The main inspirit (СИ)

Ухён стушевался. Он прошел сам, воспользовавшись тем, что девушка-администратор была занята с другим посетителем.

— Но он же придет в себя, верно?

— Ему нужно время, чтобы восстановиться.

— А эти следы на руках, шее… что это такое?

— Молодой человек, покиньте клинику. Ваш друг сам вам все расскажет, если сочтет это нужным.

Ухёну пришлось сдаться. Его чуть ли не силком выставили из клиники.

========== Глава 5. ==========

Всю неделю они еще маялись в ожидании новостей. Расписание группы отменили, подготовку к новому альбому приостановили, поэтому в общежитии делать было нечего. Менеджер изредка заглядывал к ним, сообщая о состоянии Сонгю и о том, что их лидер идет на поправку. Ухён просил разрешение навестить друга, но менеджер ему еще прошлую вылазку припомнил, которая ничем хорошим не обернулась. Поэтому приходилось снова ждать, и это сильно выматывало. Никакие тренировки уже не могли выбить дурные мысли из головы.

Менеджер попросил не тревожить и Дону, запретил даже звонить ему. Все были не согласны с этим решением, никому не понравилось, что их не подпускают к друзьям.

Хоя большую часть внезапно появившегося свободного времени проводил в танцевальном зале, чтобы хоть как-то заполнить свой день и не думать обо всем этом.

Вчера вечером, когда они собрались в общежитии вместе, все снова стали жаловаться, что к Сонгю нельзя попасть, и что Дону не отвечает на звонки. Хою это удивило, так как на его звонки Дону отвечал. Правда, разговор не складывался, но Хоя все равно каждый вечер звонил другу.

Выключив музыку, Хоя сел на скамейку отдышаться. За неделю он почти поставил целый номер, довел его до автоматизма, хоть сейчас собирай участников и репетируй. Но зал был пуст, и это определенно давило на нервы.

Бросив взгляд на часы, Хоя обнаружил, что стрелка перевалила за семь часов. Он всегда звонил Дону приблизительно в одно и то же время, только вечером, чтобы не тревожить лишний раз ни его, ни его родителей. Хоя прислушивался к менеджеру и, хотя не понимал причины, по которой их отгородили от общения с мемберами, следовал негласному совету — не беспокоить. Но один звонок в день — это же не беспокойство, верно? Хоя просто не мог иначе.

Несколько длинных гудков в телефоне и он, наконец, смог услышать голос Дону.

— Привет, — начал Хоя, облокотившись на стенку.

— Привет.

— Не потревожил?

— Нет, все нормально.

— Чем занимался?

— Лежал.

— Прости, я, наверное, разбудил тебя.

— Нет, я не спал. Просто лежал.

— Эм. Ясно.

Хои хотелось сказать о том, что это так не похоже на того Дону, который никогда не мог усидеть на месте, которому вечно нужно было куда-то идти, двигаться, что-то делать. А теперь он «просто лежал». Хоя никогда не мучился проблемой, что говорить. Дону всегда болтал без умолка, порой говоря совсем странные вещи, пребывая часто на своей какой-то инопланетной волне, и часто приходилось просто догадываться о том, что за бред несет этот динозавр. Но сейчас Хоя многое бы отдал, чтобы снова услышать эту бессвязную, странную болтовню или чтобы услышать фирменный смех Дону, от которого на душе всегда становилось теплее.

— Как родители? — снова заговорил Хоя.

— Нормально, — последовал короткий ответ и снова молчание.

Хои даже казалось, что Дону не хотел с ним разговаривать. Но тогда почему он не бросает трубку, почему всегда отвечает на его звонки и игнорирует остальных мемберов? Хоя не решался задать эти прямые вопросы, просто слушал мерное дыхание друга в трубке и успокаивался.

Они молчали с минуту, не произнося ни слова, но никто не отключался.

— Ты не уснул там? — чуть улыбнулся Хоя, подавая признаки жизни.

— Нет, — опять коротко ответил Дону и замолчал ненадолго. — Почему ты не спрашиваешь о том, что случилось в Тайване?

Хоя не знал, что ответить. Ему хотелось узнать о том, что там произошло, что случилось на самом деле, что сделал этот урод его друзьям, но всегда давил неугомонное любопытство, чувствуя, как изменился Дону с момента возвращения.

— Меня все только и расспрашивают об этом, — неловко хохотнул Дону.

— Ты хочешь поговорить об этом? — аккуратно спросил Хоя. Для него было важно, чтобы Дону было с ним комфортно, поэтому и не задавал никаких вопросов.

— Нет, — уверенно ответил Дону. — Я… я правда не хочу об этом вспоминать.

— Хорошо, тогда не будет, — сдержанно ответил Хоя. Ему было больно за Дону, за эту нерешительность и страх в голосе, словно парень боялся, что его друг начнет настаивать на разговоре.

— Спасибо.

— За что?

— Что не спрашиваешь об этом. Родители меня тут с ума сводят этим, мама решила, что я слишком худой и теперь впихивает в меня все подряд. Кажется, я уже несколько килограмм лишних набрал, — произнес Дону самую длинную речь за всю неделю.

Хоя расслабился и улыбнулся.

— Когда ты еще столько вкуснятины домашней поешь. Радуйся.

— В меня уже не влезает. Я хочу вернуться, — неожиданно, с тихой грустью сообщил Дону.

— Возвращайся тогда. Мы все тебя ждем, — вместо «мы» Хоя чуть не сказал «я», но сдержался. Ему не хотелось давить, тем более между ними все было так неопределенно, зыбко.

Хоя не знал, как показать Дону, что хочет дать шанс тому ростку зарождающихся чувств, которые они открыли перед самым похищением Дону и Сонгю. По сути, между ними ничего и не было — просто друзья, коллеги, одногруппники, которые вдвоем проводили времени чуть больше, чем с остальными. Просто в какой-то момент захотелось большего — не просто по-дружески прикоснуться к руке, а крепко обнять, прижать к груди и не выпускать долго-долго. Хоя сдерживался очень долго, заставляя все свои ненормальные мысли и желания отойти, но когда началась их совместная с Дону деятельность, когда они стали проводить столько времени вдвоем, занимаясь любимым делом, все стало сложнее. Хои так сильно хотелось верить во взаимные чувства, что он начинал видеть то, чего нет. Дону всегда был гиперактивным, для него прикосновения были неотъемлемой частью общения, для Хои же они значили слишком много. Поэтому однажды Хоя не выдержал.

В тот день, когда их похитили в Тайване, раним утром в номере Хоя не удержался. Поцеловал парня и ушел, ничего не объясняя.

Он проклинал себя за необдуманный поступок, но вернуть уже ничего нельзя. А потом было то похищение, три недели мучений и вот Дону снова рядом. И они оба сделали вид, словно ничего и не было.

— Мне звонили парни, но я им не отвечал, — признался Дону. — Они, наверное, обиделись, что я ответил только тебе. Просто… ты же мой лучший друг.

Друг. Да.

Хоя постарался скрыть разочарование.

— Конечно, — преувеличенно бодро отозвался он. — Не беспокойся, я им не сказал, что мы разговариваем. Но уверен, они все поймут.

— Я знаю, они начнут меня расспрашивать… а я не хочу говорить.

— Ты не обязан рассказывать, если не хочешь.

— Спасибо, — снова с облегчением произнес Дону. — Как… как Сонгю? — нерешительно спросил он.

— К нему пока не пускают, но менеджер говорит, что он идет на поправку. Пока он в клинике.

— Но он вернется? — с беспокойством спросил Дону.

— Он не сможет без сцены, — успокоил его Хоя. Он был уверен в то, что Сонгю вернется. Для их лидера возможность стоять на сцене значила слишком многое, он не сможет жить обычной жизнью, ему необходимо сиять. — А ты когда вернешься? — решился спросить Хоя.