Сашенька (СИ)

– Почему? – я, в слепой надежде найти хоть отголосок чувств в этом человеке, пытаюсь докричаться до него.

– Что ты хочешь услышать? – взрывается Михель. – Что в постели с тобой мне не интересно? Что я предпочитаю парней? Зачем? И так же все понятно. Саш, я пытался, но ты слишком… слишком девушка, чтобы у нас могло что-то получиться.

– Слишком девушка? – меня волной накрывает истерический хохот. – Михель!– сквозь смех и слезы кричу я. – Михель, что же тебе нужно? Тебе не нужен был Саша, потому что он парень, тебе не нужна я, потому что я девушка. Михель! – И жесткая хлесткая пощечина обжигает мое лицо. От неожиданности я затыкаюсь.

– Саша? Что ты о нем знаешь?

– Михель! О нем я знаю все! Нет у меня ближе человека. И мне сейчас до самого донышка горько и больно, что он ради тебя, ради труса и ничтожества, отдал самое дорогое. И мне стыдно. Мучительно стыдно, что и я для тебя готова была сделать то же самое.

Выскочив из квартиры, я, спотыкаясь о ненавистное платье, мчался не разбирая дороги. Вылетел на середину дороги, резко остановился. Мимо пролетали машины. Я застыл словно истукан, не в силах пошевелиться, и в глазах замелькали страшные кадры. Как перехожу дорогу, радуясь теплой погоде, наступающему лету, и как внезапно мой слух разрезает страшный визг тормозов. Резкий взрыв боли в бедре, меня подкидывает, и я падаю на капот машины, и тело, взрываясь страшной болью, погружает меня в холодный мрак. Меня трясет. Санька! Надо увидеть Саньку. Это мысль, пульсирующая и яркая, неоновой рекламой бьется в голове. Помогая мне сделать первый шаг. И я покрываюсь холодным липким страхом. Еще шаг. Страх скручивает желудок. Еще один шаг, и мое сердце бьется как сумасшедшее, кажется, оно не выдержит. Но я делаю следующий шаг и, отчаянно вцепившись взглядом в ограничительный столбик дороги, иду к нему словно завороженный. Шаг и еще чуть-чуть. Коснувшись рукой полосатого столбика, я опускаюсь рядом с ним, руки ходят ходуном, губы искусаны до крови. Но сидеть некогда. Санька. Нужно сейчас. И я направляюсь в сторону больницы. Ночная медсестра с недоумением смотрит на меня – вечернее платье с заляпанным подолом и растрепанная прическа, – но встретившись с моим ошалевшим взглядом, молча пропускает меня в палату к Саньке. Я в изнеможении отпускаюсь на кровать, смотрю на безмятежное лицо, и нежность разливается в моей груди, какая-то безграничная, теплая, плещущая через край. Я беру в свои дрожащие руки его пальцы и тихо реву, целуя каждый палец. Броня у моего танка точно треснула. И вдруг мои пальцы пожимают в ответ. Совсем чуть-чуть. Я поднимаю глаза и тону в этом взгляде. Взгляд, переполненный радостью и такой же безграничной нежностью. Я тихонько укладываюсь рядом с Санькой, оплетая руками, и концентрированное чувство счастья топит меня. Теперь я знаю, точно знаю, что все будет хорошо.

– Доброе утро, Сань, хоть сейчас и ночь, как ты долго спала. Я без тебя совсем запутался.

– Как хорошо, что ты здесь, Саш. Я все время думала, пока была там, какой ты. Покажешь? – голос Саньки хрипит и сипит на все лады.

– Конечно, подожди, – я вытаскиваю зеркало из тумбочки и подношу его к лицу Саньки.

– Ух ты! Мне больше повезло, чем тебе, – Санька подмигивает мне лукаво.

– Ничего подобного! Это я сегодня немного не в форме. А вообще я такая красотка.

– Да, пришлось тебе попотеть – фыркает в ответ Санька.

И до утра мы тонули в горячем полушепоте, не могли оторваться друг от друга. Под утро я уснул, крепко стиснув в свое руке лапку Саньки, боясь отпустить ее даже на минуту. Проснулись мы разом от разрывающегося от звонков телефона.

– Йолки, – я подпрыгнул на кровати. – Это мама-Лена, – я виновато покосился на Саньку. – Волнуется.

– Даааа…. Брат, ты встрял. Иди домой. Успокой их как-нибудь.

– Я быстро, туда-обратно.

– Это вряд ли получится – захихикала Санька. – Ты же дома не ночевал. Все, недельная паника тебе обеспеченна. Саш… может, скажешь маме правду?

– Правду? – моя челюсть скользнула на пол. – Сань, ты чего? Нас же в психушку отправят.

– Да нет. Ты не так понял. Правду, где провел ночь. Про меня… приведи ее сюда? Я так соскучилась.

– А это идея. И что скажем?

– То же самое, что твоей маме.

– Все, заметано, – я нежно поцеловал Саньку в лоб, поправил одеяло и отправился с повинной к родителям.

Слушать меня, конечно, никто не стал: мама-Лена, причитая, пила сердечные капли, отец молча впечатывал слова обвинительной речи ударами ладони об стол. А я ждал, когда родители иссякли, я не смог скрыть сияющей улыбки, повис на шее у мамы-Лены. Выпаливая со скоростью автомата нашу легенду. Заметил, как недоумение на лицах родителей сменяется облегчением, и они, к концу объяснений уже разделяя мою радость, соглашаются познакомиться с Санькой.

В школу я летел. Вцепившись в руку Федечки, я выволок его из класса, и, сияя как новогодняя гирлянда, выпалил:

– Санька проснулся!

– Когда? Как?

По лицу парня пронеслась гамма чувств от восторженной радости до страха.

– Ночью, Федь, – я тревожно вглядывался в глаза парня. – Феедь, ты чего?

– Саш, я рад, правда, рад, – но в голосе плескалась горечь. – Просто… теперь я не знаю. Мне, наверное, не стоит больше приходить?

– Но почему? – искренне не понимал я.

– Я боюсь, – Федечка совсем сник. – Понимаешь, я жил надеждой, вдруг… Нет, не могу. Сань, извини.

Федечка, развернувшись, ушел, оставив меня в глубоком ступоре. Что происходит? Как так можно в шаге от «сбычи мечт»?

Вечером после того, как родители, потоптавшись и совершенно смутившись от искренней радости Саньки, ушли домой, я пристроился рядом.

– С меня скоро плату будут брать за проживание тут, – фыркнул я.– Мама была?

– Да. – Сашка смутилась. – Как ты все это пережил? Мне жутко страшно, как только подумаю…

– А ты не думай, Сань, – живи. А там по ходу пьесы как-нибудь разрулим. Федечка тебя боится, – некстати вспомнил я.

– Понимаю.

– Да? А я вот ни хрена не понимаю, Сань, как так можно? Не рискнув, не попробовав даже?

– Саааш, ну что ты как в пятую точку клюнутый. Не все же такие как ты, хватай и беги – хихикала Санька.

– Я бы тоже со страху умерла. Если бы любимый трупик ожил.

– Даже не вздумай бояться, я рядом. Я помогу, – я бережно обнял Саньку, уткнулся в макушку и пробубнил.– Я завтра к тебе приду, будем думать, как жить дальше.

Все остальные дни до выписки мы подробно разрабатывали план вхождения Саньки в жизнь. В отличие от меня Санька была робкой, беззлобной и абсолютно беззащитной. И я искренне сходил с ума от страха при мысли о том, каково ей придется в моей шкурке. Я себя так накрутил, что в день выписки готов был стать ее личной тенью. Проводив ее с мамой домой, я побродил по своей комнате, с любовью осматривая фрагменты моей старой жизни. Потом еще часа два постоял под окнами. Так, для профилактики. И скрепя сердце отправился домой. Каждую свободную минуту мы пытались проводить вместе. А после того, как мама немного успокоилась, и Саньке было позволено выходить из дома, мы приехали в дом ее родителей. Зайдя в свою комнату, Санька будто лаская и здороваясь перебирала свои старые вещи. Подняв на меня затуманенные слезами глаза, прошептала: