Anorex-a-Gogo (СИ)

Я был слишком маленьким, чтобы действительно понять, что произошло в ту ночь, но так как это продолжалось в течение многих лет, я понял, насколько неправильно это было. И что нет никакого способа остановить происходящее. Я понял в ту ночь, что Оуэн больше не был моим братом. Он не был моим братом.

Тссс, Фрэнки. Это всего лишь я.

Быть невидимым

Я ненавидел школу, потому что никто не понимал. Все жаловались на то, что задают слишком много домашнего задания, на учителей или на разные клички, которые были более популярны, чем их имена. Но никто по-настоящему не понимал, что значит быть подростком, находящимся в полном одиночестве. Это никого не волновало.

Никого не волновал мальчик, у которого нет ни одного друга. Их не заботила его семейная жизнь и то, что происходило за закрытыми дверями. Им было всё равно, что у него есть секреты, тайны, которые он не мог рассказать ни одному человеку в мире.

Я никого не волновал.

Когда я каждый день шёл по школьным коридорам, я играл в игру. Я назвал её "Быть невидимым". Да, знаю, очень оригинальное название. Суть игры заключалась в том, чтобы незаметно влиться в толпу, чтобы никто не замечал меня, никто не знал. И, самое главное, не мог причинить мне боль. Я — чемпион "Быть невидимым".

Только проблема в том, что я — толстая задница. Никто не любит некрасивых и толстых детей. Поэтому правило №1 "Быть невидимым" заключается в том, что ты не можешь быть жирным. Ты не ешь. Я придумал маленький танец, который сопровождал это правило. Он называется Самозабвенный Анорексик, и каждый раз, когда я чувствую голод, я встаю и танцую этот маленький танец. Он меняется каждый раз, так что я не могу планировать свои движения. Конечно, если я нахожусь в классе, я не могу встать на парту и начать танцевать. Во всяком случае, я вешу 55 килограммов, и если кто-то жирный встал бы и начал танцевать на парте, я бы определённо это заметил. Так точно можно проиграть в "Быть невидимым". Но если я закрываю глаза, когда мой живот начинает урчать, и представляю, что я в пустой комнате танцую Самозабвенного Анорексика, я могу отвлечься от еды по крайней мере ещё на несколько часов.

Правило №2 состоит в том, что ты не можешь говорить. Разговоры не помогают, только приносят одни проблемы. Я научился тому, что разговоры никогда не приведут меня ни к чему хорошему. Я избегаю этого, когда могу.

Но, возможно, самое важное правило №3: Никогда не спорь. Не спорь со своими родителями. Не спорь с учителями. Не спорь с детьми в школе. Не спорь с Оуэном.

Потому что из-за споров ты окажешься в ещё большем дерьме, чем был до этого.

После ланча я незаметно ускользнул в туалет. У моего учителя математики мистера Стокса есть странные навязчивые идеи насчёт меня. Он говорит, что я напоминаю ему его же в этом возрасте. Я очень сомневаюсь в этом, но молчу. Он самый молодой учитель, ему только 22, и все считают, что могут найти с ним общий язык. Не думаю, что я могу, но это не мешает ему разговаривать со мной, используя каждую возможность.

Во всяком случае, он нашёл меня на заднем дворе на газоне, где я отсиживаюсь, пока все остальные обедают. Он принёс два бутерброда и сказал, что хочет поговорить. Мистер Стокс поднял такие темы, как: "Это было не так давно, я тоже был в твоём возрасте", и в конце концов нашёл время, чтобы сказать, что беспокоится обо мне. Что ребёнок в моём возрасте не должен быть всё время один, и что я кажусь действительно отклоняющимся от нормы. Мне удалось успокоить его, отвечая только при необходимости. Но он заставил меня съесть этот чёртов бутерброд. Он сказал мне, что знает, как я себя чувствую, но если я не съем целый бутерброд, он лично отведёт меня к консультанту.

Я его съел, потому что знал, что если я должен был бы пойти к консультанту, он сказал бы об этом моей маме, а она заставила бы меня посетить одного из её глупых друзей-психиатров, и я бы провалил свою игру "Быть невидимым". И это была бы самая большая ошибка, которую я мог бы совершить. Так что я съел весь бутерброд Стокса и сказал "спасибо". Я думаю, что даже смог улыбнуться, но всё вышло совсем не так, и Стокс только нахмурился, прежде чем сказать, что мы увидимся позже.

Так что потом я отправился в туалет, чтобы станцевать Самозабвенного Анорексика. К счастью, один на третьем этаже был пустой, так что я быстро станцевал свой одинокий танец, прежде чем позволил рту и желудку получше познакомиться с унитазом. Однако, когда я вытер рот рукавом, то понял, что больше не так одинок в туалете, как думал. Пожалуй, это был один из людей, которых я больше всего не хотел видеть, кроме Оуэна и мистера Стокса. Это был Джерард Уэй с дразнящей ухмылкой, играющей на его губах.

В туалете

Позвольте мне остановиться и разъяснить кое-что о Джерарде или, по крайней мере, то, что его касается. Он старший брат единственного мальчика, которого я когда-либо мог назвать своим другом. Майки Уэй, возможно, чем-то похож на меня. У него, как и у меня, совсем нет друзей. Он тихий и угрюмый вне чего-либо, но если вы когда-нибудь гуляли с ним, то знаете, что он ловкий, забавный и милый. Только проблема в том, что никто никогда не хочет увидеть эту его сторону. Я общался с ним, может быть, три или четыре раза, но это не так много. Мы чувствуем себя достаточно комфортно рядом для того, чтобы считаться друзьями, потому что ни один из нас не должен удовлетворять своё желание поболтать, но не прилагаем много усилий, кроме вежливого приветствия в коридорах. "Быть невидимым" не одобряет такое социальное взаимодействие.

Но его брату Джерарду девятнадцать, он на три года старше меня и Майки. Он даже не ходил больше в эту школу, хотя раньше учился в ней. Я встретил его однажды, когда пришёл к Майки после школы, и всё своё время он потратил на то, что пытался соблазнить меня. Ни для кого не секрет, что он гей.

И вот он в школьном туалете, ухмыляющийся мне из-под своих чёрных волос.

— Привет, Фрэнки. Что у тебя было на обед? — спрашивает он, его карие глаза поблёскивают любопытством, и я знаю, что он был здесь и стал свидетелем того, что я только что сделал.

— Эм, привет, Джерард, — бормочу я, краснея. Мои ладони дрожат. Я подхожу к раковине и мою руки, брызгаю холодной водой на пылающее лицо. Жмурюсь, когда вижу своё отражение в грязном зеркале, и ещё сильнее, когда замечаю, что Джерард смотрит на меня.

— Зачем ты творишь всю эту дрянь с собой? — спрашивает Джерард, скрещивая руки на груди и прислоняясь к входной двери.

Я игнорирую его и сушу руки. Мне больше ничего не остаётся делать, так как он перекрывает выход. Жаль, что невозможно быть невидимым, когда кроме тебя в помещении только один человек.