Ты в моём сентябре (СИ)

Густав собирался уже развернуться и уйти, когда вперившийся в вечернюю трассу бета медленно и лениво, будто нехотя, перевёл взгляд на него.

Отвечать он, впрочем, не спешил. Разглядывал Густава как экзотическое насекомое, не забыв очертить взглядом ни высокие скулы, ни чувственный контур губ.

Густав, впрочем, к подобному вниманию давно привык. Именно так обычно и смотрели на него альфы, пытаясь понять, кто перед ними стоит: бета-недоросток или омега, лишённый запаха. Некоторые альфы даже предлагали ему начать использовать феромонные духи, но Густав лишь дёргал в ответ плечом. Он отлично понимал, что именно в таком виде он — эксклюзив. А омег хватает и без него.

Мыслей Джеймса, впрочем, ему угадать не удалось.

Хотя тот и вправду заподозрил, что к нему подошёл омега, но лишь ненадолго. У омег никогда не бывало таких злых, пронзительных и острых, как осколки тающего льда, глаз. Или, по крайней мере, омеги хорошо умели их скрывать.

Омега-неомега с первого взгляда чем-то разозлил его. Возможно, именно тем, что был омегой не целиком. Волосы его, хоть и светлые, отдавали орехом. И хотя завивались вокруг ушек довольно мило, дополняя при этом ямочки на щеках, когда неомега начинал говорить, всё же не могли отвлечь внимания от здоровенного фонаря, наливавшегося у него под правым глазом.

«Любит погорячее, вот оно как…» — с отвращением подумал Джеймс, всё ещё не в силах забыть вечерний инцидент.

Он перевёл взгляд вниз и продолжил разглядывать тоненькую, насквозь промокшую курточку, из-под которой виднелась серая растянутая футболка, джинсы, украшенные потёртостями, и такие же мокрые, как куртка, кроссовки.

— Прикурить, — напомнил Густав, чувствуя, что завладеть вниманием оппонента ему удалось, но только не в том смысле, в котором он хотел.

Бета, не переставая разглядывать его, задумчивым плавным жестом извлёк из нагрудного кармана пачку сигарет и ловко отщёлкнул одним пальцем крышечку, прикрывавшую её.

От профессионального взгляда Густава никак не могли ускользнуть эти пальцы — ровные и квадратные, с холёными ногтями, поблёскивавшими маникюром. Да и сигареты были вполне неплохи — с первого взгляда видно, что говно бета курить бы не стал.

— Благодарю, — почти инстинктивно погружаясь в роль, произнёс Густав и, вытянув одну изящным движением, поднёс к губам: — а огонёк?

Бета — того и следовало ожидать, он, как-никак, был бетой, — и не думал поддаваться на игру.

Молча и равнодушно извлёк из кармана зажигалку и подпалил сигарету, зажатую между чувственных губ.

— Густав, — сказал Густав, затягиваясь и пуская вверх красивую струю густого дыма. Он прикрыл веки, так что со стороны должно было показаться, что серый туман обнимает его лицо.

Джеймс зрелище оценил. По большей части с математической стороны: угол неомега рассчитал очень хорошо.

Отвернулся и снова уставился на шоссе. Ему было хорошо одному. Очень, очень хорошо. Так хорошо, что стальной обруч сжимал грудь.

Неомега собирался было уже отойти, когда Джеймс не выдержал и произнёс:

— Джеймс.

Густаву имя не понравилось. Оно было скучным — как и весь стоявший перед ним человек. Нет, конечно, дорогие костюмы Густав любил. Как и запах хороших сигарет. Как и пальцы, которые хотелось приласкать языком, но…

Густав сам до конца не мог сказать, что это за «но». Просто от вида мужчины, стоявшего перед ним, хотелось зевнуть. И потому он отвернулся, решив, что, пожалуй, не будет продолжать разговор.

Тишина между ними длилась несколько минут, а затем Густав произнёс:

— Хочешь со мной переспать?

Джеймс, тоже было доставший сигарету и пытавшийся её раскурить, поперхнулся и уронил курево на асфальт.

Отчасти на подобную реакцию Густав и рассчитывал. А отчасти ему попросту негде было ночевать.

«Мой зад перетерпит двадцать минут, чтобы остаток ночи пролежать на шёлковых простынях», — думал он. Возвращаться домой не хотелось совсем — потому что там по-прежнему оставался Рэм. Пойти в отель он тоже не мог — потому что Рэм мог отыскать его и там.

— С чего ты взял, что меня может заинтересовать кто-то вроде тебя? — поинтересовался Джеймс, перестав кашлять.

Густав пожал плечами и покосился на него.

— Просто, — сказал он, — ты был такой грустный, и я подумал… тебе точно нужно с кем-то переспать.

— Я не альфа, чтобы все мои горести выходили из тела вместе со спермой.

— Вот как, — Густав наконец повернулся к нему и выдохнул дым — но, конечно же, не ему в лицо, а чуть в сторону — чтобы не раздражать. — Значит, тебе в самом деле есть о чём грустить?

Джеймс отвернулся.

— Тебе-то что?

Густав пожал плечами и тоже уставился на поток проезжавших мимо машин. Не так уже ему и хотелось тормошить этого секретаря. В конце концов, если уж идти на крайние меры — то можно было снять кого-нибудь ещё.

— Может, сначала в ресторан? — прозвучало у него над плечом, и теперь уже Густав с трудом подавил приступ кашля. А Джеймс уже в следующее мгновенье пожалел о том, что сказал. В его планах не было звать в ресторан хоть кого-нибудь: ни омег, ни бет, ни альф. Всё, чего он хотел, это остаться один. Или, всё-таки, нет… Джеймс не знал. Мысли о пустой каменной коробке, где всё наверняка пропахло фиалками так, что чувствовал даже он, давили. И будь у него в привычке клеить омежек на автобусных остановках, он бы, пожалуй, в самом деле отвёз стоявшее перед ним непонятное существо в какой-нибудь отель — просто потому, что сейчас ему было абсолютно всё равно, где и с кем быть.

Густав пожал плечами — как показалось Джеймсу, несколько разочарованно. И снова уставился мимо него. Джеймс, хоть и не имел обоняния как у альф, будучи почти профессиональным переговорщиком, сразу почувствовал, что теряет контакт. Почему-то его охватил страх.

— Пошли, — решился наконец он.

Ещё одна мысль проскользнула у него в голове — мысль о том, что Рене, может быть, ещё не ушёл. И тогда пусть он увидит, что Джеймс вполне неплохо проводит время без него.

Мысль эта появилась у Джеймса, когда они заходили во двор, и одолела его с такой силой, что, остановившись под окнами своей квартиры, он ухватил Густава за плечо, толкнул к стене и, прижав всем телом, принялся страстно — как казалось ему — целовать.

Густав немного растерялся, но, поразмыслив, решил, что стоит ответить на поцелуй — учитывая, чем они собираются заниматься через часок.

К его разочарованию, дело свелось к простенькой игре языков, совсем не возбудившей его — но Густав решил, что это ничего. Спутник был довольно красив, так что Густаву вполне искренне хотелось увидеть, что прячется под пиджаком. А в крайнем случае свой огонёк он мог распалить и сам.

По дороге к дому, а затем и на лестничной клетке — аккуратно установив Густава перед глазком — Джеймс прижимал его к стене ещё несколько раз. Руки его умело и бережно шарили по телу Густава, хотя и не столько возбуждали, сколько заставляли погрузиться в подобный неге приятный полусон.

К тому времени, когда они наконец преодолели порог, Густав уже сам хотел, чтобы Джеймс не прекращал его обнимать — но тот, оказавшись в просторном холле, оглядел квартиру и будто бы заледенел. И покосился на Густава так, что тому показалось, что Джеймс вот-вот выгонит его.

— Я в душ! — торопливо сказал он, решив, что хозяин квартиры вряд ли выставит его, если Густав будет практически гол. Да и к тому же ему в самом деле хотелось постоять под тёплой водой.

========== Часть 3 ==========

В душе у Джеймса пахло фиалками и ещё какими-то цветами — так что, едва прикрыв за собой дверь, Густав оглушительно чихнул. Посмотрел в большое зеркало в минималистичной раме, висевшее на стене, и недовольно потрогал опухшую скулу.

Рэм порой грозился, что врежет ему — но до дела не доходило никогда. Он, как и все альфы, предпочитал не делать, а говорить.

Рэм при всех своих достоинствах — представленных по большей части в виде толстого кошелька, потому что характер у альфы был так себе, а знаменитый узел если кого и вдохновлял, то только омег — был до жути ревнив и болезненно любил контроль. Он мог позвонить Густаву, находившемуся в командировке, в три часа ночи и попросить показать свою постель через скайп. Или, например, позвонить ему в самый разгар деловых переговоров, чтобы выяснить, как идут дела — в этом случае следовало отвечать, иначе нежная душа альфы могла серьёзно пострадать.