Девятая Парковая Авеню (СИ)

— Сначала ответь на вопрос, — кровожадно предложил Ксавьер, как-то уж очень хищно облизываясь на ухо менеджера, продолжавшее страдать и опухать в моей руке.

— Ну, что я тут делал… Я узнал о вашем триумфальном прибытии из всех бульварных газет, собирался взять Кирсти в плен и вернуть в Ice Devil. Главную засаду на самом деле устроил в его квартире, а тут — засел с группой захвата до ночи в надежде, что его ностальгически потянет проведать любимую комнатушку на бэкстейдже. Ну а что тут такого? Вполне естественное желание человека, с каждым новым днём задержки тура теряющего деньги… и немаленькие деньги.

— Сомневаюсь я, что ты можешь что-либо знать о больших деньгах, — надменным тоном возразил Кси, без спросу взявший на себя роль парламентера, и обернулся к Крису. — Прелесть лохматая, что прикажешь делать с ним?

— Есть несколько соображений. Запрём его на месяц в террариум с очковыми змеями, — он начал загибать пальцы левой зататуированной руки. — Или заставим дрочить без остановки шесть-семь часов подряд и не будем при этом давать попить и отдышаться. Или посадим вместо Гаса за барабаны во время самого важного концерта в этом туре. Или обваляем в муке и испечём сладкий пирог «Сеппо с вишенкой и ананасами». Или, последнее, самое ужасное — заставим Сеппо спеть хит „Follow me in death” колоратурным сопрано сегодня вечером, в “Тавастии”, в инструментальном сопровождении из балалайки, треугольника и кастаньет.

— Все варианты звучат заманчиво, кроме пирога, пожалуй… однако план был не такой, — спокойно возразил я, дождавшись окончания его забавной тирады. — Есть предложение, которое повергнет в шок не только господина Вестеринена, но и всех фанатов группы. И послужит самым ужасным наказанием за глупые шутки. Скажу прямо — пресса будет свято убеждена, что ЭТО — единственное, что заставило фронтмена группы вернуться.

— Мне уже страшно… — прошептал Кси и тесно прильнул ко мне. — Что ты задумал, любимый?

— Увидишь, — от моей вероломной улыбки стало не по себе даже Кирсти.

*

…Все растерянно сгрудились в студии — участники группы, их менеджер и Ксавьер (да-да, лапочку я тоже выгнал). Ждут нас как приговора. А я сижу с Лайтом в его гримёрке, терпеливо заканчивая то, за что четверть часа назад он чуть меня не убил⁴.

— Любуйся… — я повернул его кресло к зеркалу. — Ну как?

— Господи, я не подозревал, что ты умеешь даже это… — растерянно пролепетал Крис, касаясь своего обновлённого отражения. — Если я скажу, что мне не нравится, ты поверишь?

— Нет. По глазам же вижу, понравилось. Что, трудно признать, что перемены тебе к лицу?

— Я никогда не думал, что с этим… — он махнул рукой. — Всё, нахрен, нахрен!

— Ну и правильно. Теперь закрой глаза, я закреплю лаком, и можно выходить, пугать публику.

*

Их ждал шок?

Удивление, ступор, восхищение (ага, как же) или ужас?

Или всё вместе…

«Народ просто попадал на пол, мозг. Нестройно так. Мешками».

Причина: так коротко, как позволило мне чувство мести по отношению к «шутникам», я постриг волосы Кирсти Лайта. Те самые культовые волосы, одиннадцать лет деятельности группы не знавшие ножниц – и я безбожно отправил их в урну для мусора. А еще выбрил левый висок на немецкий манер, оставив сумасшедшую косую челку, но сзади по окружности затылка… отрезал под корень.

Следствие: Сеппо увезли в больницу с несколькими точечными кровоизлияниями в мозг. Если он умрёт, вину за его смерть я полностью возьму на себя.

Ещё следствия:

— барабанщик Гас Липстик за полчаса обморока скинул шесть кило (и всё в штаны);

— клавишник Эмерсон Бартон за час обморока внезапно овладел разговорным французским языком;

— бас-гитарист Мижэ Амур за два часа обморока забыл собственное имя (правда, вспомнил потом, когда ему осторожно намекнули, что его зовут Микко Хенрик Юлиус Паанен, и язык об эти чёртовы финские имена я в который раз благополучно сломал);

— наконец, Микко Линдстрём… он до сих пор не пришёл в себя. Чёрт знает, что с ним будет, когда он очнётся, однако гитарист уже сломал себе руку при падении в обморок.

*

— Дьявол бы тебя побрал, Энджи, есть ли что-то, чего ты не умеешь?! — отчаянно воскликнул Ксавьер, разглядывая ножницы, которыми я лишил «Самсона» длинных кудрей.

— Есть: я не умею играть в футбол, нянчить новорождённых детей, доить коров и предсказывать будущее. А ещё… врать с тяжестью на сердце, — последняя фраза должна была уязвить лапочку и отлично достигла цели.

Кси вздрогнул:

— Вот теперь! Ты думаешь о нём?

— Ну как тебе сказать… он следующий этап возвращения жизни Кирсти в прежнее русло. И мнится мне, что тут будут большие проблемы.

*

— Ангел, ты не поверишь, но ключи от дома Юрки я не потерял! — гордо сообщил Лайт, недолго покопавшись в карманах, и потянулся открыть дверь. Однако она оказалась незапертой.

— Странно… — настороженный шепот Кси влетел в комнату и растворился во мраке. — И часто такое бывает?

— Впервые сталкиваюсь, — тревожно ответил Крис, включая свет. — Ущипните меня…

Фантазия вряд ли позволит мне во всех деталях описать погром и следы оргии, царившие в квартире у фронтмена «одноглазых», но всё же… попытаюсь.

Батарея пустых бутылок, плотно набитых сотнями окурков, загромождала всю вторую половину комнаты, продавив своей тяжестью диван, сломав стол и разбив вдребезги что-то похожее на жалкие останки телевизора. Несколько гитар, по всем признакам участвовавших в сражении при Ватерлоо, были свалены возле ещё дымившегося костра, разложенного просто на ковре… на лохмотьях ковра. При более внимательном рассмотрении выяснилось, что топливом для него послужили три стула и одно кресло с синтетической обивкой, которая плохо сгорела, а гитары были приготовлены как следующая порция дров, но не успели ещё пригодиться. Поджаренное на этом первобытном очаге недоеденное мясо вызывало невольные ассоциации с Полинезией и живущими там каннибалами, но, мысленно перекрестившись, я временно забыл о нём и продолжил осмотр. Полусотня одноразовых шприцев (это по самым скромным подсчётам) была «аккуратно сложена» на одном уцелевшем кресле, покрытом пятнами чего-то, подозрительно вонявшего как этиловый эфир. Сами шприцы оставляли широкий простор для фантазии, поскольку были абсолютно пустыми. Лучше и не думать, что их наполняло. Наконец, с большим трудом пройдя через засранную комнату, мы попали в другую, очень похожую, которую разнообразило лишь одно — разломанная кровать, на которой спал (если спал) барабанщик Cyclops Юсси. В гордом одиночестве.

Крепко зажав Кирсти рот, я произнёс:

— Ксавьер, радость моя несовершеннолетняя, останься здесь. Если предчувствия меня не обманывают, хозяин этого жилища в ванне, и видеть тебе его не следует.

Кси кивнул и сел на подоконник разбитого окна: больше присесть было просто негде.

Когда мы добрались до ванной комнаты, возмущенное мычание Кристиана, делавшего попытки освободить рот, тут же прекратилось. Из-под запертой двери стремительно расширявшейся лужей вытекала тёмная кровь. Такая чёрная и грязная, которая бывает только выпущенной из верхней или нижней полой вены…

«Господи, ну когда уже всё это кончится?! Как они меня достали! Ну делай, делай, ДЕЛАЙ ЖЕ ЧТО-НИБУДЬ, МОЗГ! Раз вызвался в ангелы-хранители, выполняй свою грёбаную миссию до конца!»

Крис пошатнулся на подогнувшихся ногах и грохнулся бы, ударившись об дверной косяк, но я успел перехватить его падавшее тело. Усадил, надёжно прислонив спиной к стене, и одарил жёстким мимолётным поцелуем, только чтобы согнать с побелевшего лица выражение мертвенного ужаса. Потом ринулся в ванную, с лёгкостью сломав хлипкую дверь, и, ступая по щиколотку в крови, наконец-то добрался до Юрки.

«Мамочки, он проткнул себе живот! Похоже, выпустил себе почти всю кровь!.. Боже, ну почему…»

Хватит хныкать! Какой к чертям собачьим Бог?! Он отказался от меня и не поможет. Теперь вообще уже ничего, бллин, не поможет. Санитары с каталочкой увезут его только в одном направлении — в морг. Поэтому вызывать мы их не будем. Понял? Ни боги, ни люди… одна надежда на дьявола. Но как бы я вызвал его? В отличие от скорой помощи, он не оставлял никому короткого номера для экстренного вызова.