Сестры по крови или наследницы Киёмидзу (СИ)

- Не сомневаюсь. Эта дурная бабу дурачила нас с самого начала. Не исключено, что она что-то заподозрила и теперь пытается копнуть поглубже.

- В таком случае и Тенши….

- Не нравится она мне…. – бесцеремонно перебил подручного Мадара. – Слишком тиха и неприметна. Ее стоит опасаться вдвойне.

- В тихом омуте? – начал Пейн, бросив на синоби красноречивый взгляд.

-Черти водятся! – продолжил Учиха. – Не стоит забывать, что мы имеем дело с Киёмидзу. К тому же, слишком долго эта тихоня жила под крылышком своей сестрички, чтобы не перенять кое-какие ее качества. Не исключено, что изображая из себя бедную овечку, она просто пытается ввести нас в заблуждение, тем самым прикрывая замыслы сестрицы. Скажи, что докладывает Дейдара по этому поводу?

Пейн помедлил с ответом. Пройдя вперед в обход Лидера, он опустился на карниз, свесил ноги вниз, с какой-то отрешенной задумчивостью наблюдая как дождевая вода, скатываясь облицовке крыши, по стокам с шумом стекает вниз.

- Он утверждает, будто Тенши ничего не знает, прибывая в шоке от дезертирства сестры. Блефует?

- Может быть…. – помолчав, пожал плечами Учиха. – В любом случае, это необходимо выяснить. Дай знать Дейдаре, пусть будет наготове. Пора встряхнуть сестричек Киёмидзу!

====== Часть 34 ======

«Неуклюжая дура! Будь оно не ладно!»

Собравшись с силами, Наоми поднатужилась и, превозмогая пронзительную режущую боль во всем теле, оттолкнула одеяло. Крепко зажмурившись, она откинулась на подушки, дожидаясь, когда очередной приступ минует, параллельно прислушиваясь к звукам удаляющихся шагов.

Наконец-то Куренай ушла! Она так рьяно опекала ее, носилась с ней словно курица-наседка, что постепенно у Наоми, не привыкшей к столь бдительной заботе со стороны родственников, поступательно начало формироваться четкое убеждение в том, что в ближайшее время ей не удастся избавиться от ее навязчивой заботы. Однако девушка ошиблась. Назидательно заставив ее выпить горсть таблеток, прописанных врачом, куноити напоследок подоткнула одеяло, чтобы оно не свисало на пол, и покинула измученную не столько недугом, сколько опекой, потерпевшую.

И не то чтобы ей было неприятно внимание. Просто за годы скитаний, за годы службы Наоми отвыкла от нежности. Да и в клане как таковой участие не практиковалось. Считалось, что оно лишает ребенка, будущего ниндзя, самостоятельности, делает его слабым и мягкотелым. Проповедуя принцип «Живя в мире – готовься к войне» – в клане практиковали жесткую идеологию недопущения проявления на поле брани и в повседневности сентиментальности. Эмоции разрешались и, напротив, поощрялись, но только лишь сильные, такие как ярость, гнев, агрессия, ненависть и прочие. Чувствительность же и нежность, а так же связанные с ними чувства сопричастности общему делу, солидарности и уж тем более заботы, считались позорными, недостойными синоби, делающие ниндзя слабым, безвольным и зависимым от других. И раз эти качества когда-то на заре расцвета клана провозгласили неугодными, само собой разумеющееся, что в последствии их старательно вытравливали из нежных сердечек будущих Киёмидзу, подчас бесчеловечными методами, пытки, и публичные унижения, из числа которых были, пожалуй, самыми цивилизованными средствами воспитания. Однако подобным наказаниям подвергались самые нерадивые ученики, «плохо» справляющиеся с программой. В свое время Наоми без особых проблем прошла испытание эмоциями, по той лишь простой причине, что отчасти дерзость и своеволие были свойственны ее природе.

Тенши же, в отличие от нее, пришлось не сладко. Ей многое давалось с трудом, и внутри куноити искренне восхищалась упорством сестры, не опускавшей руки, чтобы не случилось.

Бесчисленное количество раз ее бичевали на площади за врожденную доброту и мягкосердечность?! И даже она тогда не решалась вмешаться, хотя в душе и желала вступиться за сестру. Это время было смутным для Наоми в том плане, что тогда она еще не знала жизни и не понимала самой себя. Ее идеология закончила свое формирование после предательства Хедеки. В тот миг даже клан не стал для нее авторитетом. Их вообще как таковой не существовало для нее, ибо они все рухнули вместе с падением веры в благородство и искренность чувств. За резкий критицизм и эпатажное поведение в общине ее считали безумной, но, тем не менее, это не мешало Совету клана регулярно искать у нее защиты и помощи!

Во всех жизненных ситуациях, Наоми полагалась только на саму себя, потому и нынешний диагноз доктора не стал для нее приговором и препятствием поступить, так как ей хотелось.

Она не имела привычки валяться в постели. Даже самая тяжелая простуда не могла долго удерживать ее в кровати. Вот и теперь, остро чувствуя парализующий тик, покалываниям откликающийся в конечностях, куноити не изменила себе. Кусая губы, она напряженно приподнялась на локтях, силясь приподняться, отчего на ее лбу блестящими капельками выступил пот.

Спустя несколько минут натужных стараний, ей, наконец, удалось сесть. Девушку мотало из стороны в сторону, но она не отступала. Во рту чувствовался стойкий привкус металла, сопровождающийся спазмалетическими позывами подступившей к горлу тошноты.

Комната качалась перед глазами, но, не смотря на это, упрямица изловчилась подняться на подгибающих ногах, судорожными ладошками вцепилась в деревянную спинку кровати. Скомканное в настойчивых потугах одеяло сползло на матрац, и только тогда девушка заметила, что на ней практически ничего нет. Спортивный лифчик пестрого малинового оттенка и в тон им, заниженные трусики-шортики не скрывали достоинств ее крепкого, подтянутого тела, по контрастности цветовой гаммы перекликались с горящими глазами татуировки змеи на спине.

Отсутствие одежды не удивило девушку. Вероятно, ее раздели при осмотре.

Обежав спальню взглядом, насколько позволяли возможности скованного недугом тела, Наоми так и не обнаружила веще в пределах досягаемости. Однако это ее не особо расстроило, и она довольствовалась тем, что подвернулось под руку. Завернувшись все в тоже одеяло, куноити нетвердой, подволакивающей походкой побрела к выходу из спальни.

Не в ее привычках оставаться в долгу и раз Какаши волею судьбы оказал ей милость, она отблагодарит его по-своему.

Какаши пошевелился. Что-то вкрадчиво коснулось его волос, взлохматив густые серебристо-пепельны¬е пряди длинной челки, падающие на сбившийся набок протектор банданы, затем крадучись, скользнуло по щеке, и потянулось к эластичной маске, скрывающей большую часть его лица, увлекая ткань вниз. Материя легко поддалась натиску, но прежде чему она успела обнажить и полдюйма его переносицы, дзенин стремительно распахнул глаза, перехватил тонкую кисть за запястье.

- Наоми? Почему не в постели? – хриплым ото сна голосом спросил он, откинув голову назад.

Наоми стояла позади него, грудью прислонившись к торцу дивана, и над своей головой он имел возможность видеть ее бледное, без единой кровинки, осунувшееся лицо, на котором словно два таинственных маяка светили подернутые поволокой туманности, воспаленные бирюзовые глаза, в сумеречном свете приглушенной торшером лампы, казавшиеся изумрудно-зелеными.¬

- Вы хорошо прячете свои сокровища, Какаши-сэнпай…. – ломая слог, очень тихо произнесла девушка. Ей было сложно говорить, особенно теперь, когда сильные пальцы синоби крепко сжимали ее запястья, заставляя шальную голову, кружится от наплыва неожиданных ощущений.

«Все же, как похож….»

Напряженный смешок, как всхлип на последнем издыхании вырвался из ее часто вздымающейся груди. Она склонила голову на бок, с усмешкой посмотрела на дзенина из-под полуопущенных век.

- И вероятно ваш хваленный эскулап оказался не так сведущ в науках, как предполагалось. Он даже элементарный диагноз не сумел поставить верно. Я вполне здорова, как видишь!

Какаши опустил глаза.

Блеф чистой воды! Наоми едва стояла на ногах, шатаясь, как тополь под порывами шквалистого ветра, но упорно цеплялась за иллюзию собственной стойкости. Своими неуступчивым поведением и нелогичными поступками, она заставила его по-иному взглянуть на себя.