Не в своем теле (СИ)

- Шерлок, Шерлок! – Джон слегка потряс за плечи лежащего друга, затем похлопал его по щекам. Ресницы Шерлока дрогнули, он вздохнул и полуоткрыл рот. Сознание медленно возвращалось. Джон стащил с себя свитер, рубашку, снял футболку и, смочив ее в холодной воде, промокнул лицо детектива, шею, выдавил несколько капель ему на губы. Рот Шерлока с жадностью принял влагу.

- Пить!

Джон вскочил, сполоснул пустой стаканчик из-под зубных щеток и набрал немного воды из крана. Размышлять, пригодна ли эта вода для питья, было некогда. Склонившись над Шерлоком, бывший военный врач попытался придать телу друга сидячее положение и только тут заметил, что рука детектива, уходящая под чугунную посудину, прикреплена наручниками к изогнутой ножке ванной.

- Мразь! – крикнул он громко, так, чтобы похититель его услышал, – ты зачем это сделал?

Напоив Шерлока, как сумел, Джон свернул свой свитер в несколько раз, подсунул под кудрявый затылок, сам сел рядом и взял Шерлока за руку.

- Шерлок! Я с тобой, тут, рядом.

Детектив застонал, поморщился и чуть приоткрыл веки:

- Джо-о-он!

- Ты что, пытался сбежать? За что он тебя приковал?

- Пробовал. В окно. Не вышло.

- Придурок! Невозможный придурок!

Волна низменного животного чувства разгоралась в груди Джона. Если бы охранник попробовал сейчас открыть дверь, мирный и с виду спокойный доктор бросился бы на него как дикий зверь. Но тот, естественно, не отозвался.

Пока Шерлок приходил в себя, Джон произвел визуальный осмотр его головы, пробежался пальцами под волосами, прощупывая кожу на предмет повреждений. Нет, по голове друга точно не били. Хорошо бы было убедиться, нет ли других травм. Внешних и… внутренних. Пару дней беззащитный омега находился в руках вооруженного альфы, проявил строптивость, мало ли что... Но как только Шерлок начал адекватно воспринимать действительность, он тут же стал отпихиваться и всячески мешать Джону осмотреть себя. Доктор насторожился. К чему бы это? Пару дней назад, после наезда на него внедорожника, Шерлок спокойно продемонстрировал Джону все части своего тела. Что изменилось? Тревога ударила жаркой волной в пах, а к горлу подкатила тошнота.

Джону в прошлом не раз приходилось сталкиваться с насилием, но мысль о том, что его любимый человек может быть униженным… таким образом была невыносима. Нет, никогда!

- Шерлок, кроме того, что тебя прикрутили наручниками к ванной, есть еще что-то, о чем я должен знать?

Детектив озлобленно взглянул на дверь:

- Все в порядке. Хозяин не давал разрешения своему псу распускать руки.

- Да, кроме того, что он тебя практически под плинтус загнал.

- Я сам виноват, не знаю, чем я думал, просто потерял голову от страха. Я очень за тебя боялся, Джон. Боялся, что ты попытаешься меня спасать и он тебя пристрелит. Он сказал, что так и сделает.

- Не пристрелил же.

- Скоро приедет его хозяин. Вот и не пристрелил.

- Почему ты был без сознания? Ударился обо что-то?

Шерлок нахмурился, тревожно взглянул на Джона:

- Не знаю. Что-то повело…

- Он тебя кормил?

- В тот день, когда мы оказались здесь, он принес какой-то сэндвич. Наверное, свой. Я выбросил его в унитаз.

- Идиот! Господи, когда ж ты повзрослеешь, Шерлок? В экстремальных условиях едят всё, даже то, что оказалось под ногами, даже собачий корм. А ты бутерброд в помойку! А воды лишился, как я понимаю, когда тебя посадили на цепь?

Шерлок кивнул. Джон сунул стакан под кран, еще раз напоил друга. Он видел, как неудобно тому двигаться, ведь прикованная почти у самого пола рука не давала ему возможности сесть и твердо опереться на нее. Кроме того, после того, как Шерлок окончательно пришел в себя, он все время дрожал, как осинов лист, просто зуб на зуб не попадал. Кафельный пол – это тебе не теплая постелька, модник хренов, и твои дизайнерские рубашечки тебя не согреют.

Да, детектив, как и доктор, был раздет, без любимого пальто, пиджака и в одних носках. Даже ремня на брюках не было.

Джон помог Шерлоку сесть, сам втиснулся позади него, создавая опору из своего тела и ног. Фланелевую рубашку удалось надеть на друга лишь наполовину, с одной стороны – всунуть руку в рукав, с другой – просто накинуть на плечо. Свитером Джон укрыл Шерлока, как одеялом, подсунув рукава под мышки. Обнимал и согревал собой, пока тот не перестал дрожать. То, что сам остался без одежды, почти не замечал. Во-первых, вдвоем уже не холодно. Во-вторых, не это тревожило Джона. Его тревожил кудрявый затылок, в который сейчас упирался его нос, темные локоны, сбившиеся, немытые, но такие родные. Джон не удержался, погладил кудряшки, намотал одну из прядок на палец, отпустил. Посидел, вдыхая знакомый запах кожи, от которого по телу немедленно побежали сладкие волны, а потом очень нежно, почти неощутимо прикоснулся губами к беззащитной шее. Холмс замер, напрягся, но Джон не отступил, усилил прикосновение, которое заявило о себе, как полноценный поцелуй. Шерлок покрутил головой:

- Что ты делаешь, Джон?

- Шерлок, помолчи. Хоть сейчас помолчи, пожалуйста.

Холмс, действительно, не сказал больше ни слова. Он слегка наклонил голову вбок и затаил дыхание. Опьянев от такой доступности, Джон еще раз прошелся губами по каждому шейному позвоночку, насколько ему это позволил воротник рубашки друга. Он долго и бережно выцеловывал каждый сантиметр шеи Шерлока, сзади, сбоку, выше и ниже, словно пытаясь запомнить ощущения от прикосновений к гладкой нежной коже, запечатлеть в памяти ее солоноватый привкус. После приник к знакомым родинкам, тем, которые смог достать, коснулся их губами, провел кончиком языка по крохотным бугоркам. Поцеловал впадинку под ухом.

Холмс, похоже, совсем перестал дышать, моргать и двигаться, будто бы Джон своими поцелуями выпил всю его энергию и забыл вдохнуть свою. Ватсон был не менее опустошен. Он замер, уткнувшись носом в ключицу Шерлока. Некоторое время альфа и омега сидели, почти не шевелясь, слившиеся, словно вросшие друг в друга. В их объятии почти не было сексуального начала, той искры, которая должна была бы воспламенить их и дать выход первобытным животным инстинктам. Только ощущение полного единения, желание быть вместе и не расставаться больше ни на минуту.

После длинной-длинной паузы Шерлок, наконец, шевельнулся и хмыкнул:

- Ну, если теперь нас с тобой убьют, я, по крайней мере, не умру нецелованным.

Ватсон покачал головой, сердито сопя в его подключичную ямочку:

- Не говори глупостей. Ты не умрешь. И быть целованным – это не так.

Он слегка повернул голову Шерлока к себе и легко коснулся своими губами его губ.

- Это – вот так.

И губы, чудесные, желанные, слегка сухие из-за обезвоживания, ответили ему робко, почти невесомо. Но все же ответили. Джон отстранился, поерзал по кафелю задом и пересел чуть вбок. Свернуть голову детективу в этот волнующий момент в его планы не входило. У него вообще не было никаких планов, кроме жгучего желания выбраться из этой тревожной ситуации в целости и сохранности.

Джон взял обеими руками Шерлока за плечи, притянул к себе и поцеловал совсем по-другому, чувственно, нежно, тягуче. Он втянул нижнюю губу Холмса, ту самую капризницу, которой всегда любовался в минуты, когда детектив сердился или гневался или недоумевал (все люди – идиоты!). Завладел верхней, изысканной красавицей, изогнутой, как лук Купидона. Затем отправил свой язык осваивать незнакомое пространство теплого влажного рта Шерлока. Он решительно вторгся в неизведанное, взял неприступную крепость напором и умением и похозяйничал там вволю. Шерлок не противился, он весь как-то обмяк, растекся по Джону и позволял ему делать со своим ртом все, что заблагорассудится.

А потом Джон почувствовал ЭТО. Сразу после того, как сумел оторваться от Шерлока. Просто, как в гребаной сказочке про принца-лягушку или про спящую красавицу или про красавицу и чудовище, словом, в какой-то слезливой детской истории, где всего лишь один поцелуй (па-дам!) рушит все чары, воздвигнутые страшными темными силами.