Павлиний хвост (СИ)

Помнил, он прекрасно помнил. И ему всё понравилось. Только попросить повторить не решится. Потому нужно самому прийти с просьбой, снова прижать к стенке и не отпустить до тех пор, пока снова не отсосу ему. Я научу его держаться не три минуты, а подольше, чтобы он мне удовольствие не портил, скорострел недоделанный.

Гошка заметил мой взгляд, поймал его и снова отвернулся. Я улыбнулся. Какой невинный барашек. Я волком не был, но тут у каждого клыки начнут прорезаться, стоит посмотреть на это создание. И на то, что у него между ног. А он ведь совсем не умеет этим преимуществом пользоваться.

Надо научить, решил я, мысленно кивнув, утвердившись в мысли, что на Гошку забивать не стоит. Костика тоже оставлять не хотелось, но тот и не был против моих развлечений, так что, определённо, с Гошкой стоило позаниматься практикой. А то и теорией.

— Никита, — из заманчивых фантазий меня вытянул голос парня, к которому мы уже подошли. Он протянул руку каждому поочерёдно, улыбнулся, и, взглянув на него, я пропал, забыв и о Гошке, и о Костике, и о всех чёртовых других парнях разом.

Глава 3

— Ну для начала вам нужно определиться, на что вы хотите сделать упор. Пара пунктов, на которые хотите обратить внимание. Вроде как с моющим средством: чисто и быстро. Человек, смотрящий рекламу, не будет смотреть её несколько минут, чтобы узнать, почему же наш универ лучше. Ограничьтесь тридцатью секундами, максимум. И за это время раскройте две или три выгоды.

Никита говорил, Костик записывал, остальные внимательно слушали и кивали, а я смотрел, как шевелятся его губы, и думал только о том, как он целуется. На подбородке у Никиты была лёгкая щетина, явно брился вчера вечером, волосы трепал лёгкий ветер, а сам он выглядел отчего-то очень знакомым. Я нахмурился — точно где-то видел. И не по телику. Его манера речи, даже то, как он взлохмачивал свои волосы и почёсывал нос тыльной стороной большого пальца, было знакомо. И я точно знал, что так больше никто из моих знакомых не делает.

— И сделайте её главным действующим лицом, — Никита ткнул пальцем в Женьку. Та неожиданно зарделась, но явно не от смущения, а от гордости, что её выделили. — У неё всё как надо: волосы, лицо, грудь. Завлекаловка ещё та, — убеждённо сказал Никита, и остальные были вынуждены с ним согласиться.

— Ты работаешь с рекламой? — спросил я, чтобы тоже обратить на себя внимание. Никита обернулся ко мне, передёрнул плечами и сказал:

— Нет, я корреспондент. Раньше в прессе работал, на ТВ третий месяц только. Но кое в чём разбираюсь, так что не волнуйся. Если будете слушать меня, то в финал точно пройдёте.

— Финал? — хором спросили Валик и Павлик.

— В финал отберут пятёрку лучших сценариев, остальные отсеет ректор с несколькими деканами и преподами. Их и представят каналу, они выберут уже… — он прервался и осмотрел наши растерянные лица. — Вы были не в курсе, да?

— Интересно, почему ты в курсе? — не удержался я.

Для обычного друга с телеканала, который пришёл на помощь, Никита удивительно много знал. Я глянул на Костика, но тот лишь пожал плечами, мол, тоже не в курсе. А Никита растерянно пожал плечами и как-то уклончиво проговорил:

— Да так. Слышал.

Слышал он. Я подозрительно взглянул на него, снова подумав, что где-то видел. Но где? Память услужливо прятала от меня эти воспоминания, но кружила возле них, вызывая лишь болезненное отторжение.

Мы пробыли в парке с Никитой около сорока минут, потом ему позвонили, и он поспешил удрать. Уверен, что от моего проницательного взгляда. Я-то заметил, как он пару раз напряжённо посмотрел на меня. То ли из-за того, что догадывался о моих подозрениях, то ли из-за того, что я буквально раздевал его глазами и не скрывал этого. В фантазиях Никита подвинул даже Гошку с его членом, но стоило ему скрыться с горизонта, а Гошке снова на нём появиться, когда мы уселись в кафе, чтобы обсудить дальнейший план, как пришла очередь пожирать глазами уже его.

Гошка не казался очень уж симпатичным. Если быть совсем честным, то он был совсем не симпатичным. Обычным, скорее: волосы, постриженные под ёжик, и, словно привет от братков из девяностых, нос, как говорится, картошкой, крупный подбородок и близко посаженные глаза. Вообще не тот тип внешности, который мне нравился. Обычно я западал на таких, как Костик: высоких, аккуратных, с тонкими чертами лица и знающих толк в том, как нужно одеваться. И мне нравились блондины. Холёные красивые блондины, с которыми можно не только трахнуться на отлично, но и полюбоваться после секса. На Гошку любоваться после секса не хотелось, только на его достоинство разве что. Потому что ничего примечательного в нём не было.

Впрочем, это мне совсем не помешало рассматривать его ещё тщательнее, когда мы ждали заказ. Гошка постоянно отводил взгляд, явно нервничая от такого пристального внимания. А я, ведомый азартом, продолжал пристально за ним наблюдать. Не сказать, вообще-то, что я слишком азартен и меня возбуждает тема погони за добычей, но с Гошкой это будоражило кровь и заставляло в нетерпении облизывать губы, думая, что совсем забивать на Гошку нельзя. В конце концов, когда у меня ещё будет шанс пообщаться настолько близко с парнем, обладающим настолько большим членом?

Правильно, никогда.

Потому что такие члены выпадают один на миллион.

— Ты его сейчас совсем съешь, — Костик несильно дёрнул меня за локоть.

Я посмотрел на него, приподняв брови. Конечно, Костик мог ревновать. Только смысл? Всё равно всё останется как прежде. Костик это понимал, я это понимал, тогда к чему одёргивания? К тому же Костик никогда не возмущался по поводу моих непостоянных увлечений. Так с чего вдруг сейчас начинает? Я поморщился и отодвинулся от него, но Костик впился пальцами в мою ногу под столом и тихо прошипел:

— Ты понимаешь, что подставляешь его? Тебе-то плевать: все в курсе, что ты трахаешься с парнями налево и направо. А ему что прикажешь делать? Он даже тёлку ни разу не трахнул, чтобы быть уверенным в том, что гей.

Костик был отчасти прав. Но я уже завёлся, потому снова уставился на Гошку, намеренно в дальнейшем игнорируя Костика. Костик вскоре перестал приставать ко мне с нотациями — видимо, обиделся. Ну и хрен с ним. Пусть обижается, у меня больше свободы действий.