Я никогда тебе не покорюсь (СИ)

Я был один в своей повозке. Но где же Сет? Может, его и женщину после той ночи отпустили? Хотел бы я надеяться на это, но почему-то не надеялся… Его схватили не затем, чтоб получить меня - с какой-то далеко идущей целью… Проклятье, это точно чертова ханайка, Павил не стал бы так себя вести!

Значит, Мальина… Но зачем я ей? Что она хочет от меня? От этой суки можно ждать чего угодно. Эта распущенная стерва любит унижать мужчин, но почему ей нужен непременно я?

Решив пока не ломать голову над тем, что недоступно моему пониманию, я сосредоточился на настоящем. Что я могу сейчас, сидя в своей передвижной тюрьме с кандалами и чугунным ядром на скованных ногах? Да ровным счетом ничего! Только крутиться ужом на жесткой скамье, стараясь хоть как-то размять затекшие от долгой неподвижности мышцы, обливаться потом от невыносимой духоты и гадать о своей участи.

С тех пор, как начался мой тяжкий путь пленника, я никого не видел, кроме щуплого седого мужичка, который дважды в день открывал в дверке повозки небольшое окно и подавал мне воду и еду. Я пробовал разговорить его, но он мне никогда не отвечал, только сопел и иногда надсадно кашлял. Желая поглядеть наружу, я привставал, превозмогая боль в ногах, но этот идиот все заслонял собой, и мне не оставалось ничего, как только тихо чертыхаться про себя. Хотя, что бы я смог увидеть в это узкое оконце? Лес и кусочек неба? Возможно, горы, если мы действительно в Ханае. Мне же хотелось знать, что стало с Сетом и той женщиной, здесь ли они и сколько движется повозок и конвоя.

На еду мне отпускалось совсем немного времени, и я едва успевал справиться с обедом, как в окошко снова просовывалась рука мужичка и выхватывала у меня посуду. Повозка приходила в движение, скрипели колеса, иной раз ветки деревьев задевали за крышу, а я до рези в ушах прислушивался, стараясь уловить, что же происходило за стенами моей тюрьмы. Порой до моего слуха доносились голоса и ржание коней, из чего я заключил, что тюремщиков у меня много, и повозка, скорее всего, не одна, но ни разу не удалось мне разобрать ни единого сказанного слова. Постепенно мной овладевали апатия и усталость, я проваливался в неспокойный сон, с тем чтобы проснуться от боли в изломанном теле и снова почувствовать чудовищную тяжесть своих оков, до крови стерших щиколотки.

Когда к вечеру третьего дня пути по крыше повозки ударили первые капли дождя, я счел это за милость богов, проявленных, наконец-то, к бесправному узнику. Дождь скоро превратился в настоящий ливень, в моем душном узилище стало прохладно. Вытащив пробку, я наслаждался ворвавшимся внутрь запахом дождя и мокрой земли, жадно вдыхая насыщенный влагой душистый воздух.

Глинистые дороги быстро размокли, два раза моя тюрьма останавливалась посреди лужи, и два раза стражники вытаскивали ее на руках, с тем, чтобы вскоре остановиться совсем. Я приготовился к очередной мучительной ночи в полусидячем положении, и каково же было мое удивление, когда дверка в первый раз за все путешествие широко распахнулась и двое конвоиров вытащили меня под проливной дождь, мгновенно обрушившийся настоящим водопадом на мое потное разгоряченное тело.

Несколько секунд я просто стоял и блаженно жмурился, подставив лицо под потоки теплой воды и заново вспоминая, как это здорово - стоять на ногах во весь рост, потом огляделся - пелена дождя, за ней какие-то унылые бараки. Да это вроде знаменитая тюрьма Жеклис? Меня везли сюда, но почему? А Сет? Где Сет? Он тоже здесь? Но мне не дали долго озираться и потащили волоком вперед. Железные кольца безжалостно впились в поврежденные лодыжки, тяжесть ядра стала невыносимой, и я повис на руках тюремщиков, не в силах сделать ни шагу вперед. Услышал, как один из них негромко выругался, потом раздался резкий звук, меня снова толкнули, и я почувствовал, что в состоянии идти.

Через некоторое время меня так же грубо толкнули в какое-то полутемное помещение, и я упал на солому, вытянувшись во весь рост. Этот миг показался мне блаженством, и пока я наслаждался ощущением того, что лежу, в двери щелкнул замок и меня оставили в покое. Я был настолько измучен, что мне было все безразлично, и я не помнил, как уснул и сколько времени проспал.

А разбудила меня боль в ногах. Открыл глаза и удивился - возле меня на корточках сидел какой-то человек и смазывал мне щиколотки остро пахнувшей прохладной мазью. Я интуитивно дернул ногой и удивился еще больше, не услышав звона цепей, ставшего за время путешествия уже привычным.

- Кто вы такой? - пробормотал я, не надеясь получить ответ. - Где это я?

- Не дергайся, - ответил человек, - дай мне закончить наносить лекарство. Какая мразь тебе надела эти кандалы, сделав такие узкие колодки? Еще бы чуточку поуже, и ты остался бы без ног.

- Скажите, почему я здесь? - повторил я, умоляюще глядя на первого человека, который ответил мне, посчитав это не ниже своего достоинства. - Надолго?

- Впереди сплошная пелена дождя, - ответил он, - дороги размыло, горная река вышла из берегов, мост рухнул. Пока ливень не прекратится, мост починить нельзя. Так что неделю, может, две, ты, парень, точно будешь тут. Лежи и набирайся сил.

Неделя, может, две… Так, значит, не в тюрьму Жеклис меня везли? Но почему по этой дороге, когда есть нормальный большак, проложенный в объезд Сиреневых гор? Я сосредоточился, мысленно представляя карту Ханая, а лекарь тут же расценил мою задумчивость по-своему.

- Даже не думай о побеге, парень, - закрепляя белые ленты на моих ногах, тихо сказал он, - тут некуда бежать, и даже если выберешься за ворота, вокруг на много миль нет ни одной живой души. Я здесь служу не первый год и знаю обо всем не понаслышке…

Да, он абсолютно прав. Тюрьма Жеклис известна всем, причем, отнюдь не неприступностью, верней, не только ей, а гибельными для всего живого окрестностями. С одной стороны - неприступные Сиреневые, с другой болота и топи, поросшие тощими гнилыми деревьями, которые кишат ядовитыми змеями. На расстоянии дня пути ни одного селения, но этот день пешему преодолеть немыслимо - надо иметь или коня или повозку, и даже в этом случае нельзя рассчитывать на успех побега.

Зачем же меня везли именно здесь, по этой гибельной дороге? Или ханайка не рассчитывала, что пойдут дожди?

***

Сквозь забранное решеткой окно своей темницы я с тоской смотрел на хлещущий за стеной ливень. Сколько дней уже провел я в этом Жеклисе, не двигаясь с места, и хотя спешить мне вроде бы и некуда, но это вынужденное бездействие, безнадежность и непогода навевают уныние. Шевельнул ногой, разминая затекшие мышцы, и тяжело вздохнул, слушая звон цепей, напомнивших о том, что я снова попал в рабы, и на этот раз по собственной глупости. Да, мои ноги снова заковали, на этот раз цепь легкая, почти изящная, зато короткая. Нормальным шагом двигаться нельзя, а только мелким, семенящим.

Делать мне было нечего, поэтому я много думал, сопоставлял и размышлял, прикидывая так и сяк, а мог ли избежать нынешнего своего рабства, если бы послушался к голосу разума и бежал из Макача сразу же, как сука села на престол? Зачем я ей понадобился, вот вопрос? Хочет отыграться за прошлые обиды или польстить своему извращенному самолюбию тем, что в рабах у нее будет бывший таргаский принц?

Я содрогнулся, вспомнив дьявольский смех этой распутной ведьмы и свист хлыста, которым она стегала мое распростертое на позорном ложе голое тело. Палачиха, развратница, садистка, да чем такая жизнь, уж лучше умереть. Может, действительно попробовать сбежать? Я горько усмехнулся. Из-под замка, с цепями на ногах? Проще тогда уж свить петлю, исход один, зато без мук… Но Сет и женщина, как бы узнать про них?..

- Эй, раб, твоя еда, иди пожри, - прервал раздумья грубый голос мужика, исполнявшего при мне роль тюремщика. - Сегодня мясо на обед, приказано кормить тебя получше, а то совсем стал доходягой. Меня за это по головке не погладят. Ты птица не простая, к тебе вон даже лекаря прислали.

- Со мной было еще два пленника, скажи мне, где они? И почему нас держат врозь? Позволь мне повидать их, хоть недолго!