Во что поверит сердце (СИ)

Глава 16.

*** Артиан.

Было у меня на сегодняшнюю ночь задумано одно дело. Я хотел попытаться выпустить крылья.

Линарэс с удивлением посмотрел на меня, когда я, захватив купленный кинжал, отправился в ванную, и войдя следом, молча наблюдал, как я раздеваюсь, и заговорил, только увидев, что я взял кинжал в руки.

- Что ты собираешься делать? – голос был требовательный, но глаза с беспокойством следили за мной.

- Я думаю, для тебя не секрет, что демоны могут выпускать крылья, только вот я не могу, тот корсет, который ты снял, блокировал их, и каналы крыльев заросли. Теперь надо вскрыть их и тогда я смогу летать.

- Вскрыть? Кинжалом?

- Да.

- И ты будешь делать это сам? Но ведь неудобно! Я вообще не понимаю, как ты себе это представляешь, и что ты там себе нарежешь.

- А у меня есть выбор?

- Э… - всего на секунду замялся Линарэс, - я могу помочь тебе.

- То есть пустить тебя с кинжалом к себе за спину и позволить меня резать?

- Знаешь, - вскинулся, озлившись, Лин, - мне тоже не доставит удовольствия резать на живую твою спину, но я все сделаю быстро за одно движение, а ты тут будешь выкручиваться, стоя спиной к зеркалу, и что ты там нарежешь, еще не понятно.

Лин был прав во всем, но это был скорее вопрос доверия, чем выгоды. Я вполне мог резать сам себя, но хотелось раз и навсегда понять, могу я доверить ему свою жизнь или нет.

- Держи, - я протянул ему кинжал, - режь не глубоко, по белым следам, нужен только надрез, чтобы каналы открылись.

И повернувшись к нему спиной, пригнулся, опираясь ладонями о большое зеркало, занимавшее почти всю стену.

- Давай.

В зеркало было видно, как дрогнула рука, вцепившаяся в кинжал, как Лин закусил губу, побледнев, я просто ощутил, как он заставил себя шагнуть вперед и поднять руку. А потом почувствовал боль и теплый ручеек крови, стекающий по ребрам. Глаза у Лина распахнулись в ужасе, но он стойко занес руку для второго разреза.

- Готово!

Возбуждение Линарэса, рожденное страхом и кровью, я прочувствовал всей душой, оно будоражило меня, заводило, подталкивая на безумства, и это сумасшествие по нашей связи я передавал Лину.

Я выпрямился, кровь заструилась по спине вниз, а я, развернувшись, дернул к себе Линарэса, он только задушено выдохнул, стиснутый объятиями, да звякнул упавший кинжал, а моя рука уже властно держала его, зажимая в кулаке рыжие пряди. Его губы все еще хранили вкус вина, а я пробовал и пробовал языком податливую мягкость его рта, совершенно ошалев от запаха собственной крови и возбуждения Лина.

Я забыл, что должен быть нежным, но, наверное, и Лин забыл тоже, его руки стискивали мои бедра, с силой прижимая меня к себе, скользили по коже, царапая, и все равно прижимали и прижимали. А поцелуй уже был не медленным танцем. Мы боролись друг с другом на грани боли.

Но это был только поцелуй, до тех пор, пока его руки не коснулись основания моего хвоста. Прорычав что-то ему прямо в приоткрытые губы, я принялся стаскивать с него одежду, успевая только порыкивать в маленькое человеческое ушко и пытаться понежнее куснуть его. Я снимал с него брюки, убеждая себя не срываться. Я упивался его запахом и вкусом, остатками сознания соображая, что уложить мне его среди мрамора и стекла абсолютно некуда, и я, развернув, притиснул его лицом к зеркалу, успев только цапнуть флакон с маслом со столика рядом, а хвостом раздвинуть стройные ноги.

Масло, и я одним медленным движением вошел в своего человека почти до конца, он зашипел, выгибаясь, пытаясь уйти от боли, но я остановил его, придержав за бедра, а когда он затих, перестав вырываться, я медленно начал выходить из него, и снова я вжимал его в зеркало, и снова выходил, раз за разом заходясь сладкой мукой. Я оттащил его немного назад и согнул, давая возможность опираться только руками. А Лин уже сам выгибал спину, подставляясь так, чтобы получать как можно больше удовольствия, инстинктивно стремясь навстречу моим толчкам, и вскоре застонал еще громче. И этот медленный танец становился все быстрее, стоны его слились в какой-то протяжный вой, и Лин кончил, сжимая внутренние мышцы так, что утянул меня за собой.

Я поддерживал под живот его сразу ослабевшее тело, легонько прикусывая кожу между лопаток, и с удовольствием вдыхал мускусный запах нашего единения. С упоением обнимал Лина, еще слегка подрагивающего в моих руках. А потом сам сполз на пол, устраивая его на своих коленях.

Мне не хотелось выпускать из рук своего человека, не хотелось даже на мгновение расставаться с ним. Я уткнулся носом в шею возле плеча и счастливо замер.

- Арт, а твоя спина? – Лин завозился у меня на коленях.

- Да зажила, наверное, уже, - сказал я безразлично.

- Дай посмотрю, - рыжик мог быть настойчивым, когда хотел.

Пришлось вставать нам обоим и мне поворачиваться спиной.

- Тут все в крови, подожди, я намочу полотенце и протру тебя.

- Давай, - мне все больше и больше нравилось, когда он заботился обо мне.

Линарэс аккуратно оттирал мне спину от уже начавшей засыхать крови, а я прикрыл глаза, наслаждаясь нежностью его рук.

- Арт, а когда ты попробуешь выпустить крылья?

- Сейчас и попробую. Правда, я не очень представляю, как это делать, но, наверное, так же, как переходить в боевую форму.

Крылья вышли легко и раскинулись сразу во весь размах, а я стоял с почти остановившимся сердцем и в ужасе смотрел на себя в зеркало. Кто я? Что вообще сделали, чтобы я появился на свет? Если я чиэрри, то почему на моих крыльях перья? А если я нираах, то почему мои крылья черные? Теперь ни те, ни другие никогда не признают во мне своего, мне никогда не найти ни семьи, ни дома. Я чужой. Я чужой для каждого создания, живущего здесь… Один…

- Арт, - теплая ладонь Линарэса легла мне на плечо. – Ведь все хорошо? Ты выпустил крылья…

- Да, все хорошо, - сказал я, убирая крылья, - все хорошо.

Кого я убеждал? Себя? Зачем? Ведь я знал, что хорошо уже не будет, я только не знал, как отреагируют на это другие, но уж точно не объятиями… Я видел, как относятся чиэрри к нираахам, видел нираахов, пьющих чиэрри. Так откуда слово «хорошо»? И я закрыл глаза, не желая видеть этот мир, в котором не было для меня места.

- Нет, не хорошо, - раздался рядом убежденный голос Линарэса, - я же чувствую, как тебе больно. Не ври мне больше, а лучше скажи, что случилось.

Я открыл глаза и посмотрел на него. Какая загадка есть в человеке? Почему? Почему не нираах, с которыми прошло все мое детство, почему не чиэрри, с которыми я провел все остальное время? Почему человек? Человек, с которым я был так мало, почему именно он стал братом моей души? Почему он, слабый, нескладный, смешной? Именно он стал дорог мне.