Волчья кровь (СИ)

    И, Великие Духи, я почувствовал, как вся шерсть на моем теле встает дыбом от ужаса, он, его кожа, волосы - все было абсолютно черным!

    "Забавно, - смешливо засвистел носом невозмутимый Салтар, пока я старался справиться со сковавшим тело страхом. - Этот двуногий похож на Люциана, когда тот свалился в смолу, помнишь? Только детского подшерстка на нем не хватает."

    Я сразу же расслабился, фыркая от смеха и вспоминая черного и злого, как Духи Северных ветров, Люциана, с прилипшим к заднице пухом светлого волчонка. Эка невидаль, черная кожа, да по сравнению со всеми сегодняшними открытиями - это полная обыденность.

    Двуногие сгрудились вместе, как стадо чернохвостых оленей, и я с удивлением заметил, что светловолосый парень шевелит ртом, будто... будто говорит.

    "Как думаешь, они разумны?" - неуверенно спросил я, наблюдая за двуногими.

    Салтар изумленно покосился на меня и ткнулся носом мне в шею, чтобы я понял всю глубину его удивления.

    "Ты смеешься, Виктор? Они разумны не более, чем лось, которого мы сегодня завалили".

    "Но они разговаривают".

    "Почему ты уверен, что разговаривают?" - скептически ответил он, подталкивая мою голову вверх.

    Я не был уверен. Рамн шумел водами так сильно, что я даже не слышал биение сердца рядом лежащего Салтара, не то что речь или наполненные однообразным смыслом звуки, которые производят животные. Мы тоже умели общаться как звери: вой служил не только средством для создания Песен, но и прекрасным способом переговариваться на больших расстояниях, когда не были слышны ни мысленная, ни устная речь, но мы были разумны и могли вкладывать в звуки новый смысл.

    И все же мне казалось, что эти двуногие не так глупы, как думал Салтар. Слишком осмысленны были их движения, слишком спокойно они стояли, явно обмениваясь информацией, и слишком взбудоражен был парень с глазами цвета вод Рамна.

    Я допускал, что они были разумны, и собирался это доказать.

    Я взял морду Салтара в пасть, привлекая его внимание, и движением ушей велел следовать за мной.

Глава 4. Двуногий.

    Я поднялся в полный рост и, не скрываясь, потрусил к двуногим. Неодобрительно зарычавший Салтар двинулся вбок, отрезая им пути к отступлению, и в его желтых глазах я видел недоумение пополам с интересом.

Я знал, почему он не может понять, зачем я поступаю так. Я и сам не особо понимал. Эти существа пахли как добыча, а значит на них надо было охотится, но делать то, что делаю я, было бесчестно по отношению к добыче. Напуганное животное, переживающее мучительный страх за мгновение до смерти, имело не только невкусное мясо, но и оставляло в душе привкус чего-то мерзкого, будто ты съел болотную лягушку, а потом не можешь избавиться от запаха тины из пасти.

Альф воспитывали как бойцов, защитников, а не как охотников, но во всех нас изначально закладывалось уважение ко всем живым существам: да, мы были охотниками, мы убивали добычу, поедали ее, но и она поедала нас, когда наши души сливались с Духами предков. И хотя альфы были неизменно агрессивнее, чем беты или, тем более, омеги, даже мы не поступали с добычей бесчестно, и убивали ее сразу, чтобы она не испытала ужаса перед смертью. Большинство из нас, вспоминая Люциана, подумал я.

Поэтому то, что делал я, в открытую надвигаясь на двуногих, было чистейшей воды авантюрой, безумным способ и, возможно, надеждой, понять, что они... разумны? Это было интересно, я был впервые за много недель сыт, и волчонок, давно заснувший во мне, поднял свою черноволосую голову.

Двуногие пока не видели меня - серая шкура прекрасно сливалась с камнями берегов Рамна, и, несмотря на мощное, хоть и худое тело, я умел двигаться незаметно, так, что взгляд не цеплялся, не воспринимал единое волчье тело. Даже Салтар, со своей белой пышной шубой, выглядел как россыпь белоснежных камней или птиц, сидящих на берегу, пока нечто раздробленное не сливалось в огромный силуэт волка.

Я замедлился, перешел на шаг, когда до двуногих остался всего десяток метров. Они все еще стояли у Рамна, самка и чернокожий самец спиной ко мне, и я имел полное право кинуться на них и одним укусом раздробить голову, как клест раскалывает кедровый орех, а третий, светловолосый самец с голубыми пасмурными глазами, стоял лицом ко мне, говоря что-то другим, и не замечая ни меня, ни Салтара, стоящего сбоку, в двадцати метрах от них.

Я не мог общаться с Салтаром на таком расстоянии, но надеялся, что он понимает, что я хочу сделать, и не станет охотиться. Он в любом случае не имел право объявлять о начале охоты в присутствии своего вожака, но вполне мог напугать двуногих, а они, особенно светловолосый самец, стояли слишком близко от Рамна. Но Салтар покорно замер, низко опустив голову и глядя на них исподлобья, и я тоже остановился, поднимая хвост вверх.

Я не понял, что именно сделал светловолосый самец, как он передал своим соплеменникам информацию, но он неожиданно скользнул взглядом по берегу и застыл, расширившимися глазами глядя на Салтара, а затем резко обернулись другие самка и самец.

По нюху резанул отчетливый запах адреналина, жуткого страха, который испытывает неправильно загнанная добыча, и самка открыла рот и издала ужасно громкий, пронзительный звук, заглушивший рев реки. Даже я вздрогнул, а Салтар, на которого и смотрели двуногие, изумленно подпрыгнул, отрывая все четыре лапы от земли, а потом чуть присел на задние ноги, инстинктивно поджимая хвост. Я видел, как он изумленно пофыркивает и чуть заметно пятится, прижимая большие округлые уши к лобастой голове, и я его понимал: трудно остаться равнодушным, когда существо, похожее на знакомое с первого превращения тело, издает такие звуки.

Самка прекратила кричать, судорожно вцепилась в руку черного парня. Самцы откинули ее назад, за спины, и встали живой стеной на пути у Салтара: большой, высокий черный двуногий, макушкой он чуть возвышался бы над моей холкой - поистине впечатляющий рост, угрожающе сжимал кулаки, а более низкий, крепко сбитый, худощавый и светловолосый, стоял в напряженной позе, но, похоже, не испытывал того всепоглощающего страха, который овладел самкой.

Этим он меня и заинтересовал.

Самка всхлипывала, и, по-видимому, кричала, по лицу у нее катились слезы, будто она была омегой, только что потерявшим волчат, и такое поведение все больше подталкивало меня к мысли о том, что мои предположения об их разуме были ошибочны. Я видел не раз, как в ужасе бессмысленно бьется травоядное, когда его окружают юные еще волчата, и эти метания напоминали мне сейчас поведение самки. Чернокожий самец был похож на маралов, защищающих матерей с детенышами - столь же бессмысленна и наивна была его угрожающая поза - я мог бы перекусить его пополам двумя движениями челюстей.