Искупление (СИ)

Теперь у Гарри был строгий распорядок дня: подъем, завтрак, занятия в библиотеке со Снейпом, затем отработка новых заклинаний, обед, немного свободного времени и очередная муштра в тренировочном зале до самого ужина.

Он неловко потянулся, стараясь не сильно тревожить ноющие от растяжений и ушибов мышцы. Тело ощущалось как один сплошной синяк, и даже осторожные движения вызывали болезненные стоны. Вставать не хотелось, но нужно было поторапливаться, чтобы привести себя в порядок и спуститься в гостиную к завтраку. Обычно Снейп не давал ему долго разлеживаться. А терпеть его язвительные комментарии и едкие шуточки в таком состоянии Гарри не мог. Возникающие на ровном месте перепалки приводили к новым ссорам, за которые Северус умело мстил увеличением нагрузки, раскатывая в блин во время тренировок.

Гарри поднялся, но тут же вновь со стоном рухнул на кровать. Казалось, что болит каждая мышца, каждое нервное окончание и даже волосы на голове. Вчера Снейп устроил ему такой тренинг, какого еще ни разу не было. Гарри не представлял, как сегодня сможет передвигаться. Оставалась надежда, что теплый душ хоть немного облегчит боль. К тому же после завтрака придется отсидеть в библиотеке около часа, в течение которого Снейп будет обучать их с Гермионой теории и новым заклинаниям. Возможно, этого времени хватит, чтобы немного восстановиться. О том, как он в таком состоянии будет отрабатывать изученный материал в тренировочном зале, Гарри старался даже не думать. Снейп всегда гонял его до седьмого пота, заставляя вновь и вновь повторять новые приемы и заклятия, доводя движение палочкой до автоматизма.

А в обед к ним, как всегда, явится Малфой, прилизанный и благоухающий, как свежевыстиранная рубашка. Гарри недовольно скривился. Хорек раздражал неимоверно! Смотря на него, Гарри понимал, что во многом уступает этому лощеному слизеринцу. Он не умел так непринужденно носить одежду, не мог постоянно выглядеть, будто только что вышел из парикмахерской. А после тренировок со Снейпом ему и вовсе было плевать на свой внешний вид.

Хорек, наконец-то вылезший из своей норы, ежедневно стал присоединяться к ним за обедом и ужином. Гарри с радостью вспоминал те дни, когда тот сидел у себя, притворяясь больным. Завтракать Малфой предпочитал в своей комнате, но и двух приемов пищи в обществе этой белобрысой моли хватало, чтобы пропал аппетит. И хотя тот немного поумерил пыл и старался не лезть на рожон, но Хорек не был бы Хорьком, если бы мог сдерживать свой дурной язык и мерзкий характер. Даже Гермиона порой не выдерживала его язвительных высказываний. Но, как ни странно, именно ей лучше всего удавалось ставить Малфоя на место. Когда Гарри однажды попросил выяснить, как у нее это получается, она лишь рассмеялась.

- Когда с ним разговариваешь строго и требовательно, Драко не понимает, как на это реагировать, – объяснил вместо Гермионы Северус. – Он не привык к такому обращению. Родители слишком сильно потакали ему, мешая взрослеть. В итоге он вроде вырос, но детские капризы и замашки остались. Однако дети прекрасно чувствуют, когда не стоит переступать черту. И почему-то только мисс Грейнджер удается показать ему пределы допустимого в поведении.

- А почему же он тебя не слушается? – с долей ревности спросил Гарри. – Мне всегда казалось, что ты прекрасно умеешь ставить на место проштрафившихся учеников.

- Чужих – запросто, – пожал плечами Снейп, – но Драко меня знает с детства и уверен, что я не смогу его наказать. Поэтому и пытается сесть на голову, проверяя свое влияние на мою психику.

Этот разговор вызвал в Гарри новую вспышку ревности. Он старался терпеть Хорька, игнорируя его, но это не всегда удавалось. Они все равно продолжали цепляться друг к другу. А когда Снейп с Малфоем удалялись в подвал в лабораторию, он, сжав кулаки, молча скрипел зубами, прекрасно помня, что сам предложил Северусу этого белобрысого помощника. И даже обещал не ревновать. Но чем больше отдалялся от него Снейп, тем труднее Гарри было сдерживать свои эмоции. В такие моменты ему очень помогала Гермиона. Она умело отвлекала интересными рассказами о прочитанном, рекомендовала полезные книги, которые успела изучить, пока Гарри занимался со Снейпом, а иногда просто вызывала на откровенные разговоры, не давая замкнуться в себе и надумать всякой ерунды.

После того, как Малфой со Снейпом возвращались из лаборатории, Гарри каждый раз придирчиво разглядывал их, пытаясь отыскать какие-то признаки того, что в подвале они занимались вовсе не зельями. Но ничего предосудительного ни разу не заметил. А недовольный вид Хорька вызывал приливы радости, свидетельствуя о том, что Северус снова поставил его на место. Но Снейп не давал ему насладиться приятными мыслями или впадать в уныние. Освежившись после варки зелий, он забирал Гарри в тренировочный зал, где гонял до самого вечера, заставляя вновь и вновь отрабатывать выученные заклятия. После таких тренировок у Гарри не было сил даже на полноценный ужин. Слегка перекусив, он, еле передвигая ноги, полз к себе в комнату.

В первые дни он постоянно ждал, что перед сном к нему зайдет Северус, чтобы поцеловать на ночь, но тот так ни разу и не появился. Это приводило в уныние и отчаяние. Казалось, что все произошедшее между ними – всего лишь приятный сон, и никакого сближения не было и в помине. Вместо Снейпа к нему заглядывала Гермиона и, убедившись, что Гарри не спит, заходила, чтобы немного подбодрить и отвлечь от грустных мыслей. Она как будто чувствовала, что другу плохо, и всячески старалась его поддержать. Времени в течение дня у нее было намного больше, чем у Гарри. Гермиона почти не вылезала из библиотеки, закопавшись в старинные фолианты, где изучала древние магические законы, выискивала новые полезные заклинания и с упоением читала книги по артефакторике. Однако Гарри, измученный за день тяжелыми тренировками и угнетающими мыслями, засыпал прямо во время разговора.

Жизнь казалась монотонной. Шрам почти не беспокоил. Это было подозрительно, но Гарри, с содроганием вспоминая последнее путешествие по сознанию Волдеморта, радовался этой передышке. Он, конечно, опасался, что Риддл, защитив свой разум, тем временем может наделать еще крестражей. Однако Снейп категорически запретил ему самостоятельно соваться к Темному Лорду без контроля и поддержки. На что Гарри с горькой улыбкой заметил, что в одиночестве остается только в туалете и во время сна.

Все эти мысли, сомнения и ревность выматывали. К физической усталости постепенно прибавлялось нервное напряжение, грозящее вылиться в грандиозный скандал. Чтобы не сорваться, Гарри старался, сжав зубы, терпеть язвительные поучения Снейпа, ехидные комментарии Хорька, но сил на это оставалось все меньше. Малфой как нарочно постоянно провоцировал Гарри, изводя какими-то двусмысленными комментариями. Создавалось впечатление, что он догадывается о чувствах Гарри к Снейпу и специально проезжается по больному. Даже Гермиона заметила, что они в своих перепалках все больше напоминают двух самцов оленей, бодающихся рогами в стремлении привлечь к себе внимание понравившейся оленихи.

Гарри прыснул, представив себе Снейпа в роли «трепетной лани». Вряд ли бы тот пришел в восторг, услышь подобное сравнение. Но как бы Гарри ни оправдывался перед подругой, в глубине души он прекрасно знал, что все его выпады в сторону Малфоя продиктованы банальной ревностью. А вот что при этом двигало Хорьком – оставалось загадкой. Бесило еще и то, что Малфой с заметным энтузиазмом согласился помогать Северусу в приготовлении зелий. И хотя Гарри сам предложил Снейпу взять помощника, сдерживать ревность становилось все труднее. Каждый раз, когда за ними закрывалась дверь, ведущая в подвал, он давил в себе желание броситься следом и выкинуть мерзкого Хорька если не на улицу, то хотя бы подальше от Северуса. От подобных глупостей его удерживало лишь слово, данное Снейпу. А тот подливал масло в огонь своей холодностью, которая казалась странной после искушающего обещания, подстегнувшего заинтересованность и чувства Гарри. И это бесило больше всего! Практически наравне с невозможностью выступить открыто против Волдеморта. Он не понимал, чем вызвал отчуждение Северуса, что заставило того самоустраниться. Гарри чувствовал, что от невозможности что-то сделать находится на грани нервного срыва, который был чреват непредсказуемыми поступками.