Дорога на Запад (СИ)

}За первую неделю я узнал о нем намного больше, чем за время в деревне, хотя Билл продолжал быть немного отчужденным от нас: почти не принимал участия в разговорах, а на стоянках всегда находился поодаль или сразу же укладывался спать. Он, вообще, очень любил спать и использовал каждую свободную минуту, хотя позже я понял, что пока ему просто нечем было себя занять. Еды пока было вдоволь, и в охоте не было нужды, да, честно говоря, охотиться в прериях было особо не на кого, кроме бизонов, а столько мяса мы не смогли бы ни съесть, ни увезти с собой, ни должным образом сохранить.

}Несмотря на то, что наш проводник любил подремать, сон его был очень чутким, и он поднимал голову, услышав самый малейший шорох. Он абсолютно бесшумно двигался, ходил и спал, стараясь как можно меньше выдавать свое присутствие и, бывало, слегка посмеивался над нами: европейцы казались ему жутко неуклюжими и несуразными в своей одежде и тяжелых сапогах. Сам он носил рубахи и штаны из кожи бизонов и тщательно следил за чистотой одежды, да и за своей чистотой тоже. При любом удобном случае он лез купаться, а каждое утро чуть ли не по полчаса расчесывал свои волосы крупным гребнем. Он абсолютно не стеснялся ни нас, ни своей наготы, плавая голышом и расхаживая затем по берегу небольших речушек, у которых мы останавливались, пытаясь просохнуть и согреться. Видя такое немного равнодушное отношение к темам, которые в Европе считались бы постыдными, спустя несколько дней мы с полковником решили последовать примеру этого невинного дитя природы, и тоже без стеснения стали проводить гигиенические водные процедуры, благо удавалось нам это не слишком часто: местность была плоской и бесконечной, почти без возвышенностей и рек, что говорило о том, что мы достигли одного из плато Великих Равнин.

}Я настоял на том, чтобы свернуть чуть севернее и посетить хотя бы одно из Великих Озер. Билл хорошо делал свою работу: не плутал и уверенно вел нас туда, куда мы просили. Он отлично ориентировался на местности по одним ему известным признакам и не спешил посвящать нас в свои секреты. Он всегда знал, какая завтра будет погода, где лучше остановиться на ночлег и как лучше устроить лошадей. К слову, лошади и осел слушались его беспрекословно, ни разу ни одно из животных не заупрямилось, хотя чувствовалось, что они чертовски уставали. Билл никогда не применял ненужное насилие ни к лошадям, ни к другим животным. Как-то он вдруг неожиданно разоткровенничался и немного рассказал нам, что одна из основных установок жизни любого индейца – не нести вред природе, потому что та кормит, одевает и печется о людях, и может разозлиться, если относится к ней без должного уважения. На мой вопрос о том, является ли в понимании Билла природа определенным сверхъестественным существом, или управляется богами, он лишь белозубо улыбнулся, отвечая:

}- Все мои родственники и знакомые, все, кого я знаю, верят и поклоняются богам, приносят им жертвы, но сам я не особо в это верю… Я не против соблюдать традиции моего народа, но сам я волен выбирать, во что верить и как думать, и никто не заставит меня подчиняться…

}На этом Билл как-то странно осекся и больше не проронил ни слова, вглядываясь вдаль. Уже привыкнув и поняв поведение проводника, я не стал расспрашивать его дальше, зная, что не добьюсь от него сейчас ответа. Вместо этого я принялся размышлять над его словами, и согласился с такой жизненной позицией. Действительно, несмотря на, казалось бы, доисторический образ жизни, индейцы находились в большей гармонии с природой, и, кажется, даже были счастливее нас, европейцев. Они не любили войн и всегда прибегали к помощи оружия лишь в самых крайних случаях, за исключением, конечно, отдельных племен. Землю они считали общей и никогда не доводили ее до полного истощения, уровень жизни у всех был практически одинаковым, что же касается ремесел… Они были развиты ровно настолько, чтобы облегчить жизнь людям, но не покалечить окружающий мир. Я уже не говорю про удивительно красивые, украшенные замысловатыми рисунками предметы их быта, каждый из которых был похож на произведение искусства, на их поистине волшебные сказки и мифы, некоторые из которых нам рассказывали еще в деревне. В общем и целом, я проникся духом и философией жизни коренных американцев, собрал огромное количество материалов и даже пытался что-то зарисовать. Рисунки получились довольно схематичными, но понятными, думаю, их даже можно будет использовать для иллюстраций будущей книги.}

}Чуть больше недели мы ехали через прерию, пересекающуюся пока еще часто небольшими перелесками. Дорог почти не было, только едва заметные тропы, которые Билл называл «хорошо проторенными». Могу себе представить как выглядят полузаброшенные или малоиспользуемые тропы… Навстречу нам редко попадались люди, хотя в первые дни можно было увидеть повозку фермера или белых охотников верхом. Мы свернули на север, к озеру Мичиган, и перелески стали попадаться чаще, пока не превратились в практически сплошной лес. Белых здесь не было совсем, да и индейцев немного: навряд ли мы видели больше десятка совсем маленьких поселений. Билл не советовал останавливаться в этих деревнях, он говорил, что народ здесь живет бедный и не брезгует воровством. Поэтому мы держались подальше от населенных пунктов и долго выбирали места для стоянки. Ехать было не очень легко, часто приходилось продираться сквозь почти непроходимые заросли, поэтому мы шли пешком, ведя лошадей под уздцы. Скорость продвижения из-за этого была крайне низкой, и озера мы достигли только к концу мая. Но этот крюк, который мы сделали, стоил того…

}Не описать словами всю красоту и величие озера, простирающееся далеко-далеко за горизонт… Мичиган похож, скорее, на море, только с пресной водой. Чистота его просто удивительна, я долго не мог оторвать взгляда от дна, которое идеально просматривалось на мелководье. Полковник же, учитывая его опыт путешествий, лишь окинул взглядом безбрежный водный простор и, крякнув, занялся обустройством лагеря. Билл только посмеивался над моими восторгами, хотя сам тоже никогда здесь не был, и, чувствовалось, что он весьма впечатлен. Он, вообще, очень часто скрывал и как-то подавлял свои эмоции, даже улыбался чаще всего вскользь и отведя глаза. Мы довольно долго молча просидели на вершине небольшой скалы, прислушиваясь к тихому плеску волн и звукам леса за нашими спинами… Это место было поистине прекрасным, и я принялся старательно зарисовывать все, что вижу. Занятие это сильно меня увлекло, и я не сразу понял, что Билл внимательно наблюдает за моими действиями. Он не отрывал взгляда от моего альбома и карандаша, которыми я быстрыми штрихами закрашивал озеро, а я, стараясь не подать виду, следил за ним боковым зрением. Билл сидел, обхватив себя за колени и, как любопытный мальчишка, затаив дыхание, смотрел, как на бумаге появляется пейзаж. Не выдержав, я улыбнулся, открыто смотря на него, и он немного неуверенно улыбнулся мне в ответ.

}- Можно? – спросил он, забирая из моих рук альбом и карандаш.

}Я позволил ему взять вещи, и Билл принялся что-то дорисовывать аккуратными движениями. На удивление, с карандашом он справлялся отлично, и заметно подправил мой непрофессиональный рисунок. Он как-то больше души и старания вкладывал в это дело, и я решил попросить его рисовать в моем альбоме все, что ему понравится, в любое время.

}

***

}Было решено остановиться у озера на некоторое время. Красота и разнообразие животных и растений этого места заставили меня неустанно работать. Полковник чаще всего оставался на нашей стоянке, а мы с Биллом исследовали окрестности в течение дня, вечером же я старался записать как можно больше, пока меня окончательно не побеждала усталость. Билл много помогал мне, взяв на себя иллюстрации, но все равно большая часть работы лежала на мне. Я заметил, что Билл с каждым днем все больше и больше проникается к нам доверием, и отношение его со снисходительного и даже несколько презрительного сменилось на более доброжелательное. Он стал больше говорить по вечерам, рассказывая что-то о жизни разных индейских племен, их поверьях и сказаниях. Тем не менее, о своей семье он говорил что-либо крайне редко и никогда - о себе. Некая таинственность, которая его окутывала, притягивала меня, и я, бывало, подолгу наблюдал за ним, пытаясь разгадать этого человека.