Табия (СИ)

Гарри мрачно кивает.

— Ну хорошо, — вздыхает Риддл. — А как ты представляешь своё служение мне? Вряд ли Светлый Поттер будет марать руки, убивая своих бывших товарищей.

На этот раз Гарри не может подавить тяжёлый вздох.

— Я не убийца, — тихо отвечает он.

— Я вижу это, Гарри. Вижу, что твою душу ещё не повредило подобное преступление. Но мы не поджигаем здания и не срываем переговоры, не саботируем принятие законов. Наши методы более жёсткие, чем те, которыми ты привык действовать. Чем ты можешь быть мне полезен?

— Я сделаю всё, что ты прикажешь, — твёрдо, но тяжело отвечает Гарри, снова перехватывая его взгляд.

— Я не уверен в этом, — спокойно возражает Риддл, облокачивается на стол и складывает пальцы домиком. «Совсем как Дамблдор», — мелькает болезненная мысль. — Видишь ли, себя невозможно изменить за один день. Может, ты и нашёл смелость явиться в моё поместье, но ведь это пока было самое простое. Ты говоришь, что будешь выполнять мои приказы, но ты не готов к этому.

— К убийству? — спрашивает Гарри, удивляясь, как резко прозвучал вопрос.

— Нет, — медленно отвечает Риддл. — К подчинению. И твоя сегодняшняя выходка, — он делает неопределённое движение рукой, указывая на его рубашку, — только подтвердила это.

— Я сожалею, — выдавливает Гарри, потому что не знает, что ещё можно ответить.

— Нет, не сожалеешь, — уверенно возражает Риддл. — В этом-то всё и дело.

— Тогда что я должен делать, чтобы ты остался доволен? — раздражается Гарри.

Риддл начинает тихо посмеиваться.

— Ключевое слово тут «должен», — наконец произносит он, посерьёзнев. — Ты можешь слепо выполнять мои приказы, если поумеришь спесь, я в этом не сомневаюсь. Но доволен я не буду. Видишь ли, ты попал сюда, пытаясь играть роль Гарри Поттера, перешедшего не Тёмную сторону. Но чтобы я был доволен, ты должен не играть, а быть Гарри Поттером, перешедшим на Тёмную сторону. Всё твоё нутро просто кричит о том, что ты не только не хочешь этого делать, но и просто не готов.

— И что же теперь? — нервно усмехается Гарри. — Прогонишь меня?

Риддл тоже усмехается и откидывается на спинку кресла.

— Напротив, — негромко, но азартно произносит он. — Я помогу понять, где на самом деле находится твоё место. — После этих слов Гарри смотрит прямо ему в лицо, хмурясь. — Мне кажется, ты попал сюда не только потому, что тобою двигал долг. Ты оказался с нами, потому что хотел быть здесь. Конечно, ты этого пока не понимаешь. Желание это подсознательное, скрытое где-то в самой глубине твоей нетронутой души. Но ты уверен, что сможешь здесь прижиться. Значит, ты готов к тому, чтобы искалечить душу.

— Ты думаешь, я хочу стать убийцей?

— Нет, я думаю, ты хочешь свободы, — отвечает Риддл с неожиданно мягкой улыбкой. — До одиннадцати лет мерзкие родственники-магглы говорили, что ты должен делать, ещё девять лет тобою помыкал Дамблдор. Но ты никогда не жил для себя.

— Это не так, — упрямо возражает Гарри.

Пальцы начинают подрагивать от ужасающих в своей меткости слов Риддла. Ведь именно об этом он думал в последний год, а особенно в минувшую ночь. Вся его жизнь — борьба, сплошная изматывающая война. Единственным относительно спокойным временем были первые несколько лет обучения в Хогвартсе. А потом юность резко закончилась. Гарри отдал себя Дамблдору целиком, всего. Он так отчаянно хотел победить в этой войне, что пожертвовал всем, что имел, ради общей цели. Единственное, что было у него своим и родным, и чего не коснулась война — это Джинни. Но он оттолкнул от себя и её, оставшись с собственной битвой один на один и больше не подпуская к себе никого ближе, чем требовалось.

— Это так, Гарри, — произносит Риддл снисходительно. — Ты хочешь, чтобы война закончилась, чтобы Пожиратели навсегда исчезли, а я был бы мёртв. Но ты не понимаешь одного. Война — это не вызов лично тебе, это не вендетта. Это всего лишь борьба за власть в стране, в которой ты живёшь. Ты думаешь, что можешь что-то изменить, сражаясь за то, что тебе, в общем-то, не нужно. Это политическая война, которая уже не имеет ничего общего с философским камнем, который ты бросился защищать, или с гибелью этого юного хаффлпаффца, в которой ты, кажется, до сих пор винишь себя.

— Я не понимаю, — обречённо шепчет Гарри, прикрывая глаза.

— Ты лишь символ сопротивления, как флаг или знамя. В бою ты ничуть не лучше какого-нибудь аврора. Но ты по-прежнему принимаешь на себя ненужную ответственность. Но это больше не твоя война. В ней ты только пешка. Ты думаешь, что ситуация может измениться, если ты вмешаешься, если будешь бросаться в гущу сражения или самолично подожжёшь несколько наших складов. Но это ошибка. Поверь, мало что изменится, если ты начнёшь жить, следуя не долгу, а своим желаниям.

— Да, я — рядовой боец, — внезапно разозлившись, вспыхивает Гарри, — да, я ничуть не лучше любого аврора, поэтому я не живу в огромном особняке, сверкая дорогими побрякушками и тряпками.

На лице Риддла появляется озадаченность.

— А что плохого в хорошей жизни? — спокойно интересуется он. — Дамблдор сделал из вас мучеников, заперев в старом тесном маггловском доме. Неудивительно, что после двух лет затворнической жизни ты прибежал к нам. Мои слуги тоже не лучше и не хуже любого аврора. Но я не считаю, что для поднятия боевого духа им нужно ютиться в грязных каморках. Они живут здесь так, как им нравится, и делают то, что хотят. У каждого из них просторная комната, сытная еда, вино, женщины, если нужно, и прочие приятные излишества. В обмен на это я требую лишь подчинения, и они беспрекословно выполняют мои приказы, потому что никто не хочет отказываться от такой жизни. И, разумеется, посылая моих людей на задание довольными и отдохнувшими, я уверен в том, что им без труда удастся одолеть горстку жалких измученных авроров. — Гарри признаёт, что он прав, и потому просто опускает голову. — Я веду к тому, что ты просто хочешь, чтобы тебе было плохо. Ты думаешь, что съев на ужин не кусок вкусного мяса, а постное рагу… — Риддл делает многозначительную паузу, и Гарри краснеет, вспоминая последний ужин в штабе, — ты принесёшь во имя победы великую жертву, но это не так. В этой войне ты уже не играешь значимой роли, а потому вполне можешь жить так, как заслуживаешь, а не так, как тебе позволял Дамблдор.

— Значит, я остаюсь, — подводит мрачный итог Гарри.

— Да, ты остаёшься, — кивает Риддл. — Но в связи с этим я бы хотел обговорить некоторые условия твоего пребывания здесь. Наверное, Марк уже говорил о том, что тебе запрещено покидать комнату без сопровождения.

— Да я и не могу. Комнату запирают.

— Это ненадолго, — небрежно отмахивается Риддл. — Ещё мне хочется, чтобы ты всё-таки следовал правилам и местному распорядку дня. Поскольку все едят вместе в этом зале, ты тоже должен спускаться сюда, в надлежащем виде. Несмотря на то, что мои слуги — Пожиратели, у нас всё-таки есть дамы, которым сегодня за столом ты испортил аппетит, надев свою старую рваную рубашку. Забудь о Дамблдоре, Гарри. Здесь мы не приветствуем напрасного мученичества — оно никому не нужно. Да, и если сегодня ты проигнорировал простую просьбу Марка переодеться, боюсь, с завтрашнего дня следить за соблюдением тобой правил придётся лично мне. Кстати, я специально приставил к тебе именно Марка, как самого нейтрального человека, к которому у тебя нет личной неприязни, как, скажем, к твоим одногодкам. Так что, думаю, у вас не будет проблем в общении. — Гарри лишь монотонно кивает, выслушивая эту речь. — И ещё кое-что. Наверное, ты уже заметил, что хамства мои слуги тоже не любят. Пока ты был в подземельях, я просил их не цепляться к тебе без причины, но неуважение ко мне они расценивают как личное оскорбление. Поэтому я бы хотел, чтобы в присутствии других ты обращался ко мне, как и остальные, без фамильярностей.