Заместитель (ЛП)

Конечно, не так я представлял себе праздники, но это лучше, чем сидеть в этом мавзолее. Я согласился главным образом из-за того, что ребята — хорошие друзья, и мне много чего нужно нарисовать для новой книги, к тому же, непонятно откуда у меня вдруг появилось много новых идей. А времени заниматься эскизами почти нет. Кто знает, когда я смогу их доделать.

Необходимо закончить портрет будущей герцогини. Я уже начинал его четыре раза, но либо все портил, либо мне не нравился результат. Это ее вина! Она дала мне так много фотографий, что я совершенно в них потерялся. К тому же она постоянно стояла у меня над душой и критиковала каждую линию. А я не могу работать в таких условиях! Поэтому я перевез чертов портрет к Остерманну в студию и пишу его там. Если им понравится — хорошо, если нет, то к черту всех. Не то чтобы она собиралась заплатить за портрет…

Дети уезжают завтра, но они совсем не рады этому, потому что я с ними не еду. Лизетта в отчаянии. Ей придется воевать с ними все дни напролет. Спорю, что Стефания не станет портить свой Versace, пытаясь вымыть детей или рисковать своим Galliano, садясь с ними за один стол.

19 декабря

Я «заселился» к Горану. Трудные времена рождают странные союзы. У него большая квартира на шестом этаже с прекрасным видом на озеро, современно и со вкусом декорированная. Мне отвели комнату для гостей. Увидев на полках огромное множество книг по военному искусству, политике и классической музыке, я удивился. Похоже, мое представление о Горане было ошибочным.

— Спасибо, что согласился меня терпеть, Горан.

— Это легче, чем потом искать тебя по всей Европе, — он криво, но не слишком жутко улыбнулся.

— Бòльшую часть времени я собираюсь проводить в студии у мастера Остерманна, так что почти не буду тебе мешать.

— Ты мне не мешаешь. Вот Алексей — другое дело. Он слишком много болтает… Ты напоминаешь мне моего брата. Он тоже был творческим человеком, талантливым пианистом, но погиб во время войны.

— Прости. Я не знал, — тихо сказал я.

— Не извиняйся. Ты здесь не при чем, это произошло в 1993 году. Ему было девятнадцать, когда он умер. Я разобрался с теми, кто был причастен к его смерти.

Я смотрел на Горана, но не решался спросить, что тогда произошло.

— Меня назначили капитаном в Сербской Армии только потому, что у меня было больше военной подготовки, чем у других, и я хотел сражаться за Крайну, — начал рассказывать Горан, показывая, чтобы я сел. — Мы выгнали мусульман с нашей земли; вначале это было относительно легко. Одна партизанская группа решила отомстить мне за то, что я возглавлял несколько рейдов в мусульманские поселения. Они схватили моего брата и запытали до смерти. Они заставляли его играть на пианино и в это время ломали ему пальцы. А потом бросили в лесу, даже не добив, и он умер там от кровопотери, в совершенном одиночестве.

— И ты?.. — от шока я даже не смог сформулировать вопрос.

— Да, всех четырнадцать человек, которые участвовали в той вылазке. У меня заняло три месяца расправиться с каждым так, как они расправились с моим братом. Но даже после этого моя ярость не остыла. Начальство решило отправить меня командовать партизанскими отрядами, потому что я эффективно действовал в тылу врага. Они посчитали, что мои методы слишком радикальны для регулярной армии.

Вот так я и познакомился с Михаэлем. Это произошло в 1994 году. Я уже работал на герцога, как многие из моей семьи в прошлом, но в то время я временно отошел от дел Ордена, потому что хотел участвовать в войне и защитить свою землю. Михаэль в то время командовал одним из подразделений немецкого военного флота, которое пыталось заставить нас прекратить контрабанду оружия. Он знал свое дело и причинил мне множество неприятностей. В итоге он поймал меня, и я даже провел одну ночь в тюрьме НАТО, пока его начальник не выпустил меня. Я был впечатлен тем, как действовал Михаэль, и предложил ему работать на герцога. Вначале ему пришлось нелегко, потому что Фердинанд был против него настроен. Часто за мыслью Михаэля трудно следить, но он хороший стратег. Думаю, Фердинанду не нравилось то, что Михаэль освоился у нас меньше чем за год, а через три уже стал ассоциатом. Он весьма хорош в математике и понимании людей — должно быть, все дело в его образовании астрофизика.

— Его чувство юмора явно ему не помогает завоевывать симпатии людей. Все время хочется его чем-нибудь треснуть, — пробормотал я, пытаясь прийти в себя. Горан ведь только что сказал, что убил четырнадцать человек, да?

— Не обращай внимания. Он болтает все это, чтобы позлить Фердинанда. Теперь ты понимаешь, почему я всегда говорил тебе, что нужно оставить мертвых в прошлом? Моя месть не вернула мне брата, и я — тот, кто я есть сейчас. Я не жалею о том, что сделал, но я не сделал бы этого снова.

20 декабря

Я провел весь день у Остерманна, работая над портретом герцогини… не тем, который я собираюсь ей отдать. Другим. Внутри скопилось так много гнева и раздражения из-за того, что меня почти заставили его писать, что я либо взорвусь, либо порежу его ножом. Никаких предварительных набросков я не делал, сразу начал писать маслом на холсте. Источником вдохновения мне послужила «Дама с горностаем» Леонардо***, но так как горностая, готового позировать, не нашлось, вместо него я взял уличного кота (ну и что, вон у Одри Хепбёрн в «Завтраке у Тиффани» тоже был бездомный кот) и платье с перьями от знаменитого дизайнера (я б сказал, что оно — полное дерьмо). Что же касается украшений, то я сначала растерялся, не имея представления, что это может быть, но потом меня осенило. «Сердце океана» из «Титаника»!

23 декабря

Сегодня я закончил портрет. Согласен, при первом взгляде на него испытываешь легкий шок. Кричаще, но не то чтобы совсем дешёвка. Разумеется, не для продажи. Я так чудесно себя чувствовал все эти дни, пока без остановки работал над ним. Зачем психотерапевт, если можно просто рисовать? Остерманн убьет меня за то, что я так бездарно трачу свое время, но сейчас я уже выпустил пар и могу написать ее в образе Скарлет О'Хара в стиле Винтерхальтера.**** Кремовое платье, которое она выбрала, выглядит, словно из той эпохи. Это Диор, как мне сообщили, сшито специально для нее и стоит, как целый дом. Не представляю, сколько потребовалось рабынь, чтобы сделать вышивку по плечам. У этого бедного немца, модного портретиста, наверное, была невыносимая жизнь — ему приходилось вырисовать все эти штучки на нарядах аристократок ежедневно. А я даже один раз никак не могу себя заставить.

По словам ублюдка, я — художник для викторианских гостиных, поэтому что-то в этом роде она и получит.

Я делал последние мазки, когда услышал за спиной смех.

— Что эта женщина тебе сделала, Гунтрам?

Позади меня стояли Андреас Фолькер с Остерманном и очень заинтересованно разглядывали портрет.

— Это будущая герцогиня Витшток, — чинно сказал я. — Здравствуй, Андреас.

— Еще раз здравствуй. Я уже здоровался с тобой утром, но ты рисовал и не заметил меня, — улыбнулся он. — Это продается? Очень хорошая вещь.

— Он ужасен. Китч. Скажем так, он делался ради терапевтического эффекта перед тем, как начать нормальный портрет, — сказал я с несчастным лицом, показывая ему изображение, с которого буду копировать.

— Сколько раз я тебе говорил, что не надо стараться делать вещи красивыми и элегантными? Рисуй так, как нравится. Искусство должно быть свободным. Этот портрет — одна из твоих лучших работ, — сказал Остерманн.

— Он отправится в помойку, сэр. Как дела, Андреас? Не ожидал тебя здесь увидеть.

— У меня тут кое-какие дела с UBS-банком, кроме того, мы с Остерманном занимаемся подготовкой твоей выставки. Мы все-таки договорились о финансовых условиях. Только 30% с проданных картин. Двадцать дней в апреле. Сразу говорю — я всего лишь покрываю свои расходы.

— Даже не знаю… Это совсем скоро, а у меня мало материала для выставки.

— Ерунда. Остерманн показал мне твое портфолио и несколько работ, которые находятся здесь. Все они вполне годятся. Кроме того, Тита фон Ольштын предложила выставить несколько твоих картин, купленных ею, и я согласился. В конце концов, сделать твою выставку — это идея Титы и моей матери. Они — подруги. Я сегодня возвращаюсь домой, и мама не пустит меня на порог, если я не уговорю тебя.