Пот, кровь, слезы и любовь.

«Мин Юнги», — услышал Пак и поднял голову, чтобы получше его рассмотреть. Высокомерное выражение красивого лица, серьёзные и немного грустные глаза. Пока Чимин смотрел в них, произошло неожиданное: губы Мина дрогнули, и он улыбнулся неожиданно милой и тёплой улыбкой, совершенно преобразившей его. И Чимин пропал! «Хён, хочешь со мной жить в палатке? Меня ещё не распределяли, а тебя?» — «Тоже нет. Давай».

Уже спустя неделю Чимин понял, что за чувство возникло у него к Юнги. Не то чтобы он был сильно искушён в таких отношениях, совсем нет. Просто сила чувства была такая, что с дружбой не спутаешь. Что же до (не)взаимности — он не был уверен ни в одном из вариантов. Иногда Паку казалось, что Юнги — тоже, а иногда — что он просто глуп и всё себе придумал на ровном месте. Наконец мучения Чимина достигли той точки, когда даже самая горькая правда лучше неопределённости! Он решился.

Хён упорно делал вид, что спит, пока пухлые губы Чимина робко касались его лица. Пока мягкие руки Чимина гладили его плечи и грудь. Пока взволнованное дыхание Чимина обжигало его шею. Но, когда губы немного осмелевшего Пака коснулись его губ, Юнги резко и неожиданно отстранился. Не говоря ни слова, он до боли сжал ладошку Чимина. Потом медленно выпустил её и отвернулся. Дрожащее Чиминово «хён» так и осталось без ответа.

Утра Пак ждал, как казни. Ему было очень стыдно и страшно. Юнги держался непроницаемо, но его взгляд жёг Чимина и преследовал его, куда бы тот ни направлялся. Презрительный, сожалеющий? Пак не мог его расшифровать. За целый день они не сказали друг другу и десяти слов, и это угнетало Чимина больше всего.

«Хён, прости!» — решился он ночью. «Больше этого не повторится, обещаю. Давай общаться, как раньше! Мне так плохо, когда ты молчишь!» Но Юнги молчал. Так долго, что Пак устал не дышать и судорожно втянул воздух — громко, всхлипом. Поделом ему! Если бы он молчал о своих чувствах, они с хёном сейчас болтали бы обо всём на свете, лежа в темноте. Идиот, зачем он раскрыл рот!

Но тут Чимин услышал его голос, звучавший немного более хрипло, чем обычно: «Я не хочу общаться с тобой, как раньше». Сердце Чимина больно сжалось. Он приоткрыл рот, чтобы глотнуть воздуха, и вдруг почувствовал губы хёна на своих губах. «Не надо, как раньше, Чиминни! По-новому мне нравится больше!»

…Чимин сходит с ума от удовольствия, которое дарит ему Юнги. Но стонать нельзя, поэтому он сжимает зубы и жарко дышит в шею хёну, который подмял его под себя. Юнги сносит крышу от того, как он послушен, а Чимину нравится быть послушным для него. Он чувствует, что хён смотрит на него, но не может открыть крепко зажмуренных от стыда и наслаждения глаз.

-Чим, можно? — Шуга спрашивает разрешения, хотя вообще не привык это делать.

Чимин не любит проникновение, но ради Юнги он готов терпеть боль. А Юнги любит ощущение горячей тесноты его тела, но готов отказаться от этого, если младший не хочет.

-Да, — тихо выдыхает Чимин, и блондин ласково целует его горящие щеки, губы, шею и грудь.

Соски у Чимина необычайно чувствительные, и этого он тоже стыдится. Есть нормальные парни, а есть он, который получает удовольствие от того, что его берут, как девушку! Впрочем, он сомневается, был ли Шуга хоть с одной из девушек хотя бы вполовину так же нежен. Он ведь вообще-то грубый. Этот вопрос так интригует, что Пак решается его об этом спросить. Шуга отрывается от его шеи и смотрит так, как будто в первый раз прилетел на эту землю и не говорит на местном языке. Потом соображает и тихо смеётся.

-Ты удивишься, Чим, но я ещё не имел возможности быть нежным с девушкой!

-То есть? — решает уточнить рыжик.

-То есть, ты у меня первый, — спокойно говорит Шуга, не прекращая целовать.

Чимин широко распахивает глаза, но тут же снова их зажмуривает от прикосновения к его соску. Как он это делает?! Когда он прикасается, Чимин готов кончить на месте! За этими ощущениями он пропускает момент проникновения и приходит в себя лишь тогда, когда Шуга уже внутри. Он целует младшего, отвлекая от боли, и, кажется, просит прощения. А может, Чимин ослышался. Юнги ведь никогда ни у кого не просит прощения!

Чимин уже достаточно его знает.

Шуга напоминает нож: такой же тонкий, с острыми плечами, коленками и языком-лезвием. Чимин до сих пор боится его острого взгляда и метких наблюдений.

Шуга не умеет драться, но на третий день пребывания учебном лагере разбил Намджуну губу и бровь за то, что тот нагрубил Чимину. Намджуну, который выше его на голову и тяжелее на пятнадцать килограммов. Намджуну, чье прозвище «Монстр»! Они с Чимином на тот момент жили вместе два дня.

А потом, разбив Намджуново лицо за неуважение к Чимину, Шуга наедине раздражённо сказал донсену, чтобы тот сам учился себя защищать. «Я не собираюсь вытирать тебе задницу», — сказал он. Впрочем, в лагере Пак больше не сталкивался с грубостью: все запомнили, что бывает, когда обижают донсена Шуги.

Шуга эгоист: он говорит и делает, что хочет, не заботясь ни о чьих чувствах. Он редко благодарит и никогда не просит прощения (наверное, сейчас Чимину просто послышалось).

Чимин почему-то уверен в нём, хотя Шуга не дает ни малейшего повода быть в нём уверенным!

…Чимин, весь дрожа, с тихим стоном кончил себе на живот. Юнги догнал его за три-четыре глубоких толчка. Уткнувшись лбом в ключицу младшего, тихо простонал его имя. Чимин часто дышал и сжимал его плечи своими пухлыми пальчиками.

-Страшно всё-таки, вдруг нас спалят, — прошептал он.

-Кто, инструкторы? — усмехнулся Шуга. — Успокойся, они сами сейчас заняты этим же.

-Чем?! — Чим казался таким восхитительно наивным со своими широко распахнутыми глазами, что Юнги не удержался и поцеловал его.

-Они пара, и это видно.

-А по нам видно, что мы с тобой пара? — вдруг сорвалось у Чимина. Щеки его запылали, и он закрыл лицо ладошками, осознав, что ляпнул.

Сейчас Шуга посмеётся над ним или скажет что-нибудь грубое и язвительное, чего Чимин до конца жизни не забудет!