Противостояние. Книга первая (СИ)

Шрамы, боль, ожоги... всё дурное уходит и изглаживается из памяти, омытое целительным бальзамом чужих рук, губ, бесконечным пониманием глаз. Беспечностью ласково греющего лета, умиротворяющим покоем вечерних закатов. Благословенной тишиной ночей, напоённой ароматами яблонь, лимонной мяты и писком звонцов.

Мы - опалённые мотыльки - тянемся друг к другу крыльями, и пусть не говорим, но между нами существует огромное, незримое понимание: свеча горя у нас была одна, и мы оба в своё время прошли через неё.

А сейчас... сейчас мы просто счастливы.

Ослепительная лазурь небес пылает жаром. Я, запрокинув голову, барахтаюсь в объятиях Лории. В шуме и гомоне народа неслышно ругаются сойки, раздражённые вторжением в свою рощицу, а на обочине дороги - среди зарослей лопухов и крапивки - гордо выпрямив головы, цветут напоённые мёдом ярко – жёлтые одуванчики, готовые вскоре выстрелить первыми белыми пылинками.

Я подмечаю детали машинально - множество деталей, ставших частью моего мира. Упавшую на землю плошку с водой, оставившую мокрый след, пританцовывающих у прилавка девушек в пышных юбках, бумажные гирлянды цветов и фонариков, украшающих деревянные крыши лотков, заросли цветущего шиповника...

- Упрямимся? Придётся пойти на крайние меры.

Взгляд Алиссина кровожадно обозревает ряды материи и выхватывает с вешалки синий прозрачный шарф из терсенского шёлка. Обычно такие носят женщины, но Лории сегодня не угомониться на дурости. Его несёт, распирает хохотом, он оживлён. Сдаюсь, изображая вялое сопротивление, позволяя детинушке играться, замотать себя до глаз и плевать что подумают.

Рука Лории дрожит. Не сразу понимаю, что происходит. Маркиз меняется в лице, рассматривая меня с ужасом, словно видит смерть, отшатывается. До меня доходит, и кровь разом отливает от щёк. Хорошо, что я бледен, и бледнеть дальше мне некуда. Мысленно обзываю себя кретином. Проклятые боги, я действительно кретин.

- Что случилось? - безмятежностью и недоумением в моём голосе можно смело оправдать все преступления мира - поверят.

- Рем...

Это не вопрос. Утверждение. Почти утверждение, и страх в голосе - металлический, тягучий, наполненный лёгкий скрежетом. Рука невольно шарит у пояса, тянется к несуществующему мечу, и этот жест болью и кровью отзывается в сердце – жест, говорящий так много.

- Это невозможно. Твоё лицо... Таких совпадений не бывает. Мишель... скажи правду.

Глаза Лории сузились, превратившись в безжалостный клинок, полной чёрной, гибельной бури.

– Или я должен называть тебя Рем? А может, это тоже не настоящее твоё имя? Как тебя на самом деле зовут?

Я срываю с себя шарф и отвешиваю ему оплеуху. Ору, только бы он не понял, как страшно мне сейчас. Насколько колотится сердце. Никогда в жизни я не боялся так, как боялся эти несколько долгих, безумных секунд.

- Ах, ты ублюдок!!!

Я швыряю шарф в Лорию, почти отталкиваю, и разворачиваюсь резко, высказывая намерение броситься в бегство. Он перехватывает запястье и сжимает с силой, готовый сломать, но продолжая удерживать самого себя. Делает несколько шагов, уводя нас в сторону от людного места, и непонятно кто кого ведёт - он меня или я его в этом стремлении разорвать существующую между нами связь или сделать её ещё крепче.

Не освобождаюсь. Выжидая момент, возможность, бью второй наотмашь. Он перехватывает вторую. Не освобождаюсь. Дёргаясь слабо и беспомощно, как это сделал бы Мишель. Пинаюсь ногами, похожий на барахтающегося дохлого червяка, которого Лория без усилий отрывает от поверхности, не подозревая о силе, таящейся за внешней слабостью.

Мы давно стали кормом для глаз, а теперь в очередной раз даём пищу для пересудов.

Лория понимает. Скрипит зубами, оглядывается досадливо. Сгребает в объятия, силком уводя за собой. Не хватало только разыграть скандал на глазах у такого количества народа.

«В тот день, когда он связался с этим чёртовым мальчишкой, совершил очень большую ошибку» - ясно читается в его энергетике.

Добавляю ещё пару акцентов. А что, я в своём праве. Мишель не позволяет себя утащить. Дерётся, шипит бешеным котом. Он разъярён. Все ревнивые бабы мира, дерущие морду своим мужикам, меркнут на моём фоне. Рычу, извиваюсь, кусаюсь. Алисин, плюнув на щепетильность, забрасывает на плечо, благодаря всех богов, что сообразил утащить позор подальше.

В рощице неподалёку никто не помешает. Заросли пышно цветущей сирени и акации, ссыпающей на голову белую метель, служат слабым укрытием от посторонних, но это лучшее место для выяснения отношений на данный момент. Единственное, оказавшееся в досягаемости убежище. Испуганно затыкаются сойки, настороженно пялясь на двуногих, что ведут себя странно. Лория поспешно продирается сквозь шиповник, не щадя роскошного костюма, по пути стаптывает клумбу, засаженную гиацинтами и нарциссами, что ещё не отцвели, но уже доживали свой век.

Ни одно моё слово, ни одно оправдание не смогло бы для меня в тот момент сделать ничего, спасти от неизбежной плахи понимания, как то, что я расцарапал ему лицо в ярости, навешав оплеух.

– Ты постоянно говоришь о ком? О своём бывшем, верно? А я для тебя - просто замена? Так? Потому что похож на него, да? Поэтому ты меня выбрал? Кто такой Рем? Ты не в первый раз меня так называешь. Вот как, всё так... да... Не хочу больше видеть твою рожу!!! Лживый ублюдок, опусти меня, опусти, ненавижу!!!

Мне удаётся вывернуться, выдраться. Бросаюсь бежать, не забывая отчаянно вскидывать колени и сбивать равновесие, чтобы движения казались неверными. Так даже новички не бегают. Сам не знаю, куда бегу, но аффекту простительно всё. В замок - собрать немногие вещи, и на коня. У меня нет вещей, всё своё ношу с собой. Всё что есть, принадлежит Лории. Конь мне не нужен, без него я передвигаюсь гораздо успешнее и продуктивнее - могу бежать без остановки пару суток. Но Мишель бегать не умеет.

Поэтому когда его нагоняют в два прыжка, только огрызается и брыкается в кольце чужих рук. Выдраться он не может по определению. Впрочем, от стальной хватки Алиссина даже Рему нелегко избавиться. Разворот. Лория придумывает единственный способ заткнуть истерику, зажимает затылок и целует, целует...

Ну, уж нет. Идти, так до конца.

Он у меня ещё на колени за это встанет. Кусаю за губу, бью коленом в пах. Рем внутри мысленно убивается. Я не могу позволить, чтобы меня раскусили. Просто потому, что мне будет очень стыдно за этот день, за такое поведение. В пах, естественно, не попадаю. Да и не дурак - себя самого счастья лишать, а вот губу хорошо задеваю. На глазах Алиссина от боли слёзы проступили. Ах, какие мы нежные! Ничего, потерпит.

- Прости малыш, прости идиота. Просто... нереально. Я словно призрака увидел.

Алиссин шепчет и молит о прощении с таким отчаянием, что не простить его невозможно, да это и не входит в мои планы.

- Кто такой Рем? – спрашиваю обиженно, пытаясь размазать несуществующие слёзы, показывая, что я зол, что очень зол - в бешенстве просто! – Твой бывший? Ты с ним спишь?