Летняя гроза в Молнегорске (СИ)

Я едва услышал его. У меня шумело в ушах.

- Я… нет.

К счастью, они не стали задерживаться и быстро ушли. ТриИ увел этого типа к лифту. Наверное, собирался показывать Институт.

- Какой красавец! – с восхищенным благоговением пропели за моей спиной Верочка и Риточка, девочки из отдела древностей. И когда только успели появиться?

Я смотрел, как закрываются дверцы лифта, и думал, что ошибся. Это было невозможно. Человек, который собирается стать начальником Института Сотрудничества, просто не может быть нечем!

Мой кабинет, а точнее закуток в самом конце коридора, находится на третьем этаже. Он совсем маленький, но другого мне и не нужно. Все необходимые вещи у меня всегда под рукой. Стол, компьютер, кресло, шкаф для папок и книг и даже небольшой диванчик, на котором так любит расположиться с журналом Степашка. Когда я зашел, он как раз листал «Вокруг света».

- Хозяин! Опаздываешь на работу!

Из-за глянцевой обложки журнала показалось смуглое личико домового. Ростом он был не выше детской куклы. Длинные густые волосы укрывали почти все тело, а яркие глаза светились даже в темноте. Он всегда жил в этом кабинете. Собственно говоря, Степашка и освободил его для меня, после того как долго и методично выживал отсюда прежнюю хозяйку, Татьяну Никифоровну - толстую и вредную тетку - начальника отдела статистического учета. Несколько месяцев подряд у нее вылетали из шкафа книги, непонятно как промокали папки и сам по себе отключался компьютер. Наконец, не выдержав всех этих издевательств, Татьяна Никифоровна сбежала из кабинета, поклявшись на Уставе нашего института, что ноги ее больше здесь не будет. Кабинет передали в мое пользование, и я сразу же понял, что здесь хозяйничает домовой. Степашка показался только после того, как я целую неделю оставлял ему молоко и шоколадные батончики. А когда я узнал, что он обожает рассматривать картинки в журналах, и притащил ему целый ящик из Вовкиных запасов, мы стали лучшими друзьями. Степашка был умницей. Он с гениальной скоростью научился читать, после того как я показал ему буквы и назвал слоги, и теперь в буквальном смысле глотал журналы и книги.

- Три минуты до девяти, умник! – возразил я. – И это притом, что я уже кучу времени торчу в холле.

Степашка фыркнул, демонстративно уткнувшись в журнал. Он всегда говорил, что я опаздываю, даже если я приходил на час раньше. Стоило пойти у него на поводу, и я бы вообще домой не уходил. На самом деле я подозревал, что малыш просто скучает, когда остается один.

- Хозяин, а Угрюм подарок принес для триИ! – выдал интересную информацию Степашка, пока я включал свой старенький компьютер, с обычной тревогой прислушиваясь, как надсадно рычит мой допотопный системник. – Вон в шкафу стоит!

- А чего лично не передал?

Я и сам понимал, что мой вопрос скорее риторический. Щелкая мышкой, я представил себе каменно-непроницаемое лицо Угрюма. Если верить Степашке, он что-то среднее между филином и человеком. Возможно, так и есть. Я видел Угрюма в облике пожилого мужчины с крючковатым носом, пугающе хмурым взглядом и большой темной тенью в форме крыльев.

- Да не хочет он с людьми видеться. С тобой разве что. Просил подарок отдать и сказал еще, что Иваныч был хорошим начальником.

- Да уж.

У меня сердце сжалось после этого Степашкиного «был». Ключевое слово, блин! Я вспомнил красивое надменное лицо человека, который так поразил меня в холле. Асталин Андрей Александрович. Получается, что теперь у нас ТриА вместо триИ? У меня тоскливо заныло под ложечкой. Нет, не хочу!

Подарок оказался большой коробкой, обернутой плотной коричневой бумагой. Угрюм не заморачивался с внешним видом, но я знал, что скупиться он не будет. То, что внутри, наверняка стоящая вещь. Взяв подарок, я спустился на второй этаж в приемную начальника.

Приемная у нас была большой и светлой. Старая добротная мебель и многочисленные цветы в горшках и кадках придавали ей домашний уют, а главным украшением была, конечно же, Лина. Она сидела у окна за широким массивным столом и, выглядывая из-за него, казалась совсем маленькой и хрупкой.

- Лин, Иван Иваныч у себя? А то тут Угрюм ему подарок оставил.

- Да, он у себя, но.., - тут моя фея замялась, подбирая слова, - Иван Иванович не один. У него этот… новый.

Вид у Лины был совсем невеселый. Я ее хорошо понимал, но помочь ничем не мог. Мне и самому было несладко.

- Эй, Лин, выше нос! – все же попробовал я ободрить девушку. - Впереди банкет, и мы не должны расстраивать триИ своими кислыми физиономиями.

- Да, ты прав, но мне как-то не по себе, - вздохнула Лина, - Дань, я чувствую, грядут перемены.

- Все будет хорошо.

Я ее успокаивал, но чувствовал, что она права. Сам видел. Судя по холодному выражению лица нашего будущего начальника, перемены уже были не за горами.

Лина еще раз вздохнула и покачала головой.

- Я думаю, Дань, ты можешь зайти. Уже и Серафима приходила, и Сморков. Мне, кажется, Иван Иваныч будет не против.

- Ладно, рискну здоровьем.

Мне внезапно пришло в голову, что триИ, возможно, и сам не рад долго общаться тет-а-тет со своим приемником.

Я подошел к двери, ведущей в кабинет начальника, и постучал.

- Можно, Иван Иванович?

- Проходи, Даня.

Иван Иванович сидел за своим столом в своем любимом чуть поскрипывающем кресле. Его кабинет был поменьше, чем приемная, но казался еще более уютным и по-домашнему спокойным. На окнах висел светлый кружевной тюль, на узких полочках, прибитых к стенам, разрастались буйной зеленью лианы и декоративный виноград.

- Иван Иванович, Угрюм вам подарок оставил.

Я положил подарок на стол перед начальником, стараясь не коситься в сторону Асталина. Тот сидел у стола, сложив ногу на ногу, держал в руках какие-то бумаги, но при моем появлении отложил их все и уставился на меня.

Мне показалось, что триИ не такой как обычно. Он предложил мне сесть, но подарок открывать не спешил. И даже не позвал Матрену, чтобы она отнесла его в кладовую. Я быстро огляделся, но домовицы нигде не было видно. Обычно она тихонько сидела на подоконнике или на шкафу и вязала маленькие шарфики, носки и варежки, молниеносно взмахивая блестящими спицами. Всем, к кому Матрена испытывала симпатию, она дарила свои симпатичные поделки, и у меня уже скопилась коллекция из трех пар зимних варежек и двух шарфиков.

Именно домовые поддерживают гармонию и уют в помещении, будь то жилой дом или кабинет. Матрены не было, и я чувствовал, что мне ее не хватает, хоть и не был хозяином этого кабинета. Представляю, каково сейчас триИ.

- Спасибо Угрюму, - заметил начальник, посмотрев на подарок. - Не забыл старика.

- Может, Матрене отдать? – предложил я, хорошо зная, как любит домовица складывать подарки для нашего начальника в маленькой комнатке, примыкающей к его кабинету.

- Да нет ее.

Иван Иванович как-то неопределенно махнул рукой.

- Матрена домовая? – вдруг спросил Асталин. Я посмотрел на него и чуть не вздрогнул. Он все еще продолжал в упор разглядывать меня. Что ему надо?

- Да, она домовица, - спокойно и доброжелательно кивнул триИ, хотя я был готов поклясться, что в его словах прозвучал вызов.

- В ИЭС разрешено постоянно находиться особенным?

Асталин употребил самое вежливое и самое толерантное определение не людей, но я все равно уловил в его голосе насмешку.

- А что в этом такого?

Я понимал, что лезу в бутылку, но не мог удержаться.

– Это же Институт сотрудничества!

- А я смотрю, вы помыли руки.

Асталин улыбнулся, а я оторопел, прикипев к стулу. А это к чему?

- Даня, хорошо, что ты зашел, - сказал Иван Иванович. – А я только что говорил о твоей Летописи водяных. Рассказал, как ты собрал и обработал ее практически в одиночку за год, а это было почти нереально. Повторюсь, ты один из самых моих талантливых и перспективных сотрудников. Хоть еще так молод. Расскажи теперь сам Андрею Александровичу о своей работе над Летописью.