Снежная пыль (СИ)

Арес не понимал этого алчного желания, которое пылало почти в каждом ромейском сердце, урвать себе кусок богатства и власти. Все арды были равны — друг перед другом и перед своими многоликими богами. Даже его титул вождя был номинальным. По большому счёту, массы нуждаются в том, кто станет остриём их шествия, тем, кто начнёт прокладывать путь и, поддерживаемый остальными, таки дойдёт до конца. Конечно, нельзя было сказать, что арды не сталкивались с предательством и отщепенством, тем более что уже много сотен лет ардский народ был разрознен по всему свету, однако сейчас у них появилась надежда снова стать единым целым во главе с ардаром. Не он, так кто-то другой. Главное — интересы всего народа, а имя того, кто снова соберёт воедино ярмо, секиру и чашу*, не так уж и важно.

— Обстоятельства складывались так, как и было оговорено, — вперив суровый взгляд в мужчину, не менее резко отчеканил Босфорца. — Аманат королевских кровей как гарант мира. Шестеро ни о чём не подозревающих заложников, прикрывающие седьмого, моего сына, который должен был стать именно твоим мужем, вождь. Если бы ты изначально приблизил Таиса к себе, этой неприятнейшей ситуации можно было бы избежать. Сейчас, когда я вынужден вести с тобой бессмысленные дебаты, мой брат не дремлет. Поверь, это не тот человек, который не сможет уличить выгоду даже из собственного проигрыша. Западные наместники уже собрали войска и только и ждут условного сигнала. Понимаешь ли ты, вождь, — мужчина сделал лишь шаг вперёд, но самому Аресу показалось, что тот носком своего армейского сапога, предупреждая, ткнулся ему в горло, — что прежде, чем начать рвать Империю Константина на куски, они на пару с Верховным кардиналом уничтожат внешнюю угрозу, в том числе и твоё племя?

— У меня не было причин доверять ни тебе, Босфорца, ни твоему пасынку, — поднявшись, ибо смотреть на этого мужчину, запрокинув голову, казалось Аресу заведомо принижающим и демонстрирующим его слабость, начал вождь. — Таис, словно крыса, рыскал по крепости, выискивая все тайные ходы, часами просиживал в дарсе, изучая наши реликвии и артефакты, действовал лишь на своё усмотрение и упорно отказывался делиться со мной своими планами. Честно говоря, я был сильно удивлён, убедившись в том, что на самом деле он не был предателем. Или же, — Арес хмыкнул, заметив, что ноздри мужчины широко раздуваются, а на скулах напряглись желваки, — Таис действительно вёл какую-то свою игру, в угоду себе, аристократу багрянородных кровей, которого ничто не связывает со столь посредственным графом, как ты, Босфорца.

— Ты ничего не знаешь о Таисе, Зверь, чтобы так говорить о том, кто ради твоего племени пожертвовал собственным будущим, — ладони сжались в крепкие кулаки, однако Максимилиан Босфорца обладал достаточным опытом в политических играх, чтобы так легко повестись на провокацию. Впрочем, Зверя следовало поставить на место, остудив его юношескую голову, которая сейчас была забита явно не тем.

— Вы оба ничего о нём не знаете, — тяжело поднявшись из-за стола, вмешался в перепалку двух политиканов Роксан. — И достаточно об этом. Уже рассвет.

Босфорца бросил на мужчину недовольный взгляд, однако смолчал, хотя мог бы рассказать о многом. Например, о том, что всё это время Таис, следуя его приказу, в ардских источниках искал подтверждение давнего пророчества о причинах падения империи Константина и её дальнейшей судьбе. Что, следуя именно его приказам, Таис изучал каждый доступный ему уголок Бьёрна, выискивая все возможные пути не только для отступления, но и те, которыми в крепость мог пробраться враг извне. Что, отправляя сына в Арду, он лично напомнил Таису о том, что тот выполняет свой долг перед родиной, и если ради этого ему придётся возлечь с мужчиной, то пусть не колеблется. Ответ перед Творцом за содомский грех будет держать он, Максимилиан Босфорца, приговоривший пасынка к подобной участи.

Граф не сомневался, что Таис справится: тот был не только истинным Багрянородным, но и достойным сыном своего настоящего отца. Порой Максимилиан искренне сожалел, что в Таисе так и не пробудилась родовая ментальная магия Кревца.

Понимая всю серьёзность и опасность их авантюры, граф Босфорца мог положиться только на Таиса, с которым всё это время вёл тайную переписку: было у него среди хансинцев несколько людей, через которых Таис и передавал ему доклады о результатах своей миссии, однако за последние несколько недель он не получил от пасынка ни весточки.

Последний раз Таис написал, что станет мужем Роксана, а Рэй — Ареса, и что это по большому счёту кардинальное отступление от их изначального плана даже к лучшему. У Максимилиана не было поводов не доверять сыну, однако сейчас, смотря на этого мужчину, замершего у окна и озарённого предупреждающим о надвигающейся непогоде багрянцем, граф засомневался. В том, что после окончания столь сложной и испытующей для его сына миссии Таис вернулся бы вместе с ним в Ромею.

— С нами сотня лучших воинов Вессалии, — Босфорца резко сменил тему разговора, отбросив личное и перейдя, собственно, к тому, зачем он проделал этот путь, оставив столицу беззащитной, — у тебя же целое войско. Даже паладинам не устоять против такой силы.

— Будет много жертв, — не то чтобы отрицательно, скорее, сокрушительно качнул головой Арес.

— Жертв будет ещё больше, если мы промедлим и упустим момент. Решай, вождь, участвуешь ты в обороне Бьёрна или же нет.

Арес глубоко вздохнул: таков уж этот Максимилиан Босфорца. Ещё тогда, один и безоружный придя в его шатёр, этот человек не договаривался, а ненавязчиво диктовал свои условия, выгодные Империи, однако не лишённые взыска и для Арды. В то рассветное утро ему, вождю, не было чем возразить в ответ на доводы Босфорца о преимуществах союза с Ромеей. Даже на то, чтобы пустить в Бьёрн своего врага и тем самым вроде как нового союзника, он пошёл, исходя исключительно из интересов всего племени.

И вот сейчас Босфорца снова ставил его перед фактом. Этот человек пришёл с сотней воинов, заведомо планируя штурм, без оглядки на то, что там, за стенами, в плену у врага его пусть и не родной, но всё-таки сын. Так почему же он, Арес, должен оглядываться на то, что в караресе остался Рэй, если тот даже не муж его, а всего лишь предатель? Его колебания могут дорогого стоить всему племени, но и заплатить свою собственную цену, жизнь Сейри, Арес не был готов. Если многоликие и правда отметили его своим божественным прикосновением, так почему сейчас, в столь трудную минуту, учтя все его заслуги и то, что он никогда и ничего у них не просил, им бы не обратить на него свой взор? Кем бы в душе ни был Рэй, а его племени нужен Сейри. Сейри нужен ему самому, его израненному сердцу и смятённому разуму.

— Великий сай! — дверь широко распахнулась, грохнувшись о стену. — Он дышит! Он жив!

Занс, который должен был неусыпно бдеть уединённость их беседы, был бледен, взволнован, с шальным взглядом и трясущимися руками, которыми прижимал к своей груди хрупкое тельце.

— Неясми… — Арес сразу же узнал мальчика, и его сердце вновь забилось ровно, гулко отсчитывая каждый уверенный удар.

— Сюда. Скорее, — смахнув свитки с древними крепостными чертежами, Арес спешно освободил стол, на который Занс и уложил мальчика. Неясми был словно в измождённом бреду. Весь испачканный, в подранной одежде, ссадинах и царапинах, но без видимых увечий, хотя дышал тяжело, всхлипывая.

Арес помнил, что перед консумацией Неясми и Нави остались в ванной комнате, которая примыкала к их с Сейри спальне, и если этот мальчик сейчас не в караресе, а здесь…

— Где ты его нашёл? — вскинув требовательный взгляд, спросил расма Арес.

— Не я, — отрицательно качнул головой Занс, так и не выпустив хрупкую ладошку мальчика из своих рук. — Адепты неусыпно несут стражу по всему периметру крепости, вот так, услышав стенания, и нашли, ободранного и едва живого. Прямо в колодце, что на рыночной площади.

— Неясми, — Арес склонился над мальчиком, легонько похлопывая его по щекам. Если этот энареи видел смерть собственного брата, то трудно даже представить, в каком он сейчас может быть состоянии, однако время действительно не ждало. Надвигалась снежная буря, и, пусть солнца не было видно из-за устлавших небо серых туч, вождь знал, что оно уже миновало точку полудня.