Bittersweet (СИ)

Но эта уверенность отходила на второй план, когда он был рядом, когда его ненависть струилась ядовитой, пьянящей дымкой в каждом выдохе, в каждом движении презрительно сжатых губ, проскальзывала искрами и молниями в серых глазах, становившихся едва ли не чёрными в момент пика злости. Когда он стоял предельно близко, как сегодня и говорил что-то своим мерзко-очаровательным голосом, сложно было не сосредоточиться на мыслях, которые, казалось, остались в далёком прошлом.

Дикая тварь, что отчаянно нуждается в поводке и наморднике. У неё ядовитые клыки и, наверное, сладкие губы. Да, несомненно, тупое сравнение, но что-то более яркое и ёмкое на ум приходить отказывалось.

Только одна мысль промелькнула в сознании, потом она померкла. Больше никаких рассуждений, лишь осознание, что он может это сделать.

Хочешь взять – бери? Протяни руку, и получишь то, в чём нуждаешься?

Он протянул, он получил. Проверил. Ощутил.

На несколько недолгих секунд, чтобы проанализировать эмоции, спровоцированные поцелуем, разобраться в себе, разложив всё по полочкам.

В вопросе сортировки всё оказалось не так прекрасно, как виделось в первый момент. Ромуальд чувствовал себя человеком, оказавшимся в тупике.

Единственное, он теперь знал, что не ошибся в предположениях. Горько-сладкий коктейль, который он себе вообразил, полностью соответствовал ожиданиям, но это были лишь его собственные ощущения и мысли, не подкреплённые реакцией Илайи. Реакция-то была, но совсем не такая, как виделась в том самом представлении, тянувшемся со времён клубного пересечения.

Подъезжая к дому, Ромуальд окончательно определился с тем, как может описать свой сегодняшний эксперимент. Такая мысль уже приходила ему на ум однажды. Сегодня вновь появилась в сознании и закрепилась там. Это точно не был поцелуй врага. То, что он испытывал, походило на ожог от кислоты, выплеснутой на незащищённые кожные покровы. Больно невыносимо, и кожа слезает лохмотьями, оставляя вместо себя кровоточащее мясо и уродливые рубцы. Не самое романтичное сравнение. Вообще не романтичное, если задуматься. Отвратительно тошнотворная картинка, особенно, если воображение чрезмерно живое, и представление идёт в красках, а не наброском карандашных линий.

Однако ему хотелось повторения.

И он знал, что это почти болезнь.

Не психическое расстройство, конечно, но и не самая здравая из идей.

Обычно он держал себя в руках, умел убеждать, играть на определённых струнах души, напоминая об ответственности за Джулиана. Он об этом не забывал, но… Теперь у него было своё «но», не такое уж маленькое. Злое, своевольное, несколько непредсказуемое, упёртое «но», так удачно найденное Челси в городе с огромным количеством жителей, хотя казалось, что встрече повториться не суждено.

С такими мыслями он переступал порог квартиры, встретившей его холодом. Во всяком случае, в первый момент появилось ощущение, будто стало ощутимо прохладнее, нежели в былое время. Ромуальд поёжился и верхнюю одежду снимать не стал. Избавился только от обуви и направился в спальню. С некоторых пор они с Джулианом вновь спали в одной кровати. Просто спали. После небольшого проблеска в виде того самого спонтанного секса в коридоре, их интимная жизнь вновь показала язык и отправилась к кому-то другому, позабыв помахать рукой на прощание.

Джулиан действительно обнаружился в спальне. Сегодня приём его таблеток приступом боли не сопровождался, потому можно было считать, что всё складывается удачно.

Джулиан лежал на кровати и читал книги по психиатрии, которыми заинтересовался не так давно. Решил узнать врага – свой недуг – в лицо и на досуге подумать, что же с ним делать. Он знал и до того, как начал изучать литературу. По показаниям в инструкциях к своим обязательным лекарствам, по рассказам лечащего врача, по симптомам, что проявлялись у него достаточно ярко. Всё это в совокупности давало достаточно яркую картинку, но Джулиан всё же решил изучать загадки своей несовершенной психики без постороннего вмешательства. Потому теперь его будни были заняты не попытками вернуться к музыкальной деятельности, а чтением медицинской литературы.

– Мне кажется или в квартире жуткий холод? – поинтересовался Ромуальд.

Вообще-то ему предписывалось подойти ближе, присесть на край кровати и поцеловать Джулиана в щёку, но даже эти действия, неоднократно повторенные, заученные наизусть, как реплики в школьном спектакле, которым так гордятся учителя, принимавшие участие в организации мероприятия, и стыдятся ученики, давались ему с трудом. То ли чувство вины, то ли фальшь и натянутость ситуации, когда подходишь к одному, целуешь его и играешь в семейную жизнь протяжённостью лет в тридцать совместного проживания. А в это время представляешь распластанного под тобой другого, упирающегося затылком в матрас, подставляющего шею под поцелуи и стонущего, как в порнофильме, или круче, чем там.

Ромуальд всё-таки стащил куртку, швырнул её куда-то и подошёл к кровати. Всего-то осталось, что выполнить два пункта программы, изученной вдоль и поперёк.

– Как ты? – спросил с опозданием.

Всё же этот вопрос следовало задавать первым, потом уже озадачиваться состоянием квартиры.

Аромат привычного одеколона, немного мягкий, щекочет ноздри. Этот запах, в чём-то нерешительный, если такие слова сочетаются с характеристикой духов. Идеально подходит своему обладателю. Раз, два. Прикоснуться мягко к его щеке, закрывая глаза и наслаждаясь возможностью оказаться наедине, вдали от мерзкого напарника по сцене и тех мыслей, что настойчиво идут в связке с его именем.

Эта квартира – не то место, где можно думать о ком-то, кроме Джулиана. Это их маленький мир, куда нет хода остальным.

– Вполне, – усмехнулся Джулиан, вкладывая закладку между страниц и убирая книгу в сторону. – В квартире, правда, холодно. Я только недавно закрыл окно, а вообще… Подожди.

– Что случилось?

– Что это у тебя?

Джулиан потянулся к пострадавшей скуле и провёл по ней пальцами, проверяя, грязь или синяк. После нехитрых манипуляций вопросов не осталось.

– Последствия небольшого выяснения отношений на почве личных разногласий, – быстро и без запинки выдал Ромуальд, усмехнувшись криво.

– А если серьёзно?

– Именно так, как я сказал в первый раз.

– Неужели отец?

– О, нет!

– Челси? – Джулиан удивлённо вскинул бровь.

Воображение отказывалось рисовать сестру Ромуальда в подобном ключе. Она, конечно, могла выйти из себя и влепить родственнику пощечину, но от них обычно остаётся отпечаток ладони, кратковременный. А не внушительные синяки.

– Тот, кому Челси и отец отдали вторую мужскую роль.

На сей раз, Джулиан промолчал, но взгляд стал ещё выразительнее, нежели прежде.

– Ничего особенного. Не стоит акцентировать на этом внимание, – произнёс Ромуальд, разводя руками. – Просто неуравновешенный тип, которому моё соседство, как кость в горле. Взаимная неприязнь, которая получает подобный выход.

– И давно вы так друг друга приветствуете?

– Обычно всё проходит безобиднее. Сегодня противоречия оказались неразрешимыми, а перспективы, нарисованные моими любимыми родственниками, особенно мерзкими.

– То есть?

– Челси говорит, что в скором времени планируется обнародовать результаты прослушивания и устроить пресс-конференцию с исполнителями главных мужских ролей. Собственно, это результат плодотворного общения. Я не хочу думать о том, что ожидает нас на самой пресс-конференции, и не стану этого делать. Надеюсь, что драку в прямом эфире журналисты не получат. Реклама, конечно, из этого может выйти неплохая, но всё же я придерживаюсь тактики, навязанной родственниками, а они, как хиппи. За мир во всём мире и дружбу между актёрами.

Проведя ладонью по руке Джулиана, Ромуальд поднялся с кровати. Подобрал с пола куртку, на пороге спальни притормозил и поинтересовался:

– Сделать тебе что-нибудь?

– Жасминовый чай, если не сложно.

– Вовсе нет.