Лерка (СИ)

Уходи в другой район,

Потому что, если дома

Ты их будешь совершать,

Потрясенные соседи

Могут взять с тебя пример,

И тогда в твоем квартале

Невозможно станет жить.

(Г. Остер)

- И что ты ему сказал?

- Что он мне нужен.

- А он?

- А он не верит.

- И я его отлично понимаю, - Дашка разлила по кружкам чай, достала печенье.

- Даш, что мне делать?

- Это зависит от того, чего ты в итоге хочешь добиться.

- Я хочу быть с ним.

- Оп-па! – Дашка улыбнулась. – Влюбился?

- Влюбился… - кивнул я.

- М-да, папа меня убьет.

- Почему?

- Считает, что ты из-за меня такой распущенный.

- Ты поможешь?

- Но никаких гарантий, хорошо? – я опять кивнул. – Я-то не парень.

Ночью мы с Никитосом и Пашкой торчали под Леркиными окнами.

- Ты бы хоть лекала нормальные сделал, а? – бухтел Никитос, размешивая краску. – Мы же пишем, как курицы лапами.

- А мы будем стараться. Пашка, бери мелки, обводи контур.

- А что писать-то?

- «Лерка, я тебя люблю».

- А подпись?

- «Твой М».

- Так?

- Блин, ну ровно же надо, а у тебя строка вниз идет.

- Иди ты в задницу, - обиделся Пашка. – Пиши тогда сам.

Сам я не мог, почерк совсем караул.

- Ну, Пашка.

- Ладно. Ник, давай кисточку.

- Будет из окна второго этажа видно? – заволновался я.

- Слушай, тут и с пятого будет.

Открылось окно на первом этаже, и пронзительный женский голос разрезал относительную ночную тишину.

- Хулиганы, идите отсюда. Я полицию сейчас вызову.

- Мы ничего плохого не делаем, - крикнул Пашка.

- Вот у своего дома и не делайте.

- Давай быстрее, - поторопил Пашку Никитос. – Вдруг и вправду вызовет.

Пашка торопился. Буквы выходили не очень красивые, но понятные.

- Черт, менты, - шепнул Никитос. Мы озирались в поисках места, куда можно спрятаться. Не успели.

- Добрый вечер, молодые люди, - из машины вышли двое. Ну, все… - Жалоба на вас – шумите.

- Простите, мы не будем больше, - подал голос Пашка. Как самый коммуникабельный и наглый.

- Так, что у вас тут? Хм… асфальт портим? Оштрафовать вас?

- Не надо, - жалобно протянул я. Денег у меня не было совсем.

- Любовь? – я кивнул. - Она хоть красивая? - менты нам попались молодые.

- Вообще зашибись, - нервно хохотнул Пашка.

- И кто из вас «М.»?

- Я.

- Завтра смыть. Приедем, проверим.

Мы синхронно закивали.

- Все, валите тогда отсюда.

Повторять не пришлось.

Утром я ждал Леркиной реакции. Дождался.

- Миша, у тебя совсем мозгов нет? – и это вместо ответного признания. – Ты зачем это сделал?

- Прощения просил, - робко ответил я.

- Идиот, - и Лерка отсел за другую парту. План «А» не сработал, следовало перейти к плану «Б».

Я пришел к нему вечером с охапкой тюльпанов. С тюльпанами вообще удачно получилось, их тем вечером Дашке жених подарил, а у нее аллергия началась. Я, разумеется, вызвался пристроить букетище в хорошие руки.

Дальше порога меня не пустили. А букетом я получил по морде. Какое же счастье, что это были не розы! Стоило признать, что план «Б» тоже провалился.

О том, что Пашка играет на гитаре, я знал давно.

- Не пойду, нет, не проси. Нет и нет! И еще раз нет.

- А я Кристинке расскажу, в каких спорах ты участие принимаешь. И ты мне денег должен.

- Шантажист. Петь будешь сам.

- Не вопрос.

Нет, на самом деле я боялся. Слух у меня вроде есть, а вот голос… на любителя, скажем так.

К счастью, окно у Лерки было открыто.

Пашка заиграл, а я запел. Громко, с душой, фальшиво.

«Луч солнца золото-ого

Тьмы скрыла пелена-а.

И между нами снова

Вдруг выросла стена»*.

После первого куплета, когда я тянул «а-а-а-а-а», окно Лерка демонстративно закрыл, зато открыли соседи.

Я допел.

- Так, молодые люди, опять на вас жалуются, - те же менты.

- Весна, - философски заметил Пашка. – Коты в марте орали, Миха – в апреле.

- Что, не отвечает красавица взаимностью? – хохотнул один из ментов.

Я закусил губу и покачал головой.

- Ладно, валите отсюда.

Мы свалили. Опять провал.

- Я не знаю, что делать, - жаловался Дашке. – Сердечки на асфальте рисовал, цветы дарил, серенаду под окном пел, а ему все равно. Не могу больше.

- Скажи ему в лицо. Поговори с ним.

- Да говорил уже.

- Это ты тогда говорил. Спроси у него прямо, чего он хочет.

Пожалуй, это имело смысл.

Я пристал к Лерке на перемене.

- Нам надо поговорить.

- Господи, опять? – устало спросил он. – Тебе не надоело надо мной глумиться? Не насмеялся еще?

- Я не смеялся, - ответил тихо. – Я всерьез.

Мы стояли возле туалета, в рекреации болтался народ, но мне не было никакого дела ни до кого, кроме Лерки.

- Всерьез?

- Я люблю тебя, - за эти дни я так измучился, столько раз представлял себе, как признаюсь, что слова вырвались как-то сами собой.

- Не надо, Миша.

Я схватил его за плечи, тряхнул легонько.

- Если ты ко мне хоть что-то чувствуешь, дай мне шанс.

- Ты жалок, - прошептал он. Я на мгновение поверил. Пока не посмотрел в глаза. Он хотел мне верить, хотел и боялся. И в этом была лишь моя вина.

- Я никогда тебя не предам, клянусь. Давай попробуем? – я впечатал его спиной в стену и поцеловал. Спустя мгновение, показавшееся мне вечностью, Лерка ответил. За моей спиной Пашка и Никитос гоняли зевак, но я этого даже не слышал.

Алгебру мы прогуляли. Сидели в обнимку на скамейке в пустом сквере.

- Ты меня простишь?

- Прощу. Первый и последний раз, Миша. Еще раз устроишь такое безобразие, как в эти дни…

- Я знал, что ты не останешься равнодушным, - довольно улыбнулся я.

- О-о! – закатил глаза Лерка. - Началось.

Я рассмеялся, уткнувшись носом ему в ухо.

- Жутко по тебе соскучился. А ты?

- Ты так донимал меня своим вниманием, что я не успел.

- Правда? – вышло как-то жалобно.

- Миша, ты идиот, - Лерка погладил меня по голове. – Конечно, я соскучился. Очень.

- Ты меня любишь?

- А ты не обнаглел ли?

- Любишь? – я покрывал поцелуями его шею.

- Да-а.

- «Да, люблю» или «да, не останавливайся»?

- Люблю, не останавливайся, - простонал Лерка.

Кажется, это был самый счастливый момент в моей жизни.

- Ты будешь со мной встречаться?

- А что я делаю, по-твоему? – я полез руками ему под рубашку. – Буду.

- То-то же! – улыбнулся я.

–––––—

* http://www.youtube.com/watch?v=jbsuLAeFwRU

========== Эпилог ==========

Если твой сосед по парте

Стал источником заразы,

Обними его - и в школу

Две недели не придешь.

(Г. Остер)

На выпускной у меня были планы. И я, признаться, нервничал. Не то, чтобы терзали сомнения, нет, я намерен был довести задуманное до конца, однако было страшно и почему-то чуточку стыдно.

Но ведь Лерка не стонал бы, не подмахивал, не просил еще, если бы ему не нравилось, так? Значит, нет ничего страшного в том, чтобы подставиться? Тем более тому, кто любит и лучше руку себе отрежет, чем сделает больно.

Лерка и словом не обмолвился, что хотел бы меня таким образом, думаю, из-за моего темперамента и некоторой непредсказуемости. Понятия не имею, что бы я ему ответил, признайся он в таком. Но я ведь не слепой и не глухой, видел и слышал, как он реагировал на откровения Никитоса, когда тот рассказывал, что Борисыч ему дал, и что после выпускного они перестают скрываться и будут жить вместе.

Я посмотрел на себя в зеркало, еще раз поправил галстук, одернул пиджак.