Европейские каникулы (СИ)

***

Свет включился резко, без предупреждения. Мне пришлось зажмуриться…

— Чёрт! Предупредить не мог? — тут же возмутился я.

— Мм… Извини, — без единой нотки сожаления в голосе отозвался Валерка. — Я призадумался немного.

Он успел одеться и вкрутить лампочку, пока я в потёмках разыскивал раскиданную по ванной одежду. Проморгавшись и привыкнув к яркому свету, я посмотрел на Валерку и не смог сдержать смех: мало того, что он умудрился надеть рубашку шиворот навыворот и его волосы напоминали гнездо птицы додо, так еще ко всему прочему на шее красовался качественно выполненный засос.

На наше возвращение никто не обратил внимания, пока с балкона в комнату не вернулся Свен и, хитро улыбаясь, не спросил, чем это мы так долго занимались в ванной.

— Ничем особенным, — пожал плечами Валерка. — Ничем таким, чем не занимался бы каждый из здесь присутствующих.

— Лампочку вкручивали, — отмахнулся я.

— А я еще никогда не вкручивала лампочек, — грустно вздохнула Юджин. Она, кажется, совершенно не поняла, почему все смеются.

      Стоит ли говорить, что в этой компании до сих пор под «вкручивать лампочку» понимают именно то, чем занимались мы с Валеркой в ванной в тот вечер?

Глава 9. О действенности воспитательных мер

Вам когда-нибудь доводилось просыпаться привязанным к кровати? Мне — да. Но об этом чуть позже.

Наверное, каждый человек проходит через это: фаза притирания. Нам её тоже избежать не удалось. Говорят, первые места по недовольству своим партнёром занимают декоративно расставленные по углам носки и незакрытый тюбик зубной пасты. У нас всё было не так тривиально.

Уже через неделю совместного проживания я научился автоматически закрывать дверцы шкафов. Без меня они не закрывались. Порой складывалось впечатление, что у Валерки заговор с этими дверцами и, конечно же, против меня. И это очень плохо сочеталось с моей привычкой ходить по дому с книжкой. Не просто ходить, но и читать на ходу. После пары десятков синяков я развил в себе суперспособность чувствовать открытые дверцы на расстоянии.

Хуже обстояли дела с разложенными по всей квартире кабелями. Валерка работал из дома, постепенно превращая его в хижину человека-кабельного-паука. Я постоянно цеплялся о них — опять же потому, что не смотрел под ноги. Пару раз встреча с этим чудом, устилающим пол равномерным орнаментом, заканчивалась катастрофически: кабель не без моей помощи вытаскивался из розетки, конечно же, в тот момент, когда Валерка работал, все его несохраненные данные гибли смертью храбрых, а я прятался куда подальше. Потому что, как выяснилось, Валерка в гневе — зрелище не для слабонервных… Впрочем, с этой проблемой мы попрощались, когда через месяц наконец-то закончили ремонт и вся техника перекочевала в комнатушку, которая с тех пор носила гордое название «бюро».

Самой большой проблемой — в прямом смысле этого слова — оказался сам Валерка. Нет, вовсе не по каким-то каверзным причинам. Он просто большой и постоянно валялся на полу. Причём без разницы где. Брал подушку и ложился на пол. В зале — потому что там много места, в коридоре — потому что там свет хорошо падает, в ванной — потому что там тихо. И даже на кухне — потому что там вкусно пахнет. Звучит, конечно, забавно, а мне приходилось постоянно через него перешагивать. И иногда спотыкаться. Его привычка валяться на полу и моя — читать на ходу, очень не сочетались друг с другом. Забегая вперед, могу сказать одно — от этой привычки отучить его так и не удалось.

Впрочем, совместное проживание имело гораздо больше плюсов, чем минусов. Хотя порой мне казалось, что я вернулся назад в то время, когда ещё жил с родителями и ни одно решение не принимал самостоятельно. И началось всё с того, что мне пришлось возобновить тренировки. Нет, совсем не добровольно. Просто каждое утро начиналось с того, что в мою комнату, как ураган, врывался Валерка, силком вытаскивал из-под одеяла, заставлял одеваться и тащил в парк на пробежку. В общем, я жил по принципу «главное подняться, проснусь потом». Собственно, так всё и было: иногда я просыпался где-то в парке на бегу. Сопротивляться было бесполезно, и поэтому я просто молча делал, что требовал Валерка. Я и сам понимал необходимость сего занятия, но всё равно радости оно мне не доставляло.

Пока в одно прекрасное утро все не изменилось… Мы бегали уже третий круг, хотя по ощущениям это был как минимум сотый. Да и скорее я автоматически переставлял ноги, а Валерка выписывал круги вокруг меня, всё ещё не сдаваясь найти подходящую мотивацию для моей ленивой тушки. Когда-то ему всё ж таки это надоело, и он, оставив меня посреди безлюдного парка, учесал в туманную даль. А я, недолго думая, завалился на скамейку, побеждённый нелепым желанием поспать прямо там. Заснуть я, конечно же, не успел — прошло не больше пары минут, когда в мою ладонь ткнулось что-то холодное и мокрое. Я ещё не успел открыть глаза, как это «что-то» сказало «мяу».

Котёнок был ещё совсем молодой, зато рваная рана на ухе — давнишней. Он был забавный: черно-белый с ассиметричным рисунком на мордочке, похожим на повязку пирата на одном глазу. Я попытался взять его на руки, но он тут же отскочил, хотя и не убежал. Некоторое время мы так и сидели друг напротив друга. Пока не появился Валерка. То ли испугавшись его появления, то ли ещё по каким-то причинам, но, завидя его, кот выгнулся дугой, зашипел и попятился назад.

— Ну ладно тебе, не такой уж я и страшный, — усмехнулся Валерка, уселся рядом со мной на скамейку и обратился уже ко мне: — Это твой новый друг, я так понимаю?

— Не уверен. Он даже ещё не представился.

— Он, кажется, потерялся.

— Ага. Похоже, — согласился я. Бродячих котов в Швейцарии не наблюдалось, а значит этот либо потерялся, либо его выкинули совсем недавно, и ещё никто не подобрал.

— Тут недалеко ветлечебница есть. Наверное, надо туда его отвезти.

Признаться, я не знал, что было более удивительным: кот, который наконец-то успокоился и теперь тёрся о мою руку, или Валеркина реакция.

— Чего? — усмехнулся тот, глядя на меня. — Я всё ещё не люблю котов, но ты же мне не простишь, если я оставлю это шерстяное исчадие ада… в смысле, милое чудное существо на улице? К тому же у него вон ухо нарывает.