Илиас (СИ)

Аристин закрыл электронную почту. Кто бы знал? Гари так уцепился за идею создания коллекции на основе традиционных даленских нарядов, что был готов на все, даже на привлечение Анники в качестве художника. Не слишком ли?

Рисунок модельер увидел случайно, когда все-таки потребовал времени, чтобы посмотреть оригиналы даленских книг и даже приехал в особняк Эвера. Немедленно осудил того за вкус к обстановке, раскритиковал синеву комнаты Аристина, и раскрыл книги.

Этот рисунок Анника прислала ему недавно, из школы. Если Марта предпочитала звонить, то младшая сестренка писала ему письма. Да, все хорошо, школа нравится, не обижают, художественный класс в ее распоряжении. И кусок бумаги с акварельным рисунком – дама в традиционном даленском платье. Не мама. Аристин проложил рисунок двумя листами кальки и засунул меж страниц самого последнего тома летописи. Так надежнее.

Потом Гари вывернул его наизнанку. И вот результат – все каникулы Анника проведет с карандашом в руках. Хорошая детская память и точность рисунка, вот что требовал Гари.

- Да мне ни один местный не сделает того, что она! Это же аристократка, генетика! – все вялые протесты Аристина разбивались об этот энтузиазм, как вода об гранитный берег. И вправду – чего он воюет? Аннике эта идея нравится, Марта визжит от восторга и только он опять ворчит...

- Если она в двенадцать лет сможет принять участие в таком проекте и иметь успех, это неплохо, Ари, – даже Эвер взялся убеждать его, – тем более, ты же сам говоришь, что там способности. Вот и применит. Кстати, ты уже задумывался, куда будет поступать Марта после школы?

- Она хочет в театральный институт, – лучше бы Эвер не напоминал об этом. – Я не знаю, как ее переубедить! Что за глупости?! Актриса!!! Еще чего не хватало!

- А что бы ты хотел?

- Не знаю... – растерялся Аристин. – У нас бы она, наверное, вышла замуж после шестнадцати, ей не пришлось бы работать. Если бы она была не из Десятки, то, наверно, работала бы учительницей... Чем плохо?

- То есть, ты не знаешь? А мне кажется, нужно дать ей право выбрать самой. Тебе же пошли навстречу, раз ты оказался не в военной академии. Кстати, все время хочу спросить, а почему ты в военно-медицинский университет не пошел? Был бы компромисс в семье.

- Там было много военных дисциплин, а я не хотел. Какая из нее актриса?! Что это за профессия?! Может подростковое? Пройдет?

- По-моему, из нее – отличная. Твоя Марта талант. Если бы пошла на финансовый – я бы принял ее на работу.

- Лучше бы она пошла на финансовый. Мне было бы спокойнее.

- Тебе да, а ей – нет. Это ее жизнь, Ари. Они вырастают. Кстати, ты знаешь, что в Нуве не приняты выражения и намеки на то, что для женщины лучшее образование – это замужество.

- Да, я слышал, – обиделся Аристин. – Это неправильно. Но приходится молчать. Вот, девчонки на моем курсе – кто из них станет врачом? Я уверен – самые страшные! Им это не надо! Их родители заплатили комиссии сколько надо и все, можно на занятия не ходить! Не проще было им сразу подыскать выгодную партию, а деньги потратить на свадьбу? Все равно к этому придут!

- Мой серьезный шовинист... – ожил, хотя бы юношеская горячность проявилась. – То есть ты бы предпочел, что бы твоя жена сидела дома с детьми?

- А как по-другому? – настолько искренне изумился Аристин, что Эверу было трудно сдержаться, чтобы не улыбнуться. – Конечно, это же моя жена и мои дети. У нас был бы дом, за которым надо смотреть, дети с которыми надо заниматься... Моя мама делала все это. И у нее хватало времени и на всякие парикмахерские и на все, что нужно.

- И ты уверен, что на зарплату хирурга смог бы прокормить семью? Или надеялся бы на родителей?

- Уверен. Почему нет? – возразил Аристин. – В Далене быть врачом очень престижно. Единственное, вероятно мы бы жили или у деда в доме или у отца, они очень на это рассчитывали. А так – все сами. Я бы справился и моей жене не нужно было бы работать. Но мы теперь не в Далене и Марте нужно думать о реальности.

Сомневаться не приходилось. Аристин перфекционист, добьется своего. Особенно, когда перед глазами отец и дед. Отчасти Эвер понимал, где-то сам такой, если бы не упорство, не было бы ни денег, ни особняка. Только с Аристином хуже – воспитание. Плод длительного труда Дитера Илиас – упрямство, замшелые взгляды и внутренняя чистота. Неплохой коктейль оказался.

- Ладно, еще впереди два года, – сдался Эвер, – успеет подумать еще, в любом случае, нам с тобой ее не переубедить. Поехали, судиться будем.

Нужно быть уверенным, потому что он прав – так убеждал Аристина адвокат. Но все равно юношу трясло от волнения и тревоги. И, главное, ни в коем случае нельзя выходить из себя, чтобы не случилось, как бы не провоцировали пресса, истец или его юристы. Холодное достоинство и надменность. Улыбаться своим и ухмыляться чужим. Но поддерживали все – сестры, Эвер, даже однокурсники присылали подбадривающие сообщения.

Кто бы мог подумать, что такое заурядное судебное дело соберет столько прессы и зевак, стоило Аристину и Эверу выйти из машины, как их тут же засыпали вопросами:

- Скажите, как вы оцениваете свои шансы?

- Достаточно ли у вас уверенности в своих силах?

- Связан ли этот процесс с обвинениями в адрес вашего отца?

Аристин не отвечал, только улыбался, прячась за широкими спинами охранников. Все ответы потом. Зачем тут столько зрителей, кто все эти люди и чего им нужно? Цирк какой-то, а не суд!

Трибуна, рядом такая же для даленского посла. Слева адвокаты, впереди – все судьи и кто еще там, а позади – зрители и где-то Эвер, поцеловавший его и шепнувший, что все будет хорошо.

Ничего не хорошо, неудобно в этом деловом костюме, спину жгут любопытные взгляды и отвлекают перешептывания. И еще рядом этот Ауд, отглаженный и довольный.

Представлены судьи, юристы, работники, секретарь, защита, истец и ответчик и оглашена суть дела.

Оскорбление чести и достоинства.

Как можно оскорбить того, у кого ни чести ни достоинства.

Однако Аристин слушал Ауда внимательно:

- Я глубоко оскорблен тем, что Аристин Илиас, будучи, фактически никем, взял на себя смелость судить о правомочности революции, об экспроприации имущества прежнего режима и называть ворами и убийцами людей, которые боролись за свою свободу. Именно эти люди обеспечивали безбедное детство таким, как Аристин Илиас, и они ничем не заслужили таких оскорблений. Будучи послом республики, я считаю нужным заставить Аристина Илиас через закон отвечать за свои слова.

Я “глубоко сожалею”, господин Ауд Бергствейн, что вы козел...

- Что вы можете ответить на это, господин Илиас?

Вздохнуть.

- Прошу прощения, но меня зовут Аристин Дитер Илиас. Меня весьма удивляют надуманные претензии господина Ауда Бергствейна, которые в основном сводятся к провокации. Во-первых, я не знаю таких юридических документов, которые давали бы право к совершению государственного переворота, во-вторых, у моих адвокатов находятся списки украденного у моей семьи имущества, ибо никаких документов об экспроприации я не видел и не подписывал, в-третьих – мое безбедное детство обеспечивал мой род Илиас, представителем которого я и являюсь. Представители этого рода честно получали оплату за обеспечение государственной безопасности монархии Хокдален. В-четвертых – именно законным путем я хочу знать имена тех, кто убил моих родителей и на каком основании? В пятых – я считаю, что если господин Ауд счел нужным подать иск по результату частной беседы, которая была никак не зафиксирована, то соответственно я имею право на встречный иск, на основании того, что услышал немало неприятного от “истца”.

- Слово! Аристин Дитер Илиас, – вмешался адвокат Ауда, – кажется, не понимает, о чем идет речь и в чем его обвиняют. Мой подзащитный хочет сказать, что в его лице словами Аристина Дитера Илиас было нанесено оскорблении всей нации. А господин Илиас говорит о каких-то украденных вещах и убийствах.