Жажда мести (СИ)

- Понял. Тебе нужен брыкающийся и матерящийся партнер, которого надо будет укрощать. Любишь жесткий секс?

Резкое движение внизу заставило меня вскрикнуть и прогнуться под ним.

- Ты слишком много болтаешь.

Новое движение, не менее болезненное, обожгло мои внутренности. Я попытался поднять руки, чтобы оттолкнуть его и только тогда замечаю, что руки мои заведены вверх, а наши с ним пальцы переплетены в замок.

- Обхвати меня ногами.

Ишь, требует. Пусть у Хэша требует.

- С какой это радости? По-моему, тебе и так неплохо.

Наказанием за дерзость стала серия проникновений и укус в плечо.

- Ай, больно, скотина!

- Хочешь, чтобы было приятно, – выполняй мои команды.

Темп фрикций чуть снизился, но двигаться вампир не перестал. Зараза!

- Ты мне еще фас скажи-и, - простонал я и невольно приподнял ноги, желая избежать болезненных проникновений.

Угол «атаки» сменился, и теперь к дискомфорту и жжению внизу стало примешиваться удовольствие, заставившее меня ахнуть и открыть глаза. Наши взгляды встретились, и я даже задохнулся, то ли от дикого желания, которым они (эти блядские синие глаза с красными зрачками) меня опалили, то ли от того, что он задвигался еще резче и сильнее.

Сириус навис надо мной, словно гипнотизируя. Я не мог оторвать от него взгляда. Он молча имеет вашего покорного слугу, и только мои стоны и вскрики разрывают тишину в моей спальне.

Умом я понимаю, что не должен наслаждаться так его присутствием, тем, что он делает со мной, но мое тело предает меня. Не в первый раз предает и, скорее всего, не в последний. Надо отдать Сириусу должное, трахать он умеет мастерски. Несколько минут, и я смог получить желанную разрядку. Он тоже кончил и скатывается с меня, тяжело переводя дыхание. Пару минут мы лежим рядом, а затем он встает, надевает брюки, рубашку, натягивает сапоги и молча покидает мою комнату. Он уходит, а мне становится до слез обидно. Неужели столь драгоценный инкубатор не стоит даже пары ласковых или благодарных слов, я уж не вспоминаю о поцелуе. Он вообще не целовал меня ни разу. От тоски и несправедливости хочется взвыть, но положение спасает слуга, явившийся, чтобы помочь мне принять ванну.

Еще два месяца назад я бы покраснел как рак и послал его на три веселые буквы вместе с его помощью, но теперь я понимаю, что мне все равно. Привык, наверное. Человек – это такая скотина, которая вообще ко всему привыкает, и я не исключение. Ну и что из того, что вампир?

Вымывшись и позавтракав, я подошел к окну. Жаль, что я не могу коснуться стекла или сесть на подоконник. В интернате я очень любил сидеть на подоконнике, закрыв глаза. В коммуналке подоконники были узкие, не посидишь на них, да и взрослый я уже был, а в интернате сидел. Тогда я представлял себе, что вот сейчас ворота, отгораживающие нас от мира, откроются и на главной аллее появятся мои папа и мама. Красивая пара подойдет ко мне и скажет:

- Сынок, мы за тобой.

Глупо, правда? Но об этом мечтают все дети, оставшиеся без родителей. Уж я-то знаю. Мечтают до тех пор, пока жизнь не начнет тыкать их мордой в собственное дерьмо!

Со злостью я ударил кулаком об окно, вернее о магическую защиту, отделяющую окно от меня, и тут же почувствовал несильный укол, словно током руку ударило. Не сильно, но ощутимо и неприятно. Это заставило меня прийти в себя и я, наконец, обратил внимание на пейзаж за окном.

- Снег.

Белое пушистое покрывало укутывало двор замка и поля за ним, а крупные мохнатые снежинки все продолжали изящно скользить вниз, неся с собой покой и отдохновение. Я очень люблю снег. Если бы можно было выйти из этих треклятых комнат, я бы сейчас был там. Подставлял бы под снежинки лицо и руки, наслаждаясь нежными уколами холодного снега, тающего на горячей коже.

- Ваша Светлость, вы плачете? Что случилось?

Крепкие руки седого вампира развернули меня от окна.

- Мэтр Заш, я не могу больше здесь находиться. Мне тут плохо. Мне надо выйти туда. Хоть на минуточку. Пожалуйста. Попросите его. Пожалуйста.

Еще секунда, и я встал бы перед ним на колени, но седой вампир оказался мужиком понятливым. Буркнув:

- Я сейчас.

Он быстро вышел из комнаты, а через десять минут самого тяжелого ожидания в моей жизни в комнату скользнул слуга с меховым плащом в руках.

- Его Светлость распорядился вывести вас на смотровую башню.

Я чуть не выдрал тот плащ из рук слуги, так стремился поскорее выйти наружу. Хоть смотровая башня, хоть хлев, все равно, лишь бы туда, на свободу. Пусть и мнимую, но свободу. Хочу хоть на несколько минут ощутить себя человеком, а не вещью, стоящей в музее под надежной охраной и сигнализацией.

Неторопливо идущий слуга впереди меня вызывал раздражение. Хотелось пнуть его как следует, и приказать «Бегом марш!», но пара охранников, неотступно маячивших за спиной, заставляла сдержать свой неблагоразумный порыв. А вдруг они имеют приказ в случае какого-либо выбрыка вернуть меня обратно и не выпускать больше из комнат? Нет, лучше я потерплю неспешное шествие и подъем по винтовой лестнице, чем рисковать своей прогулкой.

Сто двадцать одна ступенька, и вот я на крыше. Ветер, снег, холод. И знаете что? Я счастлив! Как оказывается мало надо иногда человеку для счастья. Для того чтобы почувствовать себя живым. Для того чтобы вздохнуть полной грудью и выдохнуть морозный воздух и понять, что жизнь вот она, вокруг тебя. Она не заперта где-то там, в душных покоях с богатым убранством. Она внутри каждого из нас. В птицах, деревьях, и даже грубых камнях из которых сложен замок.

Тихий кашель за спиной и почтительный голос слуги, заставили меня очнуться.

- Ваша Светлость, Его Светлость разрешил оставить вас одного тут, на десять минут.

Слуга и охранники ушли с крыши, а я чуть не заорал от счастья. Один! Почти свободен!

Вот именно что почти. Оказалось, что смотровая башня сверху защищена точно таким же куполом, как и окна, в моих покоях, так что подойти к самому краю стены я не могу. Хитрый вампир отрезал мне и эту дорожку к побегу. Хотя, если хорошо подумать, где бы я взял столь длинную веревку, чтобы спуститься вниз? Нет, с башни я бежать не смогу.

- Значит, буду просто приходить сюда гулять.

Я снова вдохнул морозный воздух. Снежинки беспрепятственно проникали сквозь купол и ложились мне на ладони.

Радостно улыбаясь, как дурачок, я осматривал окрестности. Все белым бело, только в деревне рядом с замком чернеют трубы на крышах, из которых идет дым.

За деревней начинается море, надрезанное черной громадиной пустого причала. Я даже готов был поклясться, что видел иногда за снежной пеленой корабль, плавно покачивающийся на волнах. А может, это морские птицы кружились над чем-то, сверкая белыми крыльями в тусклом солнечном свете, едва пробивающимся через снежные хлопья?