Немного свежего хлеба (СИ)

- И какие были версии? – Верни непроизвольно подался вперёд, но не для того, чтобы услышать страшную тайну, а просто хотел устроиться поудобнее в своём чудо-коконе. Но Котька воспринял его движение иначе. Резко обхватил за тонкую шею и прижал к себе, засмеявшись.

- Я думал, что ты инопланетянин, зомби, и восставший из ада! Ещё я думал, что ты зарыл труп бабушки-кошатницы под своим окном и теперь скрываешься от всевидящего ока милиции, - перечислял он, пытаясь ухватить сопротивляющегося Женьку за бок. Но поскольку тот был завёрнут в плед, добротный такой, непрокусываемый, у Котьки ничего не получалось. И он только фыркал от какого-то внезапного вспыхнувшего истерического веселья. – Это мои самые откровенные фантазии, зацени, Верни! Впервые в эфире!

Они ещё повозились некоторое время, а потом Котька услышал хриплое дыхание в груди Жени и, осторожно обняв его за плечи, прижал к себе, словно тем самым мог остановить всё плохое.

- Ты такой мелкий, прям как игрушечный, - сказал он, с замиранием сердца глядя на покрывшиеся нездоровым румянцем скулы Верни. Опять температура поднялась. Поиграли, называется, в детскую игру, чтоб время занять, только разволновались.

- Меня мама в детстве сусликом называла, - тихо, улыбаясь, сказал Женя, и положил голову на плечо Котьке. Вот тебе и инопланетное чудо, доверчивое такое, прям как не парень, так прижался… Да и фиг с ними, с этими условностями. Хочет, пусть так сидит! Котька не станет плечо убирать, ни за что на свете.

- Почему сусликом? – может, ещё рукой погладить по голове? Вроде бы ёжик, а всё равно волосы мягкие. Приятно елозить пальцами туда-сюда. Никого так не хотелось трогать раньше. Всё такое странное… новое, и сердце в груди всё скачет и скачет, не может успокоиться, а сидят вроде бы почти не двигаясь. Все эти нежности со Светкой смотрелись бы идиотски, а с Верни можно, потому что он не девчонка, и ничего не подумает лишнего про любовь до гроба. Любят же эти девчонки всё усложнять, оно и так непросто даётся.

- Потому что я всегда руки поджимал к груди, вот так, - Верни выпрямился на диване, и Котька со скипом убрал ладонь с его головы. Плевал он на сусликов, и вообще… голову верни на плечо! Но суслик из Верни получилась реальный, даже прям хохотать захотелось. Очень артистично показал. А потом опять погрустнел. – Мама устала от меня за годы моей болезни. Всё суетится, суетится, а внутри камень. Иначе нельзя жить, люди хрупкие создания. Согласись?

- Ни черта они не хрупкие, - хмыкнул Котька и сам притянул Верни к себе, завтра подумает над тем, почему он это сделал, а сегодня всё через одно место, так пусть уж до конца так будет. – Люди, они очень сильные, Женька! Вот я, например, сколько меня в морду ни били, никогда не ревел. А Рыжий ревел. И не один раз.

- Это потому что он у тебя ручку украл.

- Это-то тут причём? Просто он слабый, и боль плохо переносит.

- Боль можно перенести, а предательство нет. Это душа гниёт, и никакие лекарства ей не помогут. Ты знаешь, что он у тебя ручку украл, он тоже это знает. Но, поверь мне, ему намного тяжелее и больнее.

Котька опять погладил Верни по голове, скользнул кончиками пальцев по ушам. Уши у него были забавные: маленькие, твердые, очень аккуратные и чуть-чуть вытянутые вверх, как у эльфов. Верни мог носить любую причёску с такими ушами, даже этот свой вечный ёжик, в отличие от лопоухого Котьки.

- Ну может и тяжелее, его никто не заставлял переть у меня ручку, - хмыкнул Котька, что-то мысли все путались в голове. Нужно либо на серьёзную тему говорить, либо уши эти трогать, очень уж отвлекают. – А меня отец Котькой называл, когда я мелкий был, «Котька-спиногрыз». Я даже не знаю, почему.

Верни чуть повернул голову, не стал из-под руки выбираться. Лицо Котьки расплылось в улыбке – понял, что Жене нравятся его прикосновения, и тоже не хочется, чтоб они прекращались. Вот тебе и шутка юмора. Был бы Верни девчонкой, то сейчас бы и поцеловались, так прям близко, дыхание чувствуется на лице… подумал вдруг Котька и замер, глядя в большие светлые глаза. В расширенных зрачках даже себя увидел. А Верни мог бы его поцеловать, запросто, просто чуть податься вперёд, он же… И почему забыл?

- А ты похож на кота, - смутившись от Котькиного взгляда, промямлил Верни, - формой глаз... – он осёкся и чуть отстранился. Котька тоже молча отсел. Больше не смотрел на Верни, не трогал.

Котька растерянно шарил взглядом по комнате, стараясь не думать о том, что всего минуту назад, он хотел… нет, он был готов, нет! Опять не так! Да он почти поцеловал парня, и пусть не совсем нормального, и кругом замечательного, но это всё равно была катастрофа.

- Вова, - тихо, вновь улыбаясь, - я не буду к тебе приставать, не бойся. Для этого у меня есть другой человек.

Котька отпрыгнул от Верни, как ужаленный. Вскочил на ноги, и резко оправил на себе одежду.

- А мне-то что? – издав нервный смешок, язвительно выдал Котька. – Где же он сейчас, этот человек?!

Верни продолжал улыбаться, словно издеваясь над Котькиным бешенством. Придурок гуманоидный! Лучше бы вообще его не встречать, так спокойно всё было, так просто и понятно. Жизнь катилась и катилась, а Котька сидел в своей норе и мог предугадать каждую свою реакцию. Ответить за каждое слово! А теперь?

- Вова, ты слишком многого хочешь, - спрятав улыбку, сказал Верни, и его спокойствие и уверенность резанули Котьку сильнее всяких издёвок про ревность и прочую чушь, которую он ожидал услышать. – И мои решения мы не обсуждаем, - жёстко, глядя Котьке в глаза.

Вот это отношение. Общество потребления, честное слово. И сразу вспомнилось то, собственно, зачем он здесь, и дурацкие эти пять тысяч. Красная цена Котьки. Или Верни? И что-то заныло в груди от одной только мысли - почему не сделал по-человечески? Сразу после того разговора в туалете можно было пойти вместе домой, поговорить… И всё то же самое, только без этих дурацких условий и границ. Да невозможно это, сказка, ни за что на свете Котька не пошёл бы домой с Верни тогда, а теперь уже поздно, осталось четыре дня, а потом они вновь разбегутся.

- Да, я помню, - шмыгнул носом Котька, и посмотрел в окно. Там уже был вечер. – Мы сегодня куда-нибудь пойдём?

Он только мельком глянул на Верни, всё ещё злой, обиженный, потому наверное, это выглядело очень уж резко. Когда Котька злился, то в зале тушили свет. Светка убегала домой вся в слезах, мать не входила к нему в комнату, Рыжий молча сидел рядом и боялся пошевелиться лишний раз. И только тщедушный гуманоид с неизвестной планеты смотрел на него с сожалением и какой-то понятной только небесным созданиям растерянностью.

- Нет. Если хочешь, можешь идти домой, на сегодня программа выполнена.

Верни потрогал свой лоб – пальцы его слегка дрожали, немного поморщился и стал удобнее устраиваться на диване. Плед сполз на пол, когда они возились. Домашний уютный плед. Именно такими пледами заботливые матери укрывают своих заболевших детей, готовят всякие компоты и морсы, проверяют температуру, и несут этот идиотский бред про собачку, у которой болит, про кошку, у которой тоже нелады со здоровьем, а вот у её сыночка всё будет тип-топ, только нужно выпить эту горькую фигню. А мамы Верни не было рядом, только плед, да Котька со своим гонором и неуместной злостью. Да уж, засада.

- У тебя есть малина или мёд? – спросил он, и сразу стало легче. И он опять рулил процессом, в конце концов, кто тут за няньку сегодня?!

Часть 3. "Будь как дома, путник, я ни в чём не откажу".

Домой Котька вернулся в одиннадцать вечера, уставший, но довольный и собой, и вообще всей ситуацией. Верни смотрел на него как на спасителя, когда он размешивал малину в чае, потом ещё бухнул туда лимон, мяту и корицу. Вычитал рецепт где-то между объявлением о приёме на работу и рекламой горящих путёвок.

И что в этом такого? Ну умеет он лечить всякие простуды, на собственном опыте знает, что это такое, когда плохо, и вроде народ рядом: и мать придёт сочувствовать, и бабуля заглянет сказать своё веское слово, и какие-нибудь ещё соседки набегут – любят у нас проблему всем миром решать, а толку от этого народу в итоге никакого, одна суета. Потому работает метод «помоги себе сам». И помогает, а куда денешься?