Город одиночества (СИ)

Ну ещё бы, проснуться с дикого похмела хуй знает в какой канаве под прошлогодними высохшими ветками, да-а, представляю, как он тогда меня материл. Но добровольно он бы не ушел и, скорее всего, тогда Кир остался бы лежать через пятьдесят километров от места своего пробуждения, где мы с Марком попали в на редкость грамотно устроенную вилку. Вот могут же, когда захотят, устраивать план-перехват эффективно.

Ребятам из маски-шоу был дан четкий приказ – брать одного, и место в кабине вертушки, которую прислал за мной Гена – я еще тогда оценил оказанную честь, было тоже одно.

Когда мы с ним потом беседовали в камере предварительного заключения, я понял, почему мне оставили жизнь – сберегли, как банку консервов, на черный день. Тогда ему была невыгодна грызня: когда кто-то выпадает – ряды обычно смыкаются теснее. Но и забить на меня болт он не мог, ясен хуй. Всё таки наказание за убийство никто не отменял, но какое и за чьё… Вот тут можно было передернуть, поэтому он предложил – именно предложил, компромисс.

– Пойдешь по левой статье, будешь на красной зоне, там всё у меня схвачено, посидишь как у Христа за пазухой, даром, что Бес, – Гена заухмылялся своему каламбуру.

А я вспоминал смертельный оскал Марка, глядя в его мерзкую харю, но, блядь, своя шкура всегда дороже, да и если бы ему надо было выбить из меня всё, что знал – выбили бы, в этом я не сомневался. Молчат под следствием только те, кому непрофессионал попадется, ну или халтурщик, в бывшей команде отца таких не держали.

– Мне с тобой проще договориться, ты и сам по себе ценный кадр, а в нашем деле, хоть и нет незаменимых людей, но кадры решают всё. – Снова заржал, сука, он просто в эйфории был от того фарта, что нежданно свалился на него в лице смерти Биг Босса или Биг Беса, если точнее. – Не будешь буровить, дадут по нижнему пределу срок, потом… А потом сочтемся, свои ведь люди.

Тогда я мысленно пообещал, что как-нибудь обязательно сочтемся. Именно потому, что, блядь, нихуя он не был мне своим человеком.

Да что толку вспоминать, пришла пора заняться тем, ради чего меня сдернули с зоны. И для начала я отправился в центр. Шатался по площади рядом с метро и выискивал того, кто мне подойдет для прикрытия. На то, что Гена оставит меня без контроля, я не надеялся и потому не сильно удивился, заметив среди толпы двух вроде бы ничем не примечательных мужчин, которые старательно держались от меня на достаточном расстоянии, но не теряли из виду.

Конечно, выходить на волю прекрасно в любое время года, но летом – просто охуенно, трава, деревья, люди в летней одежде, все играло такими яркими красками, что, казалось, я находился под кислотой или грибами.

Я рассматривал людей, всё подмечая и прикидывая, кого выбрать. И самое смешное, что почти все имели не слишком довольный вид, они озабоченно куда-то спешили, не обращая внимание на природу вокруг, не замечая солнца над головой, смотрели под ноги на заплеванный асфальт, парились из-за своих мелких проблем, ругались и выясняли отношения, обманывали сами себя и других.

Неужели человеку всегда мало того мира, что у него есть? Сколько хуйни напридумывало общество, сколько искусственных проблем создало, чтобы ебать мозги себе и окружающим в поисках надуманного счастья, нереальной любви и прочей книжной хуеты вроде морали и понятия долга? Хотелось крикнуть: “Что вам еще надо, суки, для счастья?”, это же такой кайф просто понимать, что отныне никаких проверок три раза в день в любую погоду на улице, никаких перекличек, никаких мелких и не очень стычек ради тупого выживания на уровне животных.

Решать за самого себя, что еще надо-то?

Живите, твари, и радуйтесь! Бля, надо было отсидеть, чтобы это понять.

И неужели это понимание простоты жизни у меня тоже пройдет, как проходило у всех? Так же, как пройдет умение распознавать кто есть кто в толпе, и через полгода-год я не смогу так четко видеть в людской массе переодетых ментов, бывших зеков, карманников, наркоманов и барыг – они выглядели почти как обычные люди, почти как нормальное законопослушное большинство, но для меня на них словно таблички висели.

Вон, например, стоило только взглянуть на того парня, что ссутулившись входил в метро, как сразу было понятно, что он – наркоман, плотно сидящий на игле, явно в поисках дозы, он сейчас на всё готов, что ни предложи. А ведь я смотрел на него со спины, даже в лицо не глядел, видел только худую задницу, обтянутую джинсами, и костлявые плечи под дурацкой, неуместной в такую жару, толстовкой. Его выдавала даже походка: разболтанная, словно руки-ноги на шарнирах, но в то же время напряженно дерганная.

Походка… что-то царапнуло краем, какое-то неуловимое чувство дежавю или когда ты забыл простое слово, которое вертелось на языке, но никак не мог вспомнить. Да хуй с ним, с наркоманом этим, сегодня я не собирался заморачиваться и приглядываться ко всяким уродам – были первоочередные задачи.

– Верните мне деньги, пожалуйста! Ну, пожалуйста, это же нечестно!

Так, вот это могло мне пригодиться. Около столика наперсточника с традиционными тремя стаканчиками, чуть не плакал молоденький парнишка лет семнадцати. Ну, всё понятно, приехал из своей деревни в большой город и попался на старую, как мир, разводку.

– Проиграл? Сам проиграл? Вали отсюда! Дай другим сыграть, – пара тупых качков уже начали оттеснять парнишку, чтобы не мешал своим нытьем дурить следующего лоха.

– А дайте-ка мне сыграть, – я улыбался, когда подошел к ним, но, видимо, не слишком получилось дружелюбно, потому что бугаи напряглись, пацан замер, а катальщик не спешил начать крутить свои стаканчики.

– Ты кто? – Они тоже сразу просекли во мне “близкого по крови”; но это, ребята, вы ошиблись, разная кровь в нас текла, разная.

– Бес, – не самое лучшее погоняло для мест не столь отдаленных, чего уж там, но за эти годы я смог сделать так, чтобы оно зазвучало с новым смыслом.

– И что тебе? – В голосе напряг и ожидание подвоха, значит, слышали про меня – пустячок, а приятно.

– Что ж вы племяшку моего обидели, а? Кругом лохов мало, что ли?

Умственный процесс, проявившийся на не обезображенных интеллектом лицах, веселил почти так же, как загоревшаяся надежда в голубых глазах мальчишки, а он ничего, симпатичный, мой стандартный типаж – из тех, что прогнется быстро, стоит надавить.

– Он сам подошел, – наконец выродил один из троих.

– Ага, сам. Сам и уйдет, когда вы ему деньги вернете.

– Да какого хуя-то?

– Потому что я так сказал, – глядя самому разговорчивому в лицо, я улыбнулся еще шире.

Они слышали про меня, но слишком мало, чтобы просечь мой статус, которого вообще-то и не было, поэтому, решая, стоит ли буровить или проще откатить назад, они выбрали второе. Вот и молодцы, начинать свободную жизнь с мордобоя на площади не хотелось.

Выдали пацану его бабки, и тут же стали окучивать других ротозеев. Хуйня вопрос оказался решить маленькую проблемку, да денег-то там было кот наплакал, было бы о чем горевать, но зато на смазливом личике загорелись признательность и восхищение.

– Спасибо! Спасибо вам большое!

– Поступать приехал? – Спасибо ты мне попозже скажешь, когда выебу.