Камни на дороге (ЛП)

— Очевидно, я ей не нравлюсь, так в чём смысл?

— Ей никогда не нравился никто из моих бойфрендов.

— Я думал, я твой единственный настоящий бойфренд.

— Я имел в виду парней, с которыми я когда-либо встречался или приводил домой. Они не были достаточно хороши. И раз уж на то пошло, я никогда не был достаточно хорош для неё. Никогда не был и никогда не буду.

— У неё нет никакого права.

— У неё есть все права. Ты не знаешь, кто моя мама?

— Думаешь, мне не плевать.

— Её отец был сенатором.

— Ну?

— Её мать была богатой наследницей.

— И?

— Она была единственным ребёнком, Вилли.

— И это важно, потому что…?

— Боже, в некоторых вещах ты такой недалёкий.

— Правда?

— Да, правда. Я тоже единственный ребёнок, Вилли. Как ты думаешь, куда отправятся эти деньги, когда она умрёт?

— Уверен, что не знаю, и уверен, что мне плевать, — сказал я.

— Я унаследую довольно большое состояние… а тебе плевать?

Я был удивлён выражением отчаянной, почти злобной искренности на его лице.

Можно было смело сказать, что я не унаследую много, когда мама умрёт. Может быть, грузовик или пару квадроциклов, или китайский сервиз, который та получила, когда вышла замуж за папу. Я был не из богатых, не понимал, как некоторые люди могут быть такими богатыми, когда я видел только то, что люди сводят концы с концами и едва выживают.

— Теперь доходит? — спросил Джексон. — Ты и я? Свадьба? Я, единственный ребёнок, единственный наследник? Ты, благодаря гей-браку, возможный зять? Ной, единственный внук моих родителей? Ты улавливаешь картину?

— Значит, ты можешь унаследовать немного денег, — сказал я.

— Ну, ещё бы, — ответил он.

— И какое отношение это имеет ко мне?

— Думаешь, моя мама оставит мне свои деньги, если не одобряет моего спутника жизни?

Я ответил не сразу. Если честно, я не был уверен, что думаю. Я был крайне обижен, но не мог понять конкретную причину на что.

— Пожалуйста, Вилли, — произнёс Джексон, потянув меня за руку. — Я говорил тебе, что для меня это важно. Возвращайся. Присядь. Постарайся быть милым. Сделай это ради меня.

— Я не позволю твоей маме или кому-либо ещё быть грубым со мной. Мне плевать, сколько у неё денег, или кем был её отец, или как много вилок ей нужно, чтобы съесть чёртов салат. Мы с Ноем пойдём домой. А вы веселитесь.

— Не будь сволочью, — сказал Джексон.

— Она начала это, не я.

— Не делай этого, Вилли.

— Ты меня остановишь?

— Если придётся.

— Ты и какая армия Севера?

— Прекрати этот бред, Вилли. Это важно!

— Если это было так важно, почему ты не рассказал мне ничего до того, как они сюда приехали?

— У меня были свои причины.

— Что ж, почему бы тебе, твоим причинам, твоим восемнадцати вилкам и твоей южной карте вин не пойти ужинать с твоими высокомерными мамочкой и папочкой? Мы с Ноем идём домой.

— Будь благоразумным, Вилли. Пожалуйста!

— Мне жаль, — произнёс я. — Очень жаль, Джек, но прямо сейчас я не могу и дальше выносить твою маму. Я не жестокий, но, если она скажет мне ещё хоть слово, я перепрыгну через тот стол и вынесу ей мозги. Скажи им, что Ною стало плохо или ещё что-нибудь.

— Пожалуйста, возвращайся обратно.

— Я не могу.

Он скривил лицо, развернулся и ушёл.

Ной поднял взгляд на меня, нахмурившись.

Глава 16

СОС

Мы перешли улицу к парку перед зданием городского совета, наши шаги вполне естественно привели нас к месту, которое являлось жемчужиной парка — статуе Элвиса в его блестящем, металлическом величии. Элвиса взгромоздили на большой пьедестал, с микрофоном в руке, замершим в процессе обращения не быть жестокими к Тупело, штат Миссисипи. Дети играли сидя на качелях, и юная темнокожая пара сидела на траве, устроив поздний пикник.

Она тебе не нравится, да? — прожестикулировал Ной, пока мы стояли перед королём, как просители перед троном.

Я состроил гримасу.

Я ей не нравлюсь, — добавил он.

Нет, нравишься, — прожестикулировал я.

Она не смотрит на меня. Она меня не видит.

Дай ей немного времени.

Она симпатичная.

Симпатичная заноза в заднице, — подумал я.

Но я ей не нравлюсь, — добавил он. — Я вижу.

Это не правда.

Правда.

Мы пошли от Элвиса к качелям, и я сел на скамейку и наблюдал за Ноем, в желудке урчало, потому что я был голоден, но слишком зол, чтобы есть. Ной усмехнулся, раскачивая ступнями и ногами, подлетая выше и выше, откидываясь на спинку сидения, пока его голова практически не ударялась о землю.

Я отправил сообщение Тоне, маме Кики и моей лучшей подруге:

ОМГ!

Глава 17

Ты должен справиться

— Итак, позволь мне прояснить, — сказала Тоня после того, как забрала нас, и мы устроились за столиком в «Бургер Кинге». — Родители Джексона богаты, и у тебя проблемы с этим? И ты переживаешь об этом, когда завтра к тебе придут из ДСО? Можешь сказать по буквам слово «мудак»?

— Его мать такая злая, — сказал я в свою защиту.

— Она не может быть настолько плохой.

— Она могла бы быть невестой антихриста.

— О, я тебя умоляю, — отмахнулась Тона. — Богатеи другие. Просто спроси Митта Ромни — она не может быть хуже, чем этот белый как паста кошмар. И у тебя есть более важные вещи, о которых стоит волноваться.

— ДСО ничего не сделает, — отмахнулся я.

— Они могут превратить твою жизнь в ад, Вилли, — низким голосом произнесла она. — Они сидят, записывают всё дерьмо в свои бланки и смотрят на тебя, и судят тебя, и одному Богу известно, что они могут сделать, если решат, что им не нравится то, что они видят. А теперь у него непроходная оценка в школе. Тебе бы неплохо начать думать.

Тоня Хамфрис произнесла эти слова своим без—всякой—чуши тоном голоса — и я улыбнулся. Она была амазонкой, её голова была украшена великолепными, густыми кудряшками, что говорило: «Я женщина, и, детка, ты услышишь, как я рычу».

Пока мы сидели вместе, белый мужчина и чернокожая женщина с детьми, на нас смотрели, напоминая, что метисация* в штате Миссисипи была преступлением до какой-то точки в восьмидесятых. Межнациональный брак с Детьми Хама, скажем так, вызывал неодобрение в Стране Дикси. Не то чтобы мы с Тоней когда-нибудь смешаем наши расы.

*Метисация — смешение национальностей, племён, рас.

Я взглянул на Кики, которая рьяно жестикулировала Ною, у которого был полон рот картошки-фри. Они оба улыбались с тайным озорством.

— Я тебе говорю, — сказал я, переводя взгляд обратно на Тони и слегка кивая на детей. — Они используют знаки, которые я никогда не видел.

— Все глухие дети так делают, — легко ответила она.

— Я хочу знать, о чём они разговаривают.

— Почему не спросишь у них? — она скрестила руки на груди, бросая мне вызов.

Я нахмурился.

— Понятно, — сказала Тоня.

— Я знаю, что мы должны уважать их частное пространство, — сказал я. — И я уважаю. Но я просто чувствую себя таким… брошенным.

— Они живут в своём собственном мире, Вилли. Ты это знаешь.

Я знал. Мир Глухих. Их мир.

Кики прожестикулировала что-то, и Ной захихикал.

— Что мне делать? — спросил я.

— С чем? — спросила Тоня.

— С ней, — раздражённо произнёс я. — Тёща из ада. Она называет меня гомосексуалистом. Я это ненавижу.

— Просто пытается тебя вывести из себя.

— Это не вежливо.

— Я не вижу, в чём здесь проблема, Вилли. Иметь деньги — это хорошо. Иметь деньги значит, что ты можешь быть немного странным, и люди просто должны мириться с этим. Теперь ты знаешь, что я не большая фанатка мистера Джексона, но если он из богатых, эй, деньги покрывают множество грехов, не забывай об этом.

— Джексон нормальный, — сказал я.

— Ага, — ответила она.

— Он иногда немного зануда, — признался я.