Обнажая душу (СИ)

Вероятно, он нашел себе подружку, а не друга, и этот вариант был самым безобидным объяснением его непонятным отлучкам в вечернее и даже ночное время, однако толком и не объяснял странное наличие нового бабла, которое тот, походу, и тратил на крутые шмотки. Это напрягало. Вообще я догадывался, что с его ориентацией тоже может быть не все в порядке, и про «друга» он не врет, однако напрямую Билл мне ничего никогда не говорил или отнекивался, очаровательно хлопал своими невинными глазками и отвечал сконфуженно: «Том, ну, отстань». И сколько я ни пытался у него выведать про его ночные рейды, он лишь мило улыбался и твердил про какого-то неведомого друга, которого я никогда не видел в глаза, и тот заочно уже начал меня неимоверно бесить за то, что стал частенько звать братца к себе с ночевками. Вероятно, я настолько привык получать максимум его внимания к себе, и теперь подобного рода вмешательство в наши отношения меня нехило и необъяснимо выбешивало.

За компом я просидел долго, но Билл все так и не заявлялся, хотя время опять перевалило уже за полночь, и я надеялся, что он передумает нервировать маму и еще больше — меня. И, скорей всего, этот мелкий пакостный засранец опять остался ночевать неизвестно где и с кем. Мне вот и то наглости не хватало так делать в его годы.. Ну, иногда.

А в этот раз, так как мне выделили весьма приятную привилегию завтра прийти на работу аж на два часа попозже из-за устранения неполадок с проводкой, я понадеялся было подольше поспать, но меня нещадно разбудили гневные и реально адские крики, раздающиеся в аккурат из соседней комнаты. Они, походу, надрывались там уже давно, и мне лишь показалось, что они звучат где-то в моем сне. Отец орал на брата, как ненормальный, и мама тоже не оставалась в стороне, хоть от нее больше поступало причитаний и взволнованных всхлипов.

— Да из-за тебя мать всю ночь не спала! — грозно и скандально ругался отец, и я, кое-как продрав глаза, тяжко потянулся на кровати, расслабляя и без того расслабленные мышцы. — Взрослым себя возомнил! Таскаться стал ночами!

Ор и эпическое опиздюление братца продолжалось, что определенно не сопутствовало моему безмятежному сну. И теперь я просто относительно умиротворенно лежал с закрытыми глазами, вспоминая со снисходительной усмешкой и зевками, как и мне иногда по школе приходилось находиться в подобных ситуациях, что и мелкий сейчас. Люлей я получал всегда по-крупному.

— И что это за деньги?! Отвечай!

— Это мое! — истерично кричал Билл в ответ, а я все же нахмурился, чувствуя, что весь этот утренний сумбур бесследно душит последние силы сна.

— Щенок! Ты еще и врешь?! Где взял, я спрашиваю?! — громогласно взревел разозленный отец, закипая окончательно.

— Не крал я их! .. Папа! — ахнув, высоко и испуганно вскрикнул Билл, после чего раздался хлопнувший звук, похожий на хлесткую пощечину, и болезненный всхлип младшего брата, от которых я сразу подорвался на кровати, как на разорвавшейся мине.

Раздавались ответные отрицающие выкрики Билла, звуки возни и даже борьбы, и внезапный мамин возглас: «Не надо!», заставил меня дернуться и резко вскочить с кровати, понимая, что дело набирает обороты чересчур уж стремительно.

Столкнув на пол одеяло, я сразу дернул в комнату Билла, где уже вовсю устроили горячий семейный самосуд, коего раньше мой странный братец, в отличие от более проблемного меня, особо и не удостаивался. Дверь была открыта настежь, и моим взорам уже вскоре предстала неприятно захватывающая картина: всхлипывающий мелкий лежал поперек кресла со спущенными штанами, а мама отдирала от него отца, который от души замахивался на него с ремнем, попутно требуя сознаться в краже денег.

От этих звучных, болезненных даже просто для слуха хлопков по белой заднице и жалобных мычаний Билла плохо становилось даже мне, и память сразу активировала свои собственные подобные чувства. Я будто на себе разом ощутил эти муки наказания, которые я так часто раньше переносил за косяки, поэтому теперь, совсем не раздумывая, я вмиг дернулся к тихо скулящему брату, заслоняя его собой уже от третьего по счету отцовского удара.

Жалящая полоса широкой, плотной кожи яростно и молниеносно впилась мне четко в голую спину, но я лишь вздрогнул и сильнее стиснул зубы, зажмурившись и прижимаясь крепче к дрожащему Биллу, которого мне было до безумия жалко.

— Томас, отойди! — сурово потребовал отец, останавливаясь, но я все равно не сдвинулся с места, зная, что мелкий отгребет еще, если я послушаюсь.

— Пап, мам, да дайте я сам с ним поговорю! — быстро выпалил я автоматной очередью свои уверенные слова, чувствуя, как напряжено лежащее подо мной тело, беспомощно уткнувшееся носом в сиденье кресла.

— Раньше его пороть надо было, да вы все не даете! — раздраженно выплюнул родитель и не без маминой помощи оказался за пределами облепленной разными мрачными постерами комнаты моего блудного братца.

Не заступиться я бы просто не смог, даже если он и виноват в чем-то, в натуре. Да у меня все сердце кровью обливается, когда его одноклассники бьют, и теперь я дико жалел, что поленился оторвать свою жопу от кровати пораньше, чтобы не дать отцу ударить этого хилого по сравнению со мной пацана. Раньше его и правда никто из нас не бил, даже за серьезные, на взгляд мамы, провинности в виде разбитого нашего и соседского имущества. Родители, конечно, несколько раз палили школьные побои, когда Билл приходил с расписным лицом и телом, и после долгих и мучительных «пыток» уже с моей стороны он все же сдавал тех, кто все это сделал.

Спина жестко горела, но я старался пропускать эти жгучие чувства мимо внимания, поднимаясь и переводя взгляд на стройное, полураскрытое тело своего брата. Тот сразу же выпрямился и взметнул на меня свои черные, пронзительные глазищи с размазанным ярким макияжем, что я даже от него первым делом от неожиданности отшатнулся.

Меня вмиг прошило роем мыслей, далеко не приятных, поскольку выглядел Билл и правда слишком подозрительно и даже, я бы сказал, пошло, от чего я и подумал о первой версии, чем он занимается ночами тайком от нас. А вдруг..?

Меня нервно передернуло, стоило только осознать, что мой младший брат мог заниматься проституцией, и эту гадкую мысль я был просто обязан опровергнуть, чтобы не ударить этого идиота теперь уже самому.

Также я четко помнил, что уходил он без всего этого сраного грима, и это изменение меня тоже, в свою очередь, напрягло и, собственно, и натолкнуло на эти безрадостные размышления.

Пока я ошарашенно отходил от своих же неприятных подозрений, Билл вдруг снова весь скуксился и неожиданно бросился ко мне, порывисто повиснув у меня на шее, продолжая всхлипывать и даже еще теснее прижиматься.

— Том.. — звал он надрывно, обвивая меня своими руками, будто путами, и я, неловко опустив на его тонкую, звонкую и прозрачную талию руки, слегка приобнял в ответ, чувствуя, как его судорожные, взволнованные вздохи проезжаются по моей растревоженной жалости и любви к нему. — Том.. я.. ты..

— Больно? — лишь риторически спросил я, прекрасно зная, что больно, и опустил руки еще ниже, вскользь задевая голые, чуть сжавшиеся ягодицы и помогая ему подтянуть спущенные джинсы с бельем. — Ну, все, успокойся, — говорил я серьезно, начиная чуть поглаживать его по жестким черным волосам.

Он продолжал доверительно ко мне прижиматься, а я, с ума начиная сходить от неведения, лишь молча чувствовал его теплые, приятные ладошки на своей голой спине. Ужасно не люблю, когда его кто-то обижает..

— Помнишь, как отец меня за пьянки порол? Вот там реально больно было, а я не ныл, — я усмехнулся, отстраняясь и глядя на его покрасневший нос, щеку и поджатые губы, в то время как глаза снова стыдливо прятали от меня взгляд.

— Помню, — выдохнул он и слабо улыбнулся, все же ненадолго встречая свои карие, сверкающие от слез омуты с моими глазами. — Но я тогда побоялся за тебя заступиться и под ремень подлезть, — пожав плечами, виновато буркнул Билл, а я в голос заржал, даже забыв на время, что хотел с ним поговорить. Ему тогда лет десять было, он только и мог тянуть психующего батю за кофту, чтобы как-то меня «спасти».