Табия (СИ)

— Нет, просто я... — начинает Драко задумчиво, но тут же спохватывается. — Я помню, — он морщится, залпом осушает бокал и ставит его на стол. — Правда, оно не предполагаемое, — добавляет он с мстительной улыбкой, и Гарри весь превращается в слух. — Как я уже говорил, сейчас в поместье находятся два потомка Основателей. И один из них ты.

— Что? — Гарри кажется, что он ослышался. — Я? С чего ты...

— Взгляни сюда, — перебивает Драко, проводя палочкой вниз от Ровены Равенкло. — Ты, разумеется, не прямой потомок, потому что от Ровены пошло много ответвлений. И одним из них было семейство Перевеллов. — Гарри подходит ближе и читает имена предков. — Самыми известными из Перевеллов были три брата, потому что по легенде обладали некими уникальными магическими артефактами. Но точных сведений об этом не сохранилось. Теперь смотри сюда. Видишь?

Гарри следит глазами за его палочкой, которая, минуя многие поколения, опускается всё ниже и наконец останавливается на имени.

— Гарри Джеймс Поттер, — читает он и поднимает на Драко изумлённый взгляд.

— Да, — кивает тот, — так что ты, в каком-то смысле, потомок Ровены. Хотя по тебе и не скажешь, — добавляет он себе под нос. — А сейчас смотри сюда, — его палочка вновь оказывается у имён трёх братьев. — Некогда потомки Салазара Слизерина породнились с потомками Перевеллов. А прямого потомка Слизерина ты, я полагаю, знаешь отлично.

— Чёрт... — вырывается у Гарри не то от удивления, не то от иррационального ужаса. — Погоди, — вдруг хмурится он. — Почему ты говоришь, что Лорд — прямой потомок Салазара, а я потомок Ровены «в каком-то смысле»?

— Я ведь объяснял, — вздыхает Драко. — От Ровены пошло очень много ответвлений родов. А от них ещё и ещё. А от Салазара идёт прямая линия.

— Нет, нет, — трясёт головой Гарри, — у меня что-то не сходится. Как потомки Салазара могли успеть породниться с потомками Перевеллов, если те сами были потомками Ровены. А они жили с Салазаром в одно время, — Гарри шумно выдыхает, лихорадочно соображая, всё ли он правильно назвал в этой дикой схеме.

— Не понимаю, что тебя смущает? — пожимает плечами Драко.

— Если всё так, как ты говоришь, Перевеллы должны были жить до Ровены, а не после.

— А кто тебе сказал, что Ровена и Салазар были ровесниками? — усмехается Малфой и, видя замешательство на его лице, закатывает глаза. — Поттер, какой же ты всё-таки дремучий. В то время маги жили намного, намного дольше, чем сейчас. Ровена была самой старшей из Основателей.

— Ты хочешь сказать, что ей могло быть... двести или триста лет?

— Это не я хочу сказать, это наша история, — замечает Драко сухо. — И Перевеллы действительно жили немного раньше Салазара. Точных дат, к сожалению, нет, но к моменту основания Хогвартса ни одного из братьев Перевеллов уже не было в живых.

— Так значит... Что из этого всего следует? — спрашивает Гарри неуверенно, чувствуя, что вот-вот запутается окончательно.

— Из этого следует, что вы с Лордом на самом деле родственники. Хотя, учитывая количество лет и поколений, я бы сказал, что вы просто имеете общих предков. Вот и всё. Мы все, если посмотреть глобально, имеем общих предков. Чистокровные, я имею в виду, — быстро добавляет Драко.

— Чертовщина какая-то, — обречённо вздыхает Гарри, потирая лоб.

— Не чертовщина, а твоя история, невежда, — повторяет Драко, взмахивает палочкой, и пергамент вновь сворачивается, уменьшаясь в размерах.

Он бережно укладывает его обратно на полку и, подойдя к столу, наполняет бокал.

— Что ж, спасибо, Драко, — серьёзно говорит Гарри. — Это было познавательно, хоть и немного... дико.

Малфой качает головой и бормочет себе под нос что-то, подозрительно похожее на «маггловское воспитание», а вслух сдержанно произносит:

— Не за что.

Повисает неловкая пауза, во время которой Гарри соображает, знал ли об их родстве с Риддлом Дамблдор. Хотя должен был знать — ведь он чистокровный. И почему ничего не сказал? Почему старик вообще, чёрт побери, ни о чём не рассказывал ему?! Почему он теперь должен узнавать о подобных вещах от своих врагов?!

— Ну? — прерывает молчание Драко, делая несколько больших глотков. — Тебя интересует что-то ещё?

— Пока нет, — отвечает Гарри и с улыбкой добавляет: — Видишь, Малфой, можешь ведь общаться нормально, когда захочешь.

— Не обольщайся, Поттер. Я бы не стал здесь распинаться, если бы...

— Если бы у меня не было возможности спасти твою задницу, — усмехается он, но Драко вдруг резко ставит бокал на стол, и его лицо быстро меняется.

— Что ты сказал?! — почти шипит он, и Гарри с удивлением замечает, как на его лбу появляется глубокая болезненная складка, а губы подрагивают от ярости.

— Я... Я ничего не... — бормочет он в замешательстве. — Я лишь хотел сказать, что у меня есть маленький, но шанс спасти твою шкуру. Если тебе больше нравится эта формулировка.

Драко вздыхает и, заметно расслабившись, поправляет чёлку и отпивает ещё вина. Взгляд Гарри скользит по опущенным плечам, его вялым рукам и останавливается на ополовиненной бутылке.

— Что-то отмечаешь? — машинально спрашивает он, чтобы замять странную и неловкую сцену.

— Поминаю, вообще-то.

— Что случилось? — быстро говорит Гарри, не надеясь получить нормальный ответ.

Малфой, однако, осушает второй бокал, ставит его на стол и негромко произносит:

— Сегодня утром погибла моя родственница. Дочь предательницы крови, конечно, но всё равно. Я думал, ты знаешь.

— Что?.. — начинает Гарри и осекается.

— Эйвери убил Нимфадору Тонкс.

Глава 12. Сам по себе

Полночи Гарри не может сомкнуть глаз, ворочаясь на сбитых жарких простынях. Мысли гудят в голове, как стая надоедливых пчёл. Тонкс мертва. Вот в кого попало заклятие Эйвери. Ублюдка Эйвери, мерзкого Пожирателя Эйвери, которому нет дела до чужих жизней! В памяти сами собой вспыхивают болезненные воспоминания о первом дне в поместье, проведённом в подземельях, и Гарри яростно сжимает кулаки, комкая край одеяла. Придёт время, и он за всё отомстит! И Риддлу, и Эйвери, и всем остальным уродам, которых он вынужден видеть каждый день.

Тонкс. Нимфадора Тонкс. Всегда весёлая, задорная и неунывающая, способная одной фразой стереть с лиц подпольщиков угрюмые гримасы. Которая с первого дня их знакомства относилась к нему как к равному, а не как к несмышлёному ребёнку. Которая с радостью согласилась сделать его крёстным их с Ремусом сына. И теперь её больше нет. Теперь Люпин и Тедди остались одни. Гарри зажмуривается, чувствуя, как жжёт под веками, а сердце тяжелеет от боли и бессильной злобы. Он уже представляет, как Рон и Кингсли, вернувшись в штаб, хмуро качают головами — и всем без лишних слов всё становится понятно. Представляет плачущую Гермиону и побледневшего Люпина. Гарри рычит и бьёт кулаком подушку, словно это может прогнать болезненные картинки, встающие перед глазами. Ну ничего. Он отомстит. За всё отомстит.