Неистовый квартет (СИ)

«Наверное, он просто жалеет меня», - думал десятилетний Тёма, когда друг забегал к нему после обеда и едва ли не силой вытаскивал на улицу, утягивая на футбольное поле, где к тому моменту уже собиралась небольшая компания, находиться в которой Артём немного побаивался. Но Юра никогда не относился к нему со снисхождением, не уступал в спорах и не сдерживался, если ему что-то не нравилось – в общем, не проявлял никаких видимых признаков жалости.

«Наверное, он меня использует», - считал Артём в тринадцать, когда Юрка повадился списывать у него домашние задания, которые не успевал делать из-за компьютерных игр, на какие тогда подсел. Однако собственным умом Барышев тоже отличался, он не подглядывал в тетрадь друга на контрольных и самостоятельных, не просил написать за него реферат, а иногда и сам указывал на сомнительные цифры в сделанных Тёмой расчетах.

«Наверное, он мне завидует», - злился Левицкий, в сотый раз прокручивая в уме слова Юры, задевшие его настолько, что половина из попавшихся дома на глаза рисунков тут же была разорвана в клочья и выброшена в помойное ведро. Ничего против этой мысли возразить не удалось, и Артём, изо всех сил старавшийся выкинуть бывшего друга из головы, решил измениться так, чтобы никто больше не сумел жалеть его, использовать или завидовать.

В школе добиться этого не получалось, потому что одноклассники уже знали Артёма Левицкого тем, кем он был всегда, и изменения, которые все же в нем происходили, оставались незамеченными. Зато в университете парень предстал абсолютно новым человеком, самодостаточным, уверенным в себе, слегка заносчивым и очень симпатичным. Единственное, что оставалось в нем прежним – необщительность, преодолевать которую на первых порах было тяжело и некомфортно.

Потом Артём познакомился и подружился с Сергеем, характером тот напоминал Юру, но Левицкий старался обращать на это как можно меньше внимания, тем более что сам Барышев тоже неожиданно оказался в одной с ним группе. Первое время Левицкий часто ловил себя на том, что не может отвести от Юры взгляда – бывший друг повзрослел за те несколько месяцев, что они не виделись, обзавелся стайкой поклонниц, звонивших ему даже на парах, и не обращал на Артёма ни капли своего внимания. Это злило и раздражало, нестерпимо хотелось доказать, что он, Юра, не такой классный, как всем кажется, и Левицкий первым начал их конфликт, превративший отчужденность и безразличие в настоящую вражду.

Так бы оно все и продолжалось, если бы не наблюдательность Барышева, заметившего тщательно скрываемые отношения между Серёгой и Русланом. О том, что эти двое вместе, сам Артём знал уже больше месяца, так что при Юре ему изо всех сил приходилось разыгрывать удивление, шок и весь остальной спектр чувств человека, случайно узнавшего, что его лучший друг – гей. Судя по тому, что Барышев верил, спектакль удался на все сто процентов, и оставалось только увести мысли вспыльчивого брюнета в другую сторону, чтобы не успел наделать ерунды.

А дальше все происходило внезапно. Когда Юра не язвил, не издевался и не ругался, он слишком ярко напоминал того самого пацана, с которым Тёма крепко дружил в детстве. Привязанность, за несколько лет, проведенных порознь, сошедшая почти на нет, снова окрепла, дала о себе знать, и Артём с огромным трудом сдерживал себя, чтобы не искать лишний раз встречи с Юрой и чтобы не завести откровенный разговор. Меры, принятые им в отношении Барышева и его интереса к чужим отношениям, были достаточно радикальными, и Тёме слишком тяжело давалось сопротивление тому влечению, которое возникало даже при мыслях о Юре.

Когда в один из однотипных вечеров в квартире раздалась трель дверного звонка, а на пороге возник Юра, Левицкий уже решил пустить все на самотек, и то, как начали развиваться их отношения после этого, как нельзя лучше устраивало парня. Единственную проблему он видел в сексе, но заговаривать об этом пока не спешил – наверняка же Барышев не согласится переменить роли, если просить или заявлять об этом напрямую. Поэтому Тёма молчал, наслаждался и искал окольные пути.

- Эй, Тёмыч, чё завис? – слегка напряженный голос лучшего друга, раздавшийся едва ли не над самым ухом, вывел Левицкого из раздумий и заставил обернуться. – Ты как, нормально подготовился?

- Нормально, - согласно кивнул тот. – Вы с Русом поссорились?

- Да не обращай внимания, - поморщившись в ответ, Серый махнул рукой. – А у тебя с Юркой как? Еще не поменялись местами?

Мысленно Артём тут же пожалел, что додумался поделиться этими мыслями с другом, но назад свои слова уже не забрать, приходится терпеть многозначительные подмигивания и внезапные советы по поводу того, как сподручнее будет завалить Барышева, чтобы тот не смог сопротивляться. Хотя, несмотря на все это, Серёга в жизнь к Левицкому глубоко не совался, но всегда был готов выслушать и что-то подсказать, за это Артём его и ценил.

- Я работаю над этим, - уклончиво отозвался слегка смущенный такой темой разговора парень. – Пойдем в класс.

- Ты иди, а я за Русом сбегаю, может, уже перестал обижаться. Предупреди там, если мы задержимся!

Безразлично пожав плечами и решив, что придется предупреждать еще и насчет Барышева, которого на горизонте все еще не видно, Артём действительно пошел в аудиторию, принявшись с горем пополам готовиться к зачету, который хоть и обещал быть не длинным, но оттого не казался менее сложным.

Одногруппники, собравшиеся почти полным составом, шумели и переговаривались, на каждой парте уже заранее лежало несколько скрепленных листов и пишущие принадлежности, книги, которыми пользоваться, конечно, запрещали, многие попрятали под парту, другие же, те, кто был в себе уверен, попросту убрали в сумку. Артём относился к первым, потому его учебник занял место на соседнем стуле – все равно рассаживались по одному, и Серёге там сегодня не примоститься.

Преподаватель, вошедший ровно по звонку, не стал размениваться по мелочам и сразу раздал билеты – несколько задач и парочка теорий, как это и бывало обычно. Головы склонились к партам, зашуршала бумага, заскребли ручки, защелкал калькулятор, и на некоторое время Артём и думать забыл о Юре. Ненадолго, минут на пять, потому что по истечении этого времени дверь в аудиторию широко распахнулась, стукнувшись о стену, и на пороге появился разгневанный и взъерошенный Барышев. Заметив преподавателя, а потом вскользь мазнув взглядом по каждому поднявшему голову студенту и остановившись на Артёме, Юра выдавил из себя:

- Извините, я опоздал.

Напряжение, повисшее после его появления, заметили, казалось, абсолютно все, кроме самого учителя, оторвавшегося от заполнения журнала и оценивающе посмотревшего сквозь стекла очков на Юру:

- Вы могли и вообще не приходить, Барышев, у вас же автомат.

- Э-э-э… - замялся парень. – Так это… в зачетку поставить бы.

- Давайте сюда.

Положив на преподавательский стол зачетку, Юра снова посмотрел на Артёма – тот, используя момент, подглядывал как раз в книгу, ища там ответ на один из теоретических вопросов. Но, словно ощутив взгляд, направленный на него, поднял голову и вопросительно приподнял бровь, не понимая, чего от него хочет Барышев. Тот лишь нахмурился, едва заметно покачал головой, а потом забрал облагороженную пятеркой зачетку, попрощался с учителем и вышел, оставив Левицкого наедине с непониманием и недописанным ответом.

Снова воцарилась тишина, и снова ее нарушили – почти сразу после ухода Юры в помещение завалились Руслан с Сергеем, но они на Левицкого даже не взглянули, просто взяли себе задания и расселись по местам: им для работы оставалось меньше времени, так что следовало писать и думать побыстрее.

Как сильно Артём ни пытался сосредоточиться на задачах, мысли постоянно возвращались к непонятному поведению Юры, к его взглядам, явно что-то означавшим. Он был зол, когда появился на пороге аудитории, но если бы хотел что-то сказать лично – мог бы сообщение написать хотя бы. Тёма пару раз кидал взгляды на темный экран телефона, но он оставался пустым и безжизненным. Из-за отсутствия концентрации на листе с решениями появились зачеркнутые формулы, которые Артём торопливо переписывал уже тогда, когда остальные сдавали свои работы и собирали вещи.