Коса на камень (СИ)

Баки почувствовал, как дернулся Брок, пытаясь высвободиться, но только крепче сжал руки, и тот сдался, затих, напряжённый, ожидающий любой подлянки. Но Баки просто держал, не выпуская, и больше ничего не делал.

Он почувствовал такое желанное прикосновение к своим волосам, ему показалось, что Брок сейчас зароется пальцами в его длинные волосы, но Брок, проведя по ним рукой, отдернул ее, обрывая столь долгожданную ласку. Но Баки все равно не отпускал, опаляя дыханием колени через домашние штаны, и почувствовал, как Брок расслабляется, отпускает себя и ждёт, что будет дальше.

Баки слышал, как дыхание Брока потяжелело, а сердце зачастило. Брок внезапно больно схватил Баки за волосы, сграбастав их в кулак, и оттянул от себя, заставив Баки запрокинуть голову и приоткрыть рот.

— Хочешь меня? — злобно прошипел Брок. — Так получай.

И в приоткрытый рот Баки ворвался член, который Брок легко высвободил из домашних штанов.

Брок остервенело вбивался в рот Баки, а тот только принимал, боясь даже двинуться, готовый снести все, что сделает с ним командир.

Брок был груб до жестокости, он с остервенением натягивал Баки на свой член, словно пытаясь что-то доказать, делая больно не только Баки, но и себе. Он толкался в его узкую глотку, а Баки пытался сглатывать, зачем-то сжимал губы, желая доставить Броку удовольствие хоть так, пусть это и было больше похоже на изнасилование.

Внезапно Брок остановился, тяжело дыша, и оттянул голову Баки от своего члена.

— Господи, что я творю, — задушенно прошептал Брок, потерев лицо ладонями.

Баки смотрел на колом стоящий член Брока и ему хотелось продолжить. Хотелось чувствовать тяжёлый член, прижимающий язык, ощущать горлом головку. И Баки сдался, наклонился, теперь уже совершенно добровольно вбирая в рот член, пососал головку, вырывая длинный жалобный стон, почувствовал, как Брок потянул его за волосы. Было больно, но Баки не собирался отстраняться, и Брок сдался, забираясь пальцами в волосы, теперь нежно, поглаживая, подталкивая к паху, но не настаивая, а предлагая.

— Что же ты, блядь, творишь? — выдохнул Брок, снова застонав, а Баки был не в силах даже ответить, самозабвенно насаживаясь до горла, пытался облизывать ствол, головку. Ему и не хотелось ничего говорить, хотелось продолжать, не останавливаться, хотелось чувствовать руки Брока, нежно поглаживающие его затылок, вдыхать терпкий запах, утыкаясь носом в жёсткие курчавые волоски. Собственный член стоял колом, но Баки не думал о своем удовольствии, наслаждаясь стонами Брока, тем, как он тянет его за волосы бездумно, потому что ему хорошо. Хорошо с Баки.

Брок резко натянул его до самого паха, вздрогнул всем телом и протяжно громко застонал-закричал, кончая.

Баки почувствовал, как в его горло ударила горячая сперма, проглотил ее и облизал опадающий член. Брок длинно выдохнул, нежно поглаживая Баки по голове, словно забыл, кто сидит у его ног и сыто улыбается. Брок облизнулся, а потом, словно очнулся от посторгазменной неги и убрал от волос Баки руку. Баки просяще застонал, потеревшись небритой щекой о колено, как кот, но Брок уже пришел в себя. Он не отталкивал, но и не пытался приласкать Баки.

— Понравилось? — хрипло, насмешливо спросил он, поднимаясь и обходя Баки. Словно хотел показать этим свое презрение. — Ванна знаешь где, спальня на втором этаже, вторая дверь слева. Полезешь ко мне в койку — пристрелю.

Когда Брок ушел, Баки тихо, сдавлено застонал, сжав свой член через мягкие штаны, и кончил, мелко задрожав, и уткнулся лбом в диван. Ему было хорошо и горько одновременно. Конечно, он не надеялся, что Брок сразу раскроет ему свои объятия, но в глубине души ему очень хотелось верить, что Брок сможет его простить. Баки понимал, что Брок злится на него, и не только за то, что он сделал. Из-за того изнасилования Броку пришлось кардинально изменить свою жизнь, но Баки радовался, что его не было в Гидре, когда случилось Озарение. Вернее, не случилось.

Сперма неприятно подсыхала, и Баки пошел ее смыть, на ходу размышляя, есть ли на самом деле у него шанс, или утром Брок, отдав ему его вещи, выставит за порог?

Хотелось пойти к нему в спальню и, хотя бы посмотреть, как спит, огладить взглядом сильное тело, обтянутое воском простыней. Баки помнил, как Зимний любил наблюдать за Броком, особенно, когда тот не видел, и сейчас дорого бы отдал за возможность просто смотреть. Баки решил было, что лучше бы наблюдал и дальше в оптику, но потом одернул себя, потому что даже не мечтал, что сможет коснуться Брока, а вон как все получилось. Баки коснулся пальцами своих припухших губ, вспоминая, как они растягивались вокруг члена, облизнулся, вспоминая вкус Брока, и тихо взвыл от безысходности, от ощущения, что ему ничего не светит.

Баки поднялся в гостевую спальню и рухнул на кровать. Даже здесь пахло Броком. Весь дом был пропитан его запахом, и Баки казалось, что он тут первый гость за долгое, если не за все, время.

Баки уже почти уснул, когда услышал странный шум из спальни Брока. Баки прислушался, а потом просто вышел и приложил ухо к двери, слушая сбивчивое бормотание, тяжёлое частое дыхание, а потом Брок закричал. Баки, наплевав на угрозу получить пулю в лоб, влетел в комнату, где на кровати, разрывая простыни, выгибался и кричал Брок. Что ему снилось, Баки даже боялся предположить, он просто сгреб его в охапку, пытаясь разбудить.

Из кошмара Брок выкарабкивался медленно, глядя на Баки мутным взглядом, и не вырывался. Баки нежно поцеловал Брока в потный висок, не желая отпускать, а тот расширил от ужаса глаза, как тогда в больнице, когда понял, кто перед ним, и Баки подумал, какой Брок беззащитный перед ним, напряженно-неподвижный, замерший, ожидающий худшего. Тут Баки осознал, что именно снилось Броку, и медленно разжал объятия, отпуская.

— Прости, — пробормотал Баки и почти выбежал из комнаты, кляня себя.

Брок его боялся, даже спустя три года видел его в кошмарах. Баки захотелось уйти, убежать, чтобы никогда больше не появляться в жизни Брока, которую он сломал совершенно походя, просто потому, что захотел его. Несгибаемый, часто жестокий, сильный, он сломался, и виноват в этом был Баки. Он услышал тихие шаги босых ног и понял, что спать дальше Брок, скорее всего, не собирается. Баки рвало на части от желания подойти, обнять защитить от самого себя и сбежать, как нашкодившему подростку, чтобы не встречаться с Броком глазами, потому что боялся увидеть там страх.

Баки слушал, как лилась вода в душе, как Брок потом шебуршал чем-то, потом загудела кофемашина. Баки лежал, прислушивался к звукам в доме и не знал, как теперь быть.

— Кофе пить пиздуй, — крикнул ему снизу Брок.

Собравшись с силами, понимая, что Броку от его присутствия не лучше, а то и хуже, Баки спустился вниз и застал Брока за тем, что тот сыпал себе в чашку корицу.

— Сливки, четыре ложки сахара и шоколадка? За три года ничего не изменилось? — полуутвердительно произнес Брок, доставая из верхнего шкафа плитку молочного шоколада.

Баки хорошо помнил, что Брок сладкого не любил, поэтому наличие в его доме шоколада было в принципе странным явлением. Баки сел на высокий табурет.

— Пять ложек сахара, — поправил он, и Брок высыпал ещё одну в чашку, размешивая.

Брок положил перед ним плитку шоколада, такую же, которую давал Агенту, и Баки тут же, отбросив стеснение, отломил от нее большой кусок. Он всегда любил сладкое, а в бытность свою Зимним полюбил его ещё сильнее, потому что то, что ему обычно давали, было настолько дрянным, что не хотелось вспоминать.

— Ну и насколько ты он? — вдруг спросил Брок, усаживаясь напротив и отпивая свой кофе, как всегда, черный, без сахара.

Баки не знал, что на это ответить, потому что не представлял, что именно Брок хочет узнать, потому что он и Зимний были разными, хоть и являлись одним человеком. Зимний был супероружием с непосредственностью ребенка, Баки же ребёнком не был, хотя и цельной личностью его пока назвать было нельзя. Ещё не до конца он восстановился, не все знал о себе, чтобы точно сказать хотя бы самому себе, глядя в зеркало “Я Баки Барнс”.