Уличная магия 3: Турнир (СИ)

– Я достаточно многофункционален, чтобы меня хватало на всё.

– Обжора, – фырчит Саске, но интонации слишком уж довольные, чтобы я поверил оскорбленному виду.

***

Она такая бледная. Совсем-совсем. Почти фарфоровая кукла. И янтарные глаза в обрамлении густых темных ресниц выглядят нестерпимо яркими на фоне светлой, матовой кожи.

Мудрые, спокойные, внимательные. Понимающие.

– Привет, – тихонько выдыхаю я.

– Привет, – так же неслышимо произносит Хаюми.

У нее на руках самым спокойным сном в мире спит ребенок.

После короткого кивка подхожу ближе и медленно сажусь на стул для гостей, стараясь не создавать ни одного лишнего шороха.

Она такая красивая…

Маленькая, просто крошечная. Малюсенькие розовые губы чуть приоткрыты и светлые ресницы подрагивают, видимо, девочке снится что-то необыкновенное.

Магия жизни, как она есть, во всей своей непорочной, чистой красоте.

– Я решила назвать ее Наруко, – серьезно говорит Конан, и когда я испуганно поднимаю взгляд, добавляет:

– Она дрыхнет, как слон – пушечным выстрелом не разбудишь. Так что не делай такое лицо.

– Извини.

Мы усмехаемся друг другу. Напряжение полностью рассеивается.

– Я благодарна тебе, Узумаки. Кто бы мог подумать, что всё так обернется.

– Я не сделал ничего особенного.

– Сделал. Ты был. Этого достаточно, чтобы человек изменился и поверил в чудеса. Теперь я это знаю.

– Было бы замечательно, если эти слова оказались правдой.

– Слушай, у тебя ведь день рождения? – осторожно поддержав дочку одной рукой, Конан убирает каштановую прядь за ухо.

– Ага. Недалеко мы с Наруко ушли, забавно даже.

– И Саске тут?

– Он решил дать нам время побыть вдвоем. Ну, то есть, втроем. Он лучше других знает, как это важно.

Наруко просыпается, а я замираю каменным изваянием, как последний дурак. Большие глаза неопределенного, темного цвета смотрят неосознанно и пристально, оттого человек, ими обладающий, кажется еще таинственнее.

– Пробудилось, чудовище, – фырчит Конан. – Никогда бы не подумала, что мне будет в кайф таскать на себе мешок с костями.

– Ты такая очаровательная мамаша, – не могу не подколоть я. – Обычно говорят «моя девочка проснулась» и «никогда бы не подумала, что так здорово быть мамой».

– Я же не героиня сопливой мелодрамы, – отмахивается эта необыкновенная женщина. – Сосать будешь, Наруко? Смотри, а это тот самый мужик, из-за которого у тебя такое идиотское имя! Ему сегодня… тебе сколько?

– Двадцать пять.

– Ему сегодня двадцать пять! А тебе еще ноль! Завидуй молча.

Пока я пытаюсь отсмеяться в ладонь, Конан дает своей малышке грудь. Естественно, мадам этот процесс ни капельки не смущает. Ну… а я уже неоднократно видел ее обнаженной.

– Мы решили отправить вас на побережье. Так будет лучше для семьи – Данзо об этом месте ничего не знает. Мне хочется, чтобы вы были в безопасности.

– Ты же знаешь, что я отвечу.

– Что мы идиоты.

– Да. Но я согласна. Теперь у меня есть слабое место. Намного слабее, чем Кабуто или ты. Если с ней что-то случится, я вряд ли поднимусь на ноги снова, это будет конец всему.

– Верно. Именно поэтому вы должны спрятаться на время, пока шумиха не утихнет.

– Я и Наруко – мы уедем, но Кабуто должен остаться.

– Конан…

– Он единственный хороший врач у Джирайи. И не спорь со мной.

– Нет, я буду спорить. Он ведь только-только стал отцом. Дай ему возможность насладиться этим, прошу тебя.

Наши взгляды сталкиваются в немой борьбе. Конан поджимает губы и качает головой.

– Нет.

– Почему?

– Если Саске будет ранен, а Кабуто окажется на другом конце страны, и из-за этого оборвется жизнь, что ты скажешь тогда?

Фантазия живо рисует мне бледное лицо, пустой взгляд, направленный в никуда и холодные ладони с невозможно тонкими пальцами. Я отгоняю видение усилием воли, но оно возвращается снова, настырное, наглое.

– Это наши проблемы, Конан. Мы сами виноваты в том, что происходит и готовы расстаться с жизнью в любой момент. Тем более всегда остаются обычные врачи. Сейчас я жив и здоров, верно?

– Может быть…

Сталь разогрета, можно ковать дальше – я берусь за дело со всей самоотдачей, на какую только способен.

– Уверен, среди людей Джирайи есть еще кто-то, способный держать скальпель. Тем более я не хочу, чтобы Кабуто подвергал свою жизнь опасности, когда у него растет дочка. Кстати, ты бы видела, как он истеричил, когда мы сидели в общем зале…

– Прекрати, – Конан отворачивается и быстро стирает слезинку тыльной стороной ладони. – Черт, ненавижу тебя за это. Я была уверена, что мое решение непоколебимо.

– Не реви, ребенка напугаешь, – строго комментирую, осторожно положив руку ей на плечо. – Не переживай. Мы выкрутимся, обещаю. Ах да, я же принес тебе одну хреновину…

Вытаскиваю из сумки небольшой мешочек, полный разномастных жемчужин, нанизанных на нитку.

– Пускай это будет оберег от дяди Наруто.

Конан с любопытством вытаскивает край нити, вертит в пальцах.

– Это жемчужины?

– Да. Я сам их вырастил на побережье. Хотел пришить Саске на фартук, но вот, нашелся вариант поинтереснее.

– Они все разные.

– Я экспериментировал. Повесишь над кроваткой – уверен, ни один монстр к Наруко не подберется.

Наконец, Конан улыбается искренне, от уха до уха.

– Там хоть мебель есть?

– Конечно. Всё, что нужно. И морской берег в придачу. Через дорогу, на другой стороне улицы, отличная закусочная, где работал Саске. А! Буду благодарен, если ты заглянешь в лодочную мастерскую к Ируке-сану, передашь от меня привет.

– Мы будем ждать вас в гости, – кивает она, бегло коснувшись моей руки. – Спасибо, Наруто. За все. Правда.

– Не благодари. Мы обязательно приедем и съедим ваши запасы.

– Оба, – прохладно добавляет она. – Живые, целые и невредимые, понял?

– Обязательно.

Когда я поднимаюсь, чтобы уйти, Конан вдруг приостанавливает меня.

– Дай палец.

– Зачем?

– Заткнись и дай.

Я протягиваю указательный палец. Хаюми подсовывает мою руку «мешку с костями». Хватательный рефлекс работает отлично – Наруко тут же сжимает новый объект пальчиками. Она уже наелась и смотрит по сторонам в поисках чего-нибудь интересненького.

Пока я стою, как истукан, обалдев от ощущений, Конан откидывается на подушку и смеется.

– Вот и стой так. А я посплю немного, ага? И смотри аккуратно, она у меня силачка, руку на раз-два сломает.

– Мамочки.

– А то.

Через несколько мгновений малышка отпускает мой палец, но прикосновение остается на коже нежным фантомом.

– Поздравляю, кстати.

– Спасибо, – расчувствовавшись, целую Конан в лоб. И она спокойно позволяет мне это, словно так и должно быть в нашей маленькой корявой семье.

Всё в порядке.

Ухожу я, с удивлением обнаружив в своем сердце давно забытое ощущение материнской близости. Мягкое чувство – спокойное, безмятежное.

Саске ничего не говорит, даже заметив на моем лице странную смесь боли и любви, в чистейшем ее виде.

Как только мы садимся в машину, достаю из сумки телефон. Два пропущенных от Гаары.

Саске молча заводит мотор, пока я вслушиваюсь в протяжные гудки. Как только они обрываются, и надломленный голос едва связывает буквы в слова, тело цепенеет и холод растекается от сердца, вниз, по коже и позвонкам, смывая спокойствие тонкими ледяными лезвиями.

– Киба… пропал.

Похоже, началось.

========== О достоинстве, кандалах и палаче ==========

Интересно, будь душа осязаемой и материальной, можно было бы снять с нее оболочку? Заживо, без предупреждения и без какой-либо подготовки? Подцепить острым стеклянным крюком и содрать кожу, игнорируя крики, просто потому, что кому-то так захотелось?

Я верю. Ведь мир постоянно убеждает нас в том, что это реально почувствовать. А то, что проявляется в чувствах, не может быть иллюзией.