвал аккорд, подкрутил, ругаясь сквозь зубы, колки, и только после этого, облизнув губы, заиграл негромким, но постепенно набирающим звук, ритм и объем, боем.

Как ни умолял – сердце заставило,

Как ни убегал – настигало вновь,

Лишь для исключений стараются правила,

И не в одиночество верит любовь.

И не в расстояние верит привязанность,

Мечется и бьёт пред собой зеркала,

Больно уходить, если есть недосказанность,

Страшно умирать, если вера мала.

Замолчав, но не перестав играть, блондин поднял голову и почти трезвым голосом спросил:

- Чего все молчат, не на концерте же. Саша, хоть ты подпевай, ты знаешь слова.

Горько признаваться в своих поражениях,

Голову склонив над потухшим костром,

Лето поглумилось над жизни движением,

Выругалось матом, осенним дождём…

Мы уйдём за ним и останемся в осени,

В этой глубине нам себя не спасти,

Только бы успеть донести, что приносим мы,

И не растерять на тернистом пути…

Теперь они пели уже вдвоем, но Стас, казалось, слышал все равно одного только Максима. Это было очень необычно, его голос, двигающиеся быстро и слаженно руки, интонации, легкая, оставшаяся от алкоголя и сигарет, хрипотца. Слов брюнет почти уже не разбирал, находясь где-то на грани их восприятия – куда большим удовольствием, почти мазохистским, было смотреть, слушать и молча восхищаться.

Потом, на середине песни, пришла и ревность. Стасу неудержимо хотелось выпроводить всех этих людей, не сводящих с его Максима взгляда, остаться с ним наедине и слушать, слушать, слушать… Больше ничего. Только слушать, только воспринимать, только быть рядом.

Ничего больше…

Время на стене неутомимое,

Нам его с тобой ни за что не догнать,

Где-то попадаем, а где-то и мимо,

И надо бы ложиться, ведь рано вставать…

Завтра будет тот же растрёпанный город,

Завтра будут люди и будут слова,

Только бы суметь сохранить то, что молодо,

Только бы признать то, в чем Вечность права…

На последних фразах, когда пел уже не только Максим и Саша, а и девушка, кажется, Виолетта ее звали, блондин обвел взглядом всех по очереди, столкнулся с глазами Стаса и едва заметно улыбнулся.

Вечер перетек в ночь, были еще песни, спетые в одиночку и хором, сыгранные Максом и Сашей, который, оказывается, играл едва ли не лучше всех, тут собравшихся. Расходиться начали только под утро – первой, вызвав такси, квартиру покинула Виолетта, которой утром еще надо было писать статью, следом за ней ушли оба журналиста, чьих имен Стас вспомнить уже не мог. Гитара уже стояла в углу, Макс разливал по подставленным бокалам остатки сока – алкоголь закончился – и отпихивал свободной рукой котов, урчащих и ластящихся, требующих еду.

- Блин, ну сейчас, - проворчал Максим, поднимаясь на ноги и уходя на кухню.

Серый и Белый убежали следом, в этот же момент Саша негромко проговорил:

- Нравится он тебе?

- Кто? – непонимающе переспросил Стас, уже, конечно, догадываясь, о чем речь.

- Макс наш, кто еще. Нравится?

Стасик не ответил, нахмурившись и приложившись к бокалу, в три глотка осушая его. Он даже не догадывался, что кто-нибудь из друзей Макса за один вечер сможет что-нибудь такое углядеть – они ведь, черт возьми, журналисты, а не психологи! Но вот же, сидит рядом, смотрит серьезно, не улыбается…

- А что? – довольно агрессивно вырвалось у Стаса.

- Заметил просто, - Саша пожал плечами и добавил: - Не отчаивайся. Всякое может случиться.