Страсти по Казимиру (СИ)

      — Тимур… Это же ерунда.

      — Я не могу здесь. — Гость с бронзовым телом с ненавистью посмотрел на кота, что сидел рядом со своим хозяином, успев занять место, где только что сидел Тимур. — Прости… Не могу. Переезжай ко мне!

      — Но… — Илья тоже посмотрел на Казимира… — Зачем я там тебе? Я просто могу приезжать.

      — Я похож на того, кто будет ждать разовых перепихов? Я не такой человек; если есть тот, кто мне нужен, пусть он будет рядом. Да и дело не только в сексе… не так ли? Переезжай ко мне! Что тебя держит в этой квартирке?

      — Но… Казимир…

      — Это проблема?

      — Н-н-нет, не проблема… — запнулся Илья. И отвернул взгляд от кота, оттолкнул его морду от себя.

      — Илья! — Тимур вдруг превратился в того самого повелителя Орлиных гор. Он уже практически застегнул рубашку, развернулся к голому, растрёпанному, растерянному хозяину квартиры: — Прямо сегодня! Поехали? Решайся!

      — Поехали.

      — Ты меня не понял! Давай соберём вещи! Твой компьютер, твои работы, всё, что для тебя важно, и уедем. Так, чтобы совсем! Враз! Без тягомотины сомнений!

      — Сейчас? Ты хочешь, чтобы мы поехали прямо сейчас?

      — Да!

      — Но…

      — Хорошо, я понял. Я пойду. — Он продолжил надевать часы, потом галстук, потом пиджак, потом туфли… и всё очень быстро, не давая времени остановиться, ускоряя его колёсики… Он сейчас уйдёт. «Так и просрёшь свой шанс!» — загудело в голове у Ильи.

      — Я согласен, — тихо сказал Илья. — Поехали.

      И время остановилось и даже медленно закрутило назад. Тимур улыбнулся и шагнул в комнату.

      — Ты знаешь, что ты удивительный? Я буду тебе помогать…

      И дальше время опять понеслось вскачь. На все сборы хватило сорока минут: Тимур разобрал компьютер и перетаскал все составляющие рабочего места в машину, одетый «в доброе» Илья накидал лучшие вещи в большую сумку и растерянно оглядывался: что бы ещё взять?

      — Мы возьмём ещё твои работы и твою коллекцию: нехорошо оставлять их в одинокой квартире. Во-первых, опасно, во-вторых, неправильно… — подсказал Тимур, стряхивая с пиджака аппаратурную пыль.

      — Думаешь? — как-то автоматически ответил Илья и полез в шифоньер. Упаковал в большую серую папку несколько энгровых листов (не все) и торжественно вытащил зелёную папку с надписью «ИЛиЯ Комакадемии, Ленинград». Посмотрел на серпасто-молоткастые тарелки: — Фарфор оставим здесь!

      — Или позже заберём, — добавил Тимур, подхватил обе папки и понёс в машину.

      Илья остался один в комнате: такой пустой без глаза монитора и с провалом гроба-шифоньера. Оглянулся, увидел Казимира. Кот был возбуждён, он ходил туда-сюда по подоконнику, нервно дёргал хвостом. Что-то кольнуло за грудиной, но Илья заставил себя не думать. Он взял со стола телефон, набрал.

      — Варь, привет!.. Ты не уехала ещё?.. Когда?.. Я рад за тебя!.. Здорово!.. Варь, я, собственно, зачем звоню. Ты говорила, что я могу Казимира к тебе на дачу увезти. Сестра-то там у тебя?.. Нет?.. А где?.. А-а-а… Так я могу ей отдать?.. Да, я уезжаю к нему… Нет… Нет… Да… Спасибо… Да… Я потом тебе позвоню, расскажу… Хорошо, собирайся! Ты позвони своей сестре насчёт меня. Прямо сейчас! Слышишь?.. Ага… Да, я помню её адрес, там ведь на первом этаже направо?.. Хорошо… Конечно счастлив… Спасибо тебе! Целую!.. Пока.

      Илья накинул куртку, засунул в её карман телефон и зарядку для него, проверил, здесь ли кошелёк, и решительно подошёл к подоконнику. Снял подвижное, пушистое тельце, прижал к себе и, по-прежнему избегая кошачьего взора, поспешно направился вон. Казимир замер в его руках, но маленькое сердце вдруг отчаянно застучало, и хозяин это чувствовал. Хлопнула дверь.

      Комната вновь наполнилась немотой стен и плавностью времени. Только сейчас эта немота была совсем мёртвая и безнадёжная. Весело было лишь на тарелочках, что смотрели оптимистическо-историческими фразами с полки: «Кто не работает, тот не ест», «Капитан страны Советов ведёт нас к новым победам!», «Запишись в ОСОАВИАХИМ!», «Будущее за нами!» Всё вокруг сомневалось в последнем…

Часть 4

      В машине Тимур принялся рассказывать о какой-то Гертруде Ивановне — богемной старушенции, знатоке русского авангарда, искусствоведе и коллекционерше, основательнице музея в доме Матюшина. О том, что он уже поговорил с ней, о том, что она просто-напросто не поверила в существование папки с неизвестными эскизами к «Победе над Cолнцем». Илья не особо слушал, сумбур в голове и какой-то шум падающих камней мешал сосредоточиться. Да ещё и Казимир дрожит у него на груди, крутит головой, медленно подбирается выше и выше. Похоже, разодрал футболку… Илья уверял себя, что эта кошачья дрожь-паника вызвана страхом перед улицей, перед незнакомым кожаным нутром машины, ведь Казимир — домашний кот, негулящий…

      А Тимур гнал машину по улицам и проулкам как сумасшедший. Должно быть, опасался, что Илья передумает, что это царапающееся существо на его груди как-то уговорит его вернуться. Ехать нужно было на окраину города, туда, где вонючие хрущёвки соседствовали с новенькими, ипотечными, но и такими же безликими высотками спального района. И улицы были за Тимура — ни одной пробки на дороге, ни одной еле передвигающейся уборочной машины, только зелёная улица и безлюдные пешеходники. Время от времени Тимур ободряюще пожимал предплечье Ильи или касался шеи, чуть ниже уха. Того это действительно укрепляло и внушало уверенность и предвкушение счастья. А, как известно, предвкушение счастья самый сильный мотиватор — и самый глупый…

      Младшая сестра Илюхиной приятельницы — Манька или, как её называла Варвара, Манон. В отличие от сестры Манька была стройной и привлекательной, хотя красота уже поистаскалась, алкогольно припухла местами, полиняла от нездоровой пищи и дешёвой обильной косметики. По профессии Манька была никем: розовая мечта детства быть примой-балериной сорвалась ещё на старте, так как в общем-то небесталанная девочка уже в балетной школе проявила нетерпимость к боли и нудным плие, повышенное чувство собственного достоинства по отношению к грубости педагогов, а позже ещё и слабость на передок. Разочарование «сценой», как томно выражалась Манон, низринуло её на дно богемной жизни. На самом деле ни сцены, ни богемной жизни она не видала, с миром искусства её связывало только родство с успешной сестрой. Варвара всегда радушно помогала ей, жалела, лечила, верила в неё. И Манька этим откровенно пользовалась: нигде не работала, пила под личиной депрессии, истерично влюблялась и потом дралась со своими сожителями, подворовывала в гипермаркетах, влезала во всевозможные кредиты и сомнительные артпроекты…

      «Рендж ровер» Тимура еле втиснулся на площадку около Манькиного дома. Местный алкаш пробудился от такого железного дива и загипнотизированно уставился на машину. Тимур притянул к себе Илью и поцеловал в губы, как обозначил: