Индийская страсть

Будучи преданной своему андалузскому происхождению, Анита не пропускала ни корриду в Сан-Исидро, ни ярмарку в Севилье, а случалось, что совершала паломничество в Росио, где получала большое удовольствие, оказываясь в самой гуще своего народа. Лошади, набожность, музыка и танцы… Чего еще она могла желать?

Когда Анита окончательно обосновалась в Испании, она стала бывать в обществе тореадоров и, по слухам, которые она никогда не подтверждала, даже влюбилась в Хуана Бельмонте, знаменитого тореадора Севильи, тогдашнего мифа Испании. Но она старалась не разглашать свою личную жизнь из страха, что махараджа урежет или вообще отменит ей пенсию.

Уже привыкнув к новой жизни, Анита отдавала себе отчет, что не сможет забыть Индию. Обычные разговоры вперемешку с салонными сплетнями, которые велись на светских вечеринках в Европе, казались ей скучными по сравнению с историями об охоте на тигров или рассказами о поездках верхом по горам Кашмира, оживляющих время, проведенное ею на субконтиненте. В холодные туманные дни, столь частые в Париже и Лондоне, Анита вспоминала о колком и прозрачном воздухе зимнего Пенджаба; о бледно-зеленых рисовых полях; о ее саде, где розы, туберозы и бугенвиллеи росли в изобилии, а воздух был насыщен ароматом фиалок. Она вспоминала свои прогулки по полям, «время коровьей пыли», когда в деревнях от керосиновых ламп поднимался дым, огромные равнины, оглашавшиеся криками птиц и ревом животных, звон колокольчиков на повозках, запряженных быками, шум дождя, барабанящего по крыше во время сезона муссонов. Она часто вспоминала о Далиме и грациозных индианках, о попрошайках и отшельниках, о роскоши и грандиозных представлениях на спинах слонов. Постепенно стала забываться неприятная сторона жизни в Индии: нужда, жестокость каст и ужасная бедность. Стирались в памяти горестные ночи, когда она сидела возле Аджита, мучившегося от боли; одиночество жизни во дворце и нежелание женщин зенаны признавать ее; невыносимая жара; страх укусов змей и отравления; страх заболеть и страх перед самой Индией.

У нее была такая сильная ностальгия, что много лет спустя, уже будучи зрелой женщиной, Анита приказывала своим двум служанкам одеваться так же, как это делали слуги в Капуртале, и подавать ужин в ее мадридском доме в белых перчатках даже в разгар лета. Анита выходила к ужину, никогда не опаздывая, минута в минуту, правда, в халате и с бигуди на голове. Она ужинала сама, погрузившись в воспоминания о сказочной жизни, которая уже никогда не вернется.

Несколько раз Анита пыталась предпринять поездку в Индию, но ей так и не удалось получить визу у британских властей. Она никогда не узнала, что за этим постоянно отрицательным ответом стоял махараджа. «Его Высочество лично заинтересован, чтобы Прем Каур не приезжала в Индию, поскольку, как он говорит, она вызывает возмущение спокойствия в домашнем кругу. Таким образом, мы ходатайствовали перед министерством иностранных дел не предоставлять испанке возможностей для приезда», — говорилось в письме, подписанном неким М. Бакстером, руководителем политического отдела посольства Индии в 1937 году.

Но махараджа неустанно следил за ней, когда она ездила по Европе. В конце концов они стали добрыми друзьями, находились в постоянном контакте и обменивались новостями через Аджита, который часто путешествовал между Европой и Индией. Даже на расстоянии махараджа присутствовал в ее жизни до последних дней. Первые телеграммы с соболезнованиями, которые она получила по поводу смерти отца в 1931 году, а затем и в связи с кончиной доньи Канделярии, пришли от махараджи. Верный традиции защищать женщин, которые были в его жизни, Джагатджит Сингх всегда заботился о благополучии и безопасности испанской рани. Как только в Испании началась гражданская война, он поместил ее вместе с племянницей Викторией в одну британскую гостиницу, а позже, когда разразилась Вторая мировая война, через британское посольство организовал переезд обеих в Португалию, где они жили до конца конфликта. Недаром донья Канделярия любила повторять: «Этот человек — настоящий рыцарь».

До конца своей жизни махараджа не переставал делать попытки заменить Аниту другой европейской рани. Чувственный и влюбчивый, он был идеальной целью для некоторых беспринципных женщин, которые влюблялись в его деньги больше, чем в него самого. Арлетт Серри была одной из них.

Махараджа следовал за ней, как собачонка на поводке. Подолгу находясь в своем парижском особняке «Павильон Капурталы», Джагатджит Сингх, преданный Арлетт душой и телом, пытался убедить ее согласиться на брак с ним. Однажды ночью, в пятницу, министр Джармани Дасс застал Индера Сингха за чтением молитв. Капитан гвардии читал вслух абзацы из священной книги «Грант Сахиб». На вопрос, зачем он молится в столь поздний час, Индер Сингх объяснил по секрету, что он просит Всемогущего дать махарадже сексуальную силу и крепость, прежде чем тот проведет ночь с Арлетт. На следующий день Дасс не осмелился спросить, каков результат его молитв, но, получив чек в десять тысяч франков без всякого объяснения со стороны махараджи, он понял, что Бог услышал мольбы начальника его охраны. Будучи удовлетворен своими сексуальными успехами, махараджа разбрасывался деньгами в соответствии с чином каждого, награждая министров, секретарей, адъютантов и слуг. Арлетт, которая блистала в великолепных драгоценностях от Картье и купалась в роскоши, получала львиную долю.

В конце концов француженка устала обворовывать его и бежала в Париж с женихом, корреспондентом одной аргентинской газеты, о котором никто даже не догадывался, поскольку осторожная любовница махараджи держала свои отношения с газетчиком в тайне. Джагатджит Сингх остался с носом.

Вскоре после этого он познакомился в Каннах еще с одной француженкой, Жермен Пеллегрино, женщиной, у которой было все: красота, ум и культура. Хотя она с самого начала предупредила его, что была помолвлена с самим Реджинальдом Фордом, наследником американской автомобилестроительной компании, махараджа пригласил ее в Капур-талу и принял там со всеми почестями. Долгими часами они разговаривали о политике, истории, искусстве и стали друзьями. Они продолжали встречаться в Париже, и вскоре махараджа по уши влюбился в нее. «Я хочу, чтобы вы стали моей махарани», — осмелился он сказать ей однажды. Жермен сделала вид, что очень удивлена, а на ее лице отразилось не то возмущение, не то оскорбленное самолюбие. «Как можно, сударь, если Реджи — мой жених?» — ответила она ему. «Махараджа был подавлен отказом Жермен, он пережил настоящую агонию любви, — вспоминал Джармани Дасс. — Он приказал мне сделать все возможное, чтобы убедить женщину выйти за него замуж, иначе он покончит с собой». У Дасса ничего не получилось, но махараджа не убил себя. Когда Джагатджит узнал о свадьбе своей любимой с Реджинальдом Фордом, он отправил ей из Капурталы необычайно ценное колье старинной работы как подарок ко дню рождения.

В благодарственном письме от Жермен говорилось: «Спасибо за великолепное колье, которое я с удовольствием принимаю как подарок к свадьбе».

В 1942 году махараджа все-таки женился. Его избранницей стала чехословацкая актриса театра, с которой он познакомился в Вене за шесть лет до этого. Евгения Гроссуп, высокая, светловолосая, с большими голубыми глазами, была, как и Анита, из бедной семьи и отчаянно барахталась, чтобы удержаться на плаву. Но она обладала совсем другим характером: слабая, робкая, не умеющая вести себя в светском обществе. Во всем остальном ее история очень походила на историю испанки: Евгению отвергали и презирали как члены семьи махараджи, так и англичане.

После смерти своей матери, жившей в одном из крыльев дворца, бедная женщина стала жертвой паранойи. Евгения была убеждена, что ее родительницу отравили, а она будет следующей. Одиночество, тоска и нервный характер довели несчастную чешку до сумасшествия. Она решила уехать в Соединенные Штаты, где, по ее словам, у нее был один родственник, еще живой. Евгения остановилась в гостинице «Мэйденс» в Дели, чтобы подготовить документы к путешествию. Однако англичане всячески препятствовали ей, мешая получить визу и обменять деньги. 10 декабря 1946 года, охваченная приступом тоски, она взяла такси и отправилась к одному из самых известных памятников империи Великих Моголов, к минарету Кутб-Минар, высота которого достигала более семидесяти метров. Евгения поднялась на самый верх со своими двумя пуделями, взяла их на руки и бросилась вниз.