I'm fine (СИ)

Чонгук разгуливает по дому в спортивных трениках, которые он постоянно подтягивает, потому что те еле держатся, а про существование шнурков якобы не знает, и в белоснежной футболке, вырез которой вновь играет на нервах Тэхёна, демонстрируя омеге все прелести Чона: идеальную для поцелуев шею и ключицы. Хах, и снова привет, ключицы, — думает Тэ, облизывая пересохшие губы, — давно не виделись. А Чонгук, будто чувствуя, что Кима его ключицы волнуют, постоянно делает так, что футболка сползает на крепкую грудь, открывая более потрясающий вид, и Тэхён не просто облизывает губы, теперь он их кусает, поджимая пальцы на ногах.

Комната у альфы большая, шкаф большой, кровать большая.

«И, наверное, ещё много чего большое, но не будем об этом», — вновь думает Тэ, развалившись на действительно удобной кровати и вертя в руках статуэтку Бэтмэна. Он один, и это, думается ему, очень хорошо. Он почему-то размышляет о том, как любит целовать своих партнёров Чонгук, и это, честно, ещё выдержать можно. Но лежащая на полочке нераскрытая пачка презервативов немаленького размера (Тэ успел посмотреть, смутиться и даже потрогать) будто бросает ему вызов, говоря: «Давай, малыш, теперь попробуй подумать о чём-нибудь другом». И Тэхён позорно проигрывает; в его голову лезут картинки недетского содержания, где он и Чонгук, на этой самой кровати… Чёёёёрт.

— Хён, может, переночуешь у меня? — громко кричит с маленькой кухни Чонгук, ведь омега остался где-то в его комнате, рассматривая игрушки супер-героев. — На улице уже довольно темно, я боюсь отпускать тебя.

Тэхён от крика вздрагивает и поворачивает голову в сторону полки, на которой пачка презервативов, как показалось ему, ухмыляется. Намекает, поганка, что сегодня она явно не третья лишняя.

Вздохнув полной грудью, он поднимается с кровати и ставит игрушку на место.

— А проводить не хочешь? — смущённо спрашивает старший через несколько минут, пугая Гука своим неожиданным появлением. Альфа от испуга вздрагивает, разливая горячий чай, и тихо шипит сквозь зубы от боли. Он обжёг руку. — Ох, п-прости…

— Не страшно, — Чонгук жмурится. — Зато можем сказать твоим родителям, что ты меня смертельно ранил, — он театрально откидывает голову на плечо Тэхёна, тряся пострадавшей рукой в воздухе, и кривит лицо в гримасе боли, — и теперь искупаешь свою вину заботой, поэтому не можешь ночевать дома.

Тэхён тихо рассмеялся. Без пошлых намёков и действий, направленных на завоевание его сердца, Чонгук кажется милым младшим братом, ради которого можно пойти на любые поступки, лишь бы видеть эту кроличью улыбку на лице и счастливые глазки-полумесяцы.

— Хён, ну мне же больно, чего ты смеёшься, — обиженно тянет Гук и разворачивается на 180 градусов, заключая того в объятия и утыкаясь носом в молочную шею. — Ты делов натворил, ты их и разгребай. Дуй.

— Совсем дурак? Отпусти, — возмущённый красноволосый аккуратно отталкивает от своих губ руку альфы, которая тут же перемещается на талию, прижимая тельце омеги ближе. — Чооонгук, чт…

— …опять виноград, — игривый тон Чонгука вдруг сменился на недовольный, и сам он весь напрягся. Тэхёну даже показалось, что брюнет тихо зарычал. Хватка рук на его талии усилилась, и паника начала охватывать его. Тэ попытался выбраться из стальных объятий, но альфа, злобно хмыкнув, резко подхватывает его на руки и сажает на столешницу, вжимаясь своим телом в тело омеги. Он ловит возмущённый вздох губами и тут же отстраняется с пошлым чмоком.

— Ты что отворишь?! Чонгук!

— Каждый, блять, раз, когда ты приходишь ко мне, от тебя несёт виноградом. Ненавижу уже этот запах, — Чон чуть отодвигается от Тэхёна и, оскалившись, хватает за подбородок. — Неужели так сложно принять душ, Тэхён-а? Тебе обязательно меня злить? Даже шея, — он опускает руку с подбородка на шею, несильно сдавливая, но этого хватает, чтобы сильно напугать Тэ, — даже от неё несёт виноградом, ТэТэ. Ты, зная, что твой лучший друг страдает по Мин Юнги, позволяешь себе такое? Зная, что я с ума по тебе схожу, позволяешь ему касаться себя и оставлять отметины?

— А разве не имею право? — выпалил Тэхён, совсем забыв подумать о последствиях. Чонгук, конечно, изменился, стал внимательнее и расчётливее, но Кима уже достало. Достало, что Чон постоянно относится к нему, как к любимой толстовке, чёрт возьми, а не как к любимому человеку. — Кто ты мне или я тебе, чтобы запрещать?

— Ты моя омега, Тэхён. Моя и только. Уясни это уже!

— Но зачем же ты тратишь молодость на такого, как я? — заметив, как вздрогнул Чонгук, губы Тэхёна расплылись в нахальной усмешке, а глаза загорелись недобрым огоньком. Не стоит забывать, что изменился не только альфа. — Я помню тот период в мельчайших и самых незначительных деталях. Ты даже не сожалел о сказанном и сделанном, Чонгук, о каких отношениях может вообще идти речь?

Чонгук глубоко вздохнул, пытаясь успокоить внутри себя ураган эмоций. Тэхён сейчас очень неправ. Он видит их историю только со своей стороны, говорит только о том, что испытывал он. Но и альфе было невыносимо от своих поступков, от собственных слов. Чонгук много думал, много анализировал, копался и в себе, и в окружающих, чтобы понять, что же заставляло его сердце болезненно сжиматься чуть ли не каждый день. А когда неуклюжий Джун-хён, напившись, начал лепетать что-то об истинности людей, то в голове Чона будто щёлкнул включатель, зажигая ту самую заветную лампочку. Но было, чёрт возьми, слишком поздно. В жизни Чонгука Тэхёна больше не было, он жил в другом городе и, наверняка, даже не вспоминал о нём.

Но сейчас Ким здесь. Сидит на столе, в плену чонгуковых объятий, смотрит своими выразительными глазами и с плохо скрываемой надеждой ждёт ответа на поставленный вопрос, который наконец поставит всё на свои места. Но Чонгук боится отвечать. Он боится опять ляпнуть что-то, что может задеть и так раненое сердце омеги.

— Ты и дальше собираешься прошлым жить? — альфа дёргает головой, откидывая мешающую чёлку, и поджимает губы, заметив потускневший взгляд омеги. Именно этого он боялся. Боялся, что скажет всё не так. — Нет, я не то… Я… Знаешь, я думал о разном… Я думал, что страдал только из-за чувства крепкой привязанности к тебе и надеялся, что скоро это пройдёт. Мы же с тобой тесно общались, вот и привык. Я чувствовал твоё беспокойство и заботу даже через драные строчки в СМС. Потом я вдруг начал допускать мыли о том, что, возможно, эта была симпатия и, если честно, тоже надеялся, что она быстро покинет меня, потому что испытывать те чувства было уже невыносимо…

— Какие чувства?

— Тоску, тревогу, неопределённость, пустоту. Мне это так надоело тогда, и я правда ненавидел и тебя, и себя, и вообще всех. Но потом до меня наконец-то дошло, почему я всё это переживаю. Понял, что это истинность мне кости хорошенько промывает. Понял, что потерял самое ценное, что может быть в моей жизни, — тебя. Я так злился на самого себя тогда, — Чонгук вздохнул, отходя на несколько шагов, позволяя омеге сползти с неудобного стола. — Я начал загонять себя тренировками и дополнительными занятиями. Танцы, вокал, баскетбол, выступления на школьных мероприятиях и участия в разных конкурсах, каждодневные походы к репетиторам — всё это было для того, чтобы у меня не было времени вспоминать о тебе, потому что это было очень больно для меня. Но потом появился Чимин… и он пригласил меня в клуб, якобы отметить наше знакомство. Я очень… очень сожалею о том, что натворил тогда…

— Я тоже… — усмехается Тэхён.

— Что?

— Получив твоё сообщение с той фотографией, — он шмыгает носом и обхватывает свои плечи. Воспоминания резко врезаются в него своими остриями, отдавая болью где-то в районе сердца. — я прыгнул под колёса машины. Везение, удача или же судьба… не знаю, но я остался жив. Юнги-хён справился тогда с управлением. А потом долго отчитывал меня за это безрассудство, старался как-то изменить мою жизнь. И в какой-то момент я понял, что я действительно идиот. У меня же было всё: семья, хён, друзья, работа. Но почему-то… всё равно прыгнул.