Маскарад (СИ)

— Посмотри на меня, — был отдан ему приказ. Юноша приподнял красное вследствие истерики лицо и невидящим взором уставился на Чжонхёна. — Поцелуй, — последовал еще один приказ, которому Ки беспрекословно повиновался. Саднившими, мокрыми, солоноватыми от слез губами он прикоснулся к его рту и мягко поцеловал, чувствуя, как Чжонхён закидывает его болтающиеся руки себе на шею. — А теперь крепко обними, — выдохнул тот ему в губы. И Ки беспрекословно выполнил требуемое, возрождаясь от тепла нежных соприкосновений губ. Прервав на момент поцелуй, Чжонхён приподнял его за ягодицы и, заставив обхватить себя ногами, вновь мягко прижал его спиной к стене. — Бомми, у тебя стоит, — прошептал он зардевшемуся Ки между поцелуями. — Тебе же нравится, когда тебе делают больно?

Ки помотал головой, продолжая его рвано целовать. Беспорядочно, с долей безысходности, в который раз теряя контроль над своими действиями и эмоциями.

— Нравится, я знаю, что нравится, — упрямо повторил Чжонхён, дразнящими движениями потираясь о ложбинку между ягодицами и слушая раздающиеся в ответ судорожные выдохи. — Сладенький Бомми, ты мазохист, тебе нравится, когда я тебя насилую, — получив в ответ еще одно упрямое мотание головой, он вовлек его в новый нежный поцелуй и, чуть приподняв, стал осторожно на себя насаживать. Ки испуганно сжался и попытался отодвинуться, но предсказуемо проиграл сильным рукам. Впрочем, прежней неестественной боли больше не было. — Мой сладкий, невинный мальчик, — фанатично шептал Чжонхён, успокаивающими движениями поглаживая влажную бархатную кожу. — Ангелы очистят тебя от моих грехов и обязательно заберут к себе, — он начал двигаться. — Я никому и ничему не позволю утянуть тебя вниз за собой. Никогда. Твое место на небесах. Тебе даруют крылья, такие же сахарно белоснежные, такие же сладкие, как и ты сам.

Ки простонал во весь голос и стукнулся затылком о стену. Он еще сильнее вцепился в его плечи, жадно глотая воздух и с трудом справляясь с наплывом своих и чужих ощущений. Чжонхён ткнулся носом в сгиб его шеи, продолжая неразборчиво бормотать что-то во влажный ворот так и не снятой рубашки и вбивая юношу в стену. С каждым безудержным толчком Ки все сильнее ударялся головой. С каждым выдохом все громче на все лады проклинал Чжонхёна. С каждым мокрым поцелуем заживо сгорал в лихорадке.

Простонав особенно громко какое-то нецензурное слово, внезапно появившееся на языке, он потянулся потной ладонью к своему ноющему члену, но был остановлен голосом Чжонхёна.

— Нет.

Ки с укоряющей обидой во взгляде посмотрел на него и все же подчинился, раскинув руки в стороны и опираясь ими о стену позади себя.

— Ты всегда будешь кончать без помощи со стороны, — прошептал тот ему в губы, — всего лишь от одной мысли, — горячий шепот переместился к красному от покусываний уху, — о том, как трахаешь меня до помутнения рассудка. Мстишь за все унижения, связав мне руки и лишив возможности двигаться. Вставив по самые яйца и заставив кричать от боли, — он сильнее вжимал безропотного юношу в стену. — Так ты хочешь. Сделать меня беспомощным, посадить на цепь, надеть на меня ошейник. Стать моим хозяином. Так, Бомми?

— Да, — хрипло проныл Ки, с готовностью двигаясь Чжонхёну навстречу и сходя с ума от произнесенных слов.

Ладони словно прилипли к стене, руки до онемения в пальцах напрягались, помогая Ки встречать желанные толчки. При всяком движении он выгибался, стараясь потереться членом о живот любовника и облегчить зверское мучение. Тонкая рубашка промокла и, казалось, намертво приклеилась к телу. Впившись ногтями в его ягодицы, Чжонхён с животной яростью насаживал на себя вспотевшего юношу, шепча ему в губы все бОльшие непристойности, давая нездоровую пищу воображению.

— Да, — повторил Ки. — Да, — просипел он, когда Чжонхён попытался ухватить языком сквозь мокрую ткань его рубашки торчащее в соске кольцо. Окончательно выбившись из сил, выгнувшийся Ки заорал что-то на всю комнату и сжался, увлекая за собой в оргазмический туман и партнера.

Размякший юноша жадно ловил ртом душный воздух, ощущая сладостную негу, разливающуюся по телу, и чувствуя, как Чжонхён прижимает его к стене всем своим телом. Его горячий лоб обжигал плечо Ки даже сквозь ткань рубашки, а тяжелое дыхание, минуя материал, проникало прямо под кожу — точно в бешено бьющееся сердце.

Чжонхён все так же держал его под ягодицами, не давая спустить босые ноги на пол, и юноша вяло подумал о том, что они двое выглядят довольно глупо, одетые всего лишь в мокрые от пота сорочки. Как только он умудрился удержать его? Ки еле-еле устоял бы на своих двух, а чтобы еще при этом и держать кого-то…

Подчиняясь этим мыслям, Чжонхён вышел из него, с трудом повернулся с юношей на руках к кровати и бросил его безвольное тело на упругий матрас. Из дутых одеял с громко пыхнуло чуть пыльным воздухом.

— Бляха, — простонал Ки.

— Бомми? — с сытой усмешкой склонился Чжонхён к лицу юноши.

— Что тебе, блядь, еще нужно?

— Скажи, как сильно ты меня любишь? — черные глаза хитро прищурились, отчего от самых их уголков в стороны солнечными лучиками разбежались редкие морщинки.

— Я тебя, сука, так ненавижу, что яйца поджимаются при каждом взгляде и трахаться тянет до усрачки, — капризно прохрипел Ки, ерзая на одеяле, потирая глаза руками.

Чжонхён поднял от него взгляд и многозначительно поглядел в глаза прижатой к стене девушки, так же тяжело цедившей воздух, как и юноша под молодым человеком. Ки лежал к ней головой и не ведал о существовании неслышимого зрителя, потому не считал нужным сдерживаться в выражениях. Впрочем, узнай Ки об этой скромной аудитории, он бы обязательно прибег к куда более тяжелой артиллерии, наплевав на все остатки правил приличия, в агонии вопивших где-то в закутке его памяти.

С такой позиции Одре была видна лишь растрепанная челка и аккуратный нос юноши, сам он полностью утопал в пышной перине, прикрытый полуобнаженным телом Чжонхёна. Ей тоже хотелось подвигать онемевшими конечностями, смахнуть с себя все демоническое колдовство, обрести видимость, дать юноше знать о себе, вытащить его из этих объятий. А не видеть то, что на всю жизнь отпечатается на внутренней стороне век. Она прочувствовала всю ту боль, через которую прошел ее друг, она ощутила, как сладко скручивало в судороге мышцы, она испытала мельчайшие оттенки эмоций. Оставшееся послевкусие.

— Зайка, — проговорил молодой человек, не отрывая глаз от девушки, в свою очередь завороженно глядевшей на те части тела Ки, которые пока были доступны ее взору.

— Да ебанный же в рот! — злобно задвигался нос, привлекая к себе внимание молодого человека. — Что еще?

Чжонхён склонился к недовольному носу и со смешком нежно клюнул его.

— Спи, малыш Бомми.

— А то я без тебя не знаю, что мне делать, — широкий зевок свел к нулю всю злость слов.

Чжонхён легко выпрямился и, словно не замечая собственного вида, направился к парализованной заклятьем Одре.

— Будь осторожна, Гарда, в своих играх.

========== Часть 51 ==========

— Добрый вечер.

Минхо поклонился и, умело пряча неуверенность, присел на свободный конец скамьи.

— Добрый, Господин, — его бархатный голос мягко провальсировал в воздухе и плавно опустился на землю.

— Прошу, отбрось всю эту чепуху со званиями. В конце концов, мы не один год с тобой знакомы.

— Знакомы, — кивнул Минхо, — однако же… ныне Вы совсем не тот, кем были прежде.

— Не буду отрицать. Ты не видишь во мне былого друга и товарища?

— Другом и товарищем этот человек перестал мне быть задолго до нашей повторной встречи. И все же к нему я был ближе, чем к Вам. Давно я замечал Ваш взгляд в его глазах, но несмотря на это не могу обращаться к Вам так же легко, как к нему, Господин, — густой голос звучал твердо и лишь тщательно отмеренная крохотная нотка извинения звучала в нем, не больше. — Не сочтите это за неуважение к Вашим желаниям.

— Хорошо, пусть будет так, — Чжонхён чуть склонил голову, принимая ответ. — Ты уже догадался, где мы находимся?