Переговоры (ЛП)

— Я, эм… — начинает Энакин, но его перебивает бурчание в собственном желудке-предателе. Он правда собирался поесть, но отвлекся на дела и потерял счет времени.

Оби-Ван вздыхает.

— Что ж, я приму это за «нет». — Он отстраняется, поднимаясь на ноги и вставая перед Энакином. — Скажи честно, что мне с тобой делать?

Энакин позволяет Оби-Вану поднять себя с дивана и отвести на кухню. Он ждет, что Кеноби усадит его на привычное место за островком, но вместо этого понимает, что его ведут к стойке. Он остается один на пару мгновений, пока Оби-Ван собирает ингредиенты для их обеда, и Энакин приятно удивлен таким ходом вещей. Несмотря на растущее доверие между ними и исчезновение замков на дверцах, ему никогда раньше не позволялось помогать в приготовлении еды или иметь дело с чем-то острее ножа для масла.

Не то чтобы он мог сильно помочь. Энакин никогда не был особенно способным к готовке. Клигг Ларс был занятым мужчиной, работающим на двух работах, чтобы сохранить для них еду и кров. Еда готовилась быстро и была дешевой — что угодно, что требовало минимум внимания и все равно могло накормить двух мальчишек, которых он растил. И хотя Оби-Ван не кулинарный гений, его собственные навыки куда лучше тех, что есть у Энакина.

Это становится очевидным, когда ему доверяют резать овощи и он успевает искромсать половину моркови, прежде чем Оби-Ван останавливает его руку, вставая позади него.

— Энакин Скайуокер, ты делаешь какую-то кашу, — усмехается Кеноби, накрывая руку Энакина своей. — Давай вот так.

Оби-Ван сопровождает его движения, нарезая морковь на более аккуратные кусочки.

— У тебя получается лучше, чем у меня, — говорит Энакин, когда Кеноби снова позволяет ему попробовать самому, положив руки ему нам талию и устроив подбородок у него на плече. Теперь кусочки не так ужасны, как были изначально, но по-прежнему и рядом не стоят с аккуратной нарезкой Оби-Вана.

— Со временем ты научишься.

Он произносит это как-то зловеще, отчего Энакин рефлекторно сглатывает. Когда он смотрит на Кеноби, у того отстраненное выражение лица, будто он глядит в будущее, видимое только ему. У Энакина складывается впечатление, что говорит тот совсем не об овощах.

========== 19. ==========

Наши дни

После своего внезапного признания Энакин прекращает разговаривать с кем-либо. Не важно, как Квин спрашивает-умоляет-требует ответить на вопросы об этом случае, Энакин не может ничего ему объяснить. Потому и молчит. Он закрывает рот и больше не открывает — ни когда его отводят в камеру, ни когда его опять приковывают наручниками к столу, ни когда снова снимают его отпечатки пальцев ради документации. Квин затем выходит из комнаты, но быстро возвращается назад. Вернувшись, он вкатывает тележку, в которой находятся старый телевизор и DVD-плеер. Энакин с любопытством наблюдает за ним, когда тот ставит все на видном месте, вставляя диск.

— Это человек, которого ты защищаешь, — рычит Квин, доставая пульт и нажимая на кнопку включения намного сильнее, чем требуется. Он делает громче — настолько, что Энакин вздрагивает, когда запускается запись. Экран озаряется изображением камеры, почти такой же, как та, в которой сейчас сидит он.

— Вы знаете, почему вы здесь, профессор Кеноби? — произносит Квинлан Вос с экрана телевизора. Энакин не видит его лица, камера установлена за его плечом и направлена на человека по другую сторону стола. Для Энакина это идеально, потому что он в любом случае не заинтересован в Квинлане Восе. Вместо этого он жадно смотрит на другого человека.

Оби-Ван на экране совсем не тот, с кем знаком Энакин — или, по крайней мере, не тот, кого он начал обожать за последний год, с его вечно небрежной укладкой и ленивым изгибом губ, достававшихся только Энакину. Оби-Ван на экране — это профессор Кеноби, учтивый и уверенный, с застывшей на губах самонадеянной ухмылочкой — будто он посвящен в какую-то тайну, о которой не знает весь остальной мир. От этот вида Энакин даже сейчас хочет опуститься на колени и следовать любым командам, которые могут сорваться с его языка. Однако то, что он прикован наручниками в камере, а сам Кеноби бесследно исчез, делает это довольно затруднительным.

— Дай знать, если вдруг изменишь свое мнение насчет показаний, — говорит ему Квинлан в комнате, кладя пульт на стол, чтобы Энакин мог до него дотянуться, и снова покидая камеру. Энакин не отвлекается, даже чтобы посмотреть, как тот уходит.

— Боюсь, что нет, — отвечает Оби-Ван, и его голос звучит искренне смущенно и немного оскорбленно. Он всегда был потрясающим актером. — Ваши люди не потрудились объяснить хоть что-нибудь, прежде чем провести меня по всему кампусу и усадить в полицейскую машину. Конечно, это было два дня назад. Все это время я провел в камере временного содержания. Мне даже не дали позвонить.

— Верно. Нам очень жаль, возникла кое-какая путаница с вашими документами.

— Ну конечно, — сухо произносит Кеноби.

Квинлан на экране шуршит бумагами, разложенными перед ним, создавая потрясающее шоу, прежде чем наконец вытащить фотографию из кучи файлов и положить ее перед Оби-Ваном.

— Вы знаете этого человека, профессор Кеноби?

Энакин узнает изображение тут же, как и Оби-Ван. Кто-то, менее с ним знакомый, не заметил бы, как дрогнула его челюсть или как раздулись его ноздри, но Энакин пережил последний год своей жизни благодаря умению распознавать настроения Кеноби. Он совсем чуть-чуть скучает по тем дням.

Оби-Ван берет фотографию, бережно ее держа и устраивая такое же прекрасное шоу, тщательно ее разглядывая. Квинлан нетерпеливо барабанит пальцами по столу.

— Если я правильно помню, это Рако Хардин, один из моих студентов в университете. Боюсь, что больше мне нечего сказать; семестр только начался, а у нас было не так уж много совместных занятий.

— Его тело было найдено на взлетной полосе сегодня ранним утром.

— И вы подозреваете умышленное убийство? — спрашивает Оби-Ван, выгнув бровь. — Боюсь, я не понимаю, какое это имеет отношение ко мне.

— Учитывая то, что он был подвешен, как неоновая вывеска — да, мы подозреваем умышленное убийство, — Вос вырывает фотографию из рук Оби-Вана, запихивая ее обратно в папку. — А что до вас, то мы знаем, что вы последний, кто видел его живым. У нас есть запись с камер, на которой вы с ним приезжаете к нему из «Чужеземца» в день, когда он пропал.

— Если у вас есть записи, на которых я подвожу его до дома, то у вас есть запись, где я уезжаю без него, детектив.

— Кто-то вывел из строя камеру в его жилищном комплексе сразу после вашего отъезда. Мы подозреваем, что Хардина похитил именно этот человек.

— И снова я не понимаю, как это касается меня.

— Вы не видите ничего подозрительного? Кто-то, может, поджидал у здания?

Кеноби молчит, его лицо принимает задумчивое выражение.

— Нет. Нет, не думаю. Простите, но я больше ничем не могу вам помочь.

Квинлан сжимает и разжимает руки. Энакин провел достаточно допросов с ним, чтобы знать, что он разочарован. Он, очевидно, надеялся сломать Оби-Вана, воздействуя на него прямо, и немного недооценил его способность оставаться спокойным под давлением.

Он снова открывает папку, пролистывая файлы внутри, пока не находит очередной документ.

— Знаете, профессор, я заметил, что у вас нет постоянного места жительства, зарегистрированного в университетских файлах.

— Я сейчас переезжаю с места на место. Пока что у меня есть почтовый ящик для писем, — отвечает Оби-Ван.

— Могу я спросить, если вы не против, что же заставило вас съехать со старого места жительства?

Оби-Ван кривится вполне искренне, Энакин может поручиться. События, которые привели к его с Энакином отъезду из дома, до сих пор заставляют его волноваться.

— Слишком много воспоминаний.

— Воспоминания. Хорошо, — говорит Вос, медленно вытаскивая еще одну фотографию и кладя ее перед Кеноби на стол. — Может, воспоминаний об этом человеке?

Энакин от вида изображения вздрагивает: это снимок его самого. Качество телевизора невысокое, все-таки у Управления ограниченный бюджет, но он узнает, что это не фотография детектива Скайуокера, а Энакина. Энакина, который живет с Оби-Ваном Кеноби. Дотянувшись до пульта, он жмет на паузу, чтобы получше изучить снимок.