Каменное сердце

— Они ходят к психологу, — сказала Мария.

— А ведь они были такой прекрасной семьей! — В голосе Гвен звучали вопросительные нотки. — Гордон обожал твою сестру. Просто обожал ее.

Мария выпрямила спину; она готова была ответить, но Гвен продолжала:

— Я никогда не забуду, как они встретились. Мы только и слышали от него «Софи, Софи, Софи» — постоянно! Я даже говорила Эду, что не могу больше слышать это имя. В колледже у Гордона была девушка, очень хорошая, такая милая, утонченная. Она была из Виргинии, закончила Брин-Мор. Он с ума по ней сходил. «Женись на ней», — говорила я сыну. Она понимала, что нужно мужчине — это было ясно с самого начала. Она была хорошенькая и нетребовательная, очень застенчивая. Когда она приехала к нам в Слокум, то удивила всех, приготовив роскошный обед из четырех блюд. Мне казалось, что она идеально подходит Гордону.

Но у них ничего не вышло. Когда он встретил твою сестру, я была не слишком довольна. Она была местная, никогда не выезжала за пределы штата, даже колледж закончила здесь. Я думала, что она… с интеллектуальной точки зрения… не была ему ровней, и считала, что они скоро расстанутся. Но бог мой, Гордон просто свихнулся на Софи. Он говорил, что она ужасно умная, готовит как шеф-повар, что Шелли — так звали его предыдущую девушку — ей в подметки не годится. Так что мне пришлось принять ее.

— И вы сделали это искренне? — спросила Мария, удивленная признанием Гвен. Она ждала, что та скажет: «Я с самого начала знала, что она ему не подходит». Мария чувствовала себя предательницей из-за того, что говорила с ней о Софи, но желала, чтобы Гвен закончила.

— Да. Искренне. Она была восхитительна. Эта фарфоровая кожа, за которую любая женщина душу продаст, чудесные волосы, потрясающая фигура. Великолепная женщина! Гордон от нее глаз не мог отвести. Я говорила ему, что в женщине главное это ум, преданность и красота. Именно в таком порядке.

— Да, Софи была именно такой, — согласилась Мария. Ее ум и ее красота — по крайней мере пока она не располнела — не вызывали сомнения. Свою преданность она не расточала понапрасну, но если уж находила объект для нее, то держалась до конца.

— Я рассказала ей, какие блюда Гордон любит больше всего, и Софи освоила их в мгновение ока. Она вообще все схватывала на лету. Кроме того, она была очень изобретательна: могла приготовить обед из остатков продуктов, найденных в холодильнике, и при этом казалось, будто на столе одни деликатесы. — Гвен встряхнула головой и отложила сигарету. — Гордон сделал из нее кумира. Он постоянно восхищался ею. Эд дразнил его, спрашивал, может он хоть раз начать предложение не со слов «моя жена». Гордон поставил ее на пьедестал. — Голос Гвен ослаб.

«Он не женился на живой женщине, а нашел себе объект для поклонения», — подумала Мария.

— Должно быть, нелегко было соответствовать… таким ожиданиям, — сказала она.

— Само собой, — фыркнула Гвен. — Само собой. Тебе не кажется это странным? То есть я понимаю, она твоя сестра, но ты не думаешь, что это просто удивительно — ей было трудно жить с человеком, который ее обожал?

— Я бы предпочла, чтобы меня любили, а не обожали, — ответила Мария.

Гвен помахала рукой.

— Не важно. — Несколько секунд она, нахмурившись, смотрела в пространство. — Дело в том, — возбужденно заговорила она, — что Софи испортила Гордону жизнь. Он отдал ей всего себя. Когда-то перед этим мальчиком были открыты все пути. Он мог стать политиком, профессиональным игроком в гольф, заниматься чем угодно. А вместо этого ему пришлось управлять отцовским бизнесом, который и без него шел отлично, и только для того, чтобы прокормить жену и детей. Со временем она страшно распустилась — никогда не видела ничего подобного. Грязные волосы, старая одежда… она выглядела как толстухи-клоунессы в цирке.

— Гвен, он бил ее, — произнесла Мария, едва сдерживаясь. Она готова была взорваться.

— Гордон бил ее? — спросила Гвен с апломбом певицы кабаре, выходящей на сцену.

— Да. Бил. Из-за него она попала в больницу. Он мучил ее, и ему было наплевать, что Саймон и Фло видели это. Он лишил ее уверенности в себе, — добавила Мария, давая выход своему гневу.

— От тебя и всей вашей семьи я становлюсь боль-ной, — сказала Гвен. — Вы всегда ставили себя выше остальных людей. Тебе нужна эта ложь для того, чтобы выгородить сестру, но я не хочу этого слышать. Мне нет до этого дела!

— Однако тебе было дело до Гордона, когда ты закрывала его в подвале с собачьим ошейником на шее! — закричала Мария.

Краска сошла с лица Гвен. Приоткрыв рот, она недоверчиво взглянула на Марию.

— О чем ты говоришь? — спросила она, содрогнувшись.

Мария уже не могла остановиться.

— Ты знаешь, о чем я говорю. Гордон все рассказал Софи. Хочешь знать, в кого ты его превратила? Он избивал мою сестру! Если есть желание поговорить о том, кто из нас больной… — В эту секунду Мария была готова ударить Гвен, но та взвилась со своего кресла.

— Я не собираюсь оставаться здесь и слушать эту чушь, — сказала она и вылетела за дверь.

Мария услышала, как во дворе хлопают дверцы машины. Хэлли, Джулиан и дети подъехали к дому одновременно с Дунканом. Она взглянула на часы: двадцать пять минут шестого. Дункан думал, что дети давно уехали. Мария услышала, как Хэлли завела с ним милую светскую беседу. «Мне кажется, этот белый флагшток, который вы установили рядом с мастерской, очень украсил ее», — говорила мать. И тут она увидела, как Гвен чуть ли не бегом направилась к ним, чтобы забрать детей. Ей не хотелось видеть выражение лица Хэлли, когда дети бросились обнимать Гвен, и Мария отвела глаза.

— Это слишком даже для пляжа, — заметила Хэлли, когда Гвен и дети уехали. — Ничего себе наряд!

Стараясь дышать глубоко и ровно, Мария направилась к матери и Джулиану.

Она осознавала, что, собираясь поздороваться с ними на улице, пытается избежать приглашения в дом. Ей до смерти хотелось расспросить Хэлли о том, подозревала ли она, что Софи была беременна в третий раз, однако еще сильнее хотелось, чтобы сейчас мать уехала. У Марии не было настроения общаться с ней.

— Как вам понравилось в «Волшебном порту»? — спросила Мария.

— Все прошло отлично, — ответила Хэлли. — Можешь себе представить, они ни разу не были на борту китобойного корабля, который там стоит. Саймон был от него в восторге. Он хочет стать капитаном китобоя, когда вырастет.

— Вообще-то он этого не говорил, — хихикнул Джулиан. — Насколько я помню, это ты сказала, что он мог бы стать отличным капитаном китобоя.

Мария улыбнулась храбрости Джулиана, с которой он оспорил предложенную Хэлли версию событий.

— На прошлой неделе, возвращаясь с рыбалки у Рейса, Джим видел малого полосатика, — произнес Дункан.

— Кит в проливе Лонг-Айленда? — удивился Джулиан.

— Когда я была маленькая, в проливе их было полно, — сказала Хэлли. — И китов и дельфинов. Целые стаи — так говорят о китах?

— По-моему, у них не стаи, а стада, — заметил Дункан.

— Спасибо, дорогой. Кстати, как поживает твоя мать?

— Хорошо, спасибо.

— Скажи мне вот что, — понизив голос, обратилась Хэлли к Марии. — Она говорила с тобой о Софи?

— Да, и довольно долго.

— Я в этом не сомневалась. Она наверняка настроена против этого тюремного концерта.

— Она о нем даже не упомянула, — ответила Мария, чувствуя, как выходит из себя. — А почему ты вспомнила об этом?

— Я уверена, что по ее мнению, это скандал — заключенные, разыгрывающие концерт, — сказала Хэлли высокомерно.

— Она ни слова не сказала о концерте. По-моему, это ты считаешь концерт скандалом.

— Если он пойдет Софи на пользу, я буду только рада, — произнесла Хэлли.

Оставшись наедине с Дунканом, Мария устроилась на диване, положив голову ему на колени и глядя в потолок. Она пыталась успокоиться; ее сердце все еще учащенно билось после ссоры с Гвен.

— Алисия звонила мне, — сообщил Дункан.

— Она сказала, что мы с ней встретились?