Проклятые (СИ)

========== Глава 3. ==========

После истории в Эдинбурге для Шерлока все меняется. Он больше не ждет встречи со своим избранным, не ищет Хэмиша в каждом попавшемся на пути человеке. Он боится Хэмиша. Ведь если после расставания с Джоном так болит сердце (до сих пор болит сердце!), что же будет, если он потеряет Хэмиша? Шерлок боится думать о смерти, потому что уверен – будет хуже, а хуже после ухода Джона только смерть. Шерлок живет в сером унылом мире и ничто более не радует его. Ему скучно. Дедукция, призванная найти Хэмиша, оказывается ненужным грузом. Шерлок с трудом заставляет свой мозг не работать, молчать, не анализировать, не искать избранного, но это так трудно, так чертовски трудно. Шерлок замечает, что былые радости и горести больше не трогают. Он живет механически, плывет по течению, не сопротивляясь, отдавшись тупой ноющей боли в области сердца. Но это НЕВЫНОСИМО. В пятнадцать лет он начинает резать себя, закрываясь в ванной, заглушая боль душевную болью физической. Короткие всполохи боли помогают двигаться дальше, как-то существовать. Порезы на бедрах и животе, постоянно напоминающие о себе, доставляют Шерлоку какое-то тайное болезненное удовольствие, а выступающая кровь напоминает о прошлом. Шерлок смотрит на просачивающиеся алые капли и видит другую кровь, не свою. Первым о проблемах Шерлока догадывается Майкрофт, будь он неладен, когда приезжает домой погостить. Шерлок бесится, швыряет в брата и родителей все, что попадает под руку, но в итоге его все же заставляют ходить к психиатру. Сеансы заканчиваются госпитализацией, потому что Шерлок адски несносный пациент. Он излагает все, что видит вслух, не считаясь с тайной личности собственного доктора. Его кладут в подростковое психиатрическое отделение и пичкают таблетками. Шерлок сбегает трижды, продолжая резать себя, потому что только так он может жить дальше. В семнадцать лет Шерлок поступает в Лондонский университет. Родители надеются, что самостоятельная жизнь и интересная учеба (Шерлок выбирает химию) повлияют на него благотворно. Но все становится еще хуже, потому что Шерлок встречает Виктора Тревора. Именно Виктор в первый раз угощает Шерлока дурью. Наркотики оказываются лучшим способом, чем порезы, помогающим приглушить душевную боль, чья причина давно уже полузабыта под действием лекарств и самовнушения. Шерлок погружается в мир дурмана с полной отдачей, и вот уже боль в сердце почти не слышна. Только отупляющее равнодушие на трезвую голову и фантастические грезы, восхитительные миры и образы под наркотой. Шерлок живет от дозы к дозе, испытывает отвращение к серой обыденности, когда выныривает на поверхность из очередного видения, и погружается обратно с радостью, торопливо, боясь возвращения прежней боли. Шерлок, и без того не плотный по конституции, становится похожим на ходячий скелет. Родители опускают руки, наблюдая за тем, как гибнет их младший сын, и только железные нервы и воля старшего способны загнать Шерлока в очередную закрытую лечебницу. Шерлок мучается реальностью, изнывает от скуки и боли и сбегает, проявляя чудеса изобретательности. Майкрофт раз за разом вылавливает Шерлока в темных закоулках лондонского дна и вновь помещает на лечение. Это длится с небольшими перерывами три года. К двадцати годам Шерлок подходит наркоманом с длинным списком госпитализаций.

Шерлок выходит от дилера, зажав в кулаке несколько таблеток. То и дело облизывая пересохшие губы, он бегает беспокойным взглядом по проходящим мимо людям. Том, охранник в супермаркете, утром поссорился с женой, играет по воскресеньям в покер. Алекс, аптекарь, две дочери-близняшки и собака-колли, заядлый курильщик и киноман. Дик, зеленщик, а по совместительству контрабандист и любитель девочек по вызову. Генри, учитель в начальной школе, имеет кошку и двух любовниц, бегает по утрам в парке и регулярно сдает кровь. Шерлок пытается заглушить внутренний голос, но он не затыкаем, выкладывая сведения о тех, кто попадается навстречу. Шерлок сворачивает в подворотню и забрасывает в рот таблетку. Сразу же становится легче, будто у телевизора прикрутили звук. Голос в голове все еще выдает информацию об окружающих, но как-то вяло и без прежнего энтузиазма. Шерлок мстительно ухмыляется, зная, что через некоторое время на этот унылый мир с населяющими его идиотами наслоится другой, яркий, самобытный, местами пугающий, но совершенно ИНОЙ. Шерлок ждет его с нетерпением, как ждет ребенок перед сном новую сказку от мамы. Вечереет, Шерлоку нужно добраться до той дыры, которую он называет домом, если он не хочет заночевать на улице в какой-нибудь канаве или загреметь в полицейский участок за бродяжничество. Спускаясь в метро, Шерлок ощущает приход ИНОГО мира. Реальность начинает двоиться, собственные движения кажутся смазано легкими, а голова как никогда пустой, готовой заполниться новыми образами, запахами и звуками. Ноги тяжелеют, но Шерлок старается идти ровно, чтобы не быть задержанным охранниками метрополитена. С трудом ориентируясь в размывающемся мире, Шерлок выбирает нужную платформу со стоящим электропоездом. Заходит в открытую дверь полупустого последнего вагона и садится на ближайшее сидение. Двери закрываются, и поезд трогается с места. В уши вползает адский шум, трансформируясь в какое-то горное эхо. Шерлок оглядывается, замечая Карла, плотного с залысинами мужчину, бывшего военного, а теперь охранника на каком-то полусекретном объекте, благообразную старушку с болонкой на руках, одинокую и в легком маразме, девочку с мамой и Джона, студента-медика (выпускной курс, не иначе). Шерлок с легкой усмешкой думает, что имя Джон слишком распространенное, в отличие от Хэмиша, чтобы сердце в который раз зашлось в глупом заполошном стаккато, закрывает глаза, пытаясь сконцентрироваться на изменении звуков движущегося поезда в нездешнее нечто. Под веками он видит радужные всполохи, какие-то золотые искры и огромные тени. Губы растягиваются в мечтательную улыбку. Шерлок предвкушает новый вариант ИНОГО мира, гадая, каким он будет.

Мощный толчок и ворвавшийся в горное эхо грохот заставляют его открыть глаза. После многоцветия фантазии накачанного наркотиками сознания, тьма, прорезаемая редкими белыми вспышками, поначалу ослепляет. Тупая боль в затылке и где-то у виска заставляют Шерлока разобраться, что же происходит. То, что он лежит на полу вагона метро – вполне очевидно, хоть и непонятно. То, что вагон стоит, вместо того, чтобы двигаться заданным курсом, тоже не требует доказательств. Шерлок проводит по лицу рукой, ощущая нечто липкое и теплое, подносит ко рту и, лизнув, понимает – кровь.

- Не трогай себя, у тебя рана, можешь внести инфекцию, - слышит он чей-то голос, а потом в белых коротких вспышках видит склонившийся над собой силуэт, - похоже головой приложился, дай обработаю, - умелые руки быстро и споро стирают с лица кровь дезинфицирующей салфеткой, прижигают чем-то рану на виске и закрывают ее пластырем.

- Что случилось? – Шерлок с трудом ворочает языком.

- Кажется, был взрыв, - отвечает голос, - поезд остановился. Можешь сесть? Как себя чувствуешь? Мне надо других осмотреть.

- Ты студент-медик, - вспоминает Шерлок, - Джон.

- Да, точно, мы знакомы? – в голосе сквозит удивление.

- Вряд ли, - Шерлок упирается руками в пол и садится, - я просто… - объяснения остаются не озвученными, потому что Джон уже перебирается к старушке с собакой.

Шерлок ощупывает затылок, надеясь, что это всего лишь шишка. По крайней мере, крови нет. Голова кружится. Боль и мельтешение неисправной лампы усугубляют плохое самочувствие. Шерлок закрывает глаза, прислоняясь спиной к сидению. Ему совсем не интересно суетиться и помогать Джону в поисках живых – альтруизм не входит в число его достоинств. Кажется, он давно лишился последнего из недлинного некогда списка. Шерлок проваливается в состояние полудремы, чтобы вернуться в измененную реальность, куда более занимательную чем окружающий мир, но боль в затылке отвлекает, не дает сконцентрироваться на переходе в другое измерение, и Шерлок, нащупав в кармане заветную таблетку, отправляет в рот еще одну. Передозировки он не боится – наркомана не напугаешь посулами рая. Боль постепенно отступает, а на ее место приходит заторможенность и сонливость, сопровождаемые постепенным проявлением глубоких цветов, проникающих в этот мир из подсознания.